Питерские монстры - Вера Сорока
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бегонии повернули все свои красные головы в сторону Маргариты.
– Сегодня мне нужно привлекать внимание буквально каждого.
– Я был внимателен с самого начала, – сказал маленький Макс.
– Очень это ценю, – совершенно серьезно ответила Маргарита. – Так что же, – она обратилась к цветам, – как умер этот человек?
– Его брат!
– Брат!
– Брат вытолкнул!
– Брат подошел!
– Брат сзади!
– Потом стоял и смотрел!
– Брат никого не звал!
– Брат! Брат специально!
– Брат! Его брат!
– Ша! – сказала Маргарита, заглушив цветочный гул. – Парламентер, давай ты. По порядку.
– Они жили наверху с братом и породившей их женщиной. Старой. Сидели на подоконнике ночью. Пили жидкость. Потом кричали. Потом снова пили жидкость. Потом брат подошел сзади и толкнул этого в спину. И этот упал и умер. И женщина, породившая их, решила, что он самоубился. И сказала закопать его в другой земле. За забором.
– Вы слышали? – спросила Маргарита.
Призрак ничего не ответил, он просто начал оседать, разжав ладонь и выпустив руку Маргариты.
Она снова взяла его за руку, поморщившись, и опустилась рядом. Взглядом показала маленькому Павлику и маленькому Максу помочь ей. Маленький Павлик обнял призрака, а маленький Макс помедлил в нерешительности, а потом все-таки взял призрака за другую руку.
И запомнил это ощущение на всю жизнь.
– Как вас зовут? – спросил маленький Макс.
– Анатолий Сергеевич. Толя. Меня звали Толя, – ответил призрак.
– Толя, вы хотите уйти или хотите еще немного пожить со мной в комнате? Я буду читать вам книги.
Призрак посмотрел на маленького Макса, как будто увидел впервые.
– Я могу решать сам?
Павлик стоит напротив волка. Дрожит всем своим маленьким заячьим телом. Он с трудом сдерживается, чтобы не побежать.
Волк смотрит.
– Макс, я слышу тебя. Я слышу, как тихо у тебя на душе, – говорит Павлик.
Волк смотрит.
– Помнишь ту историю с призраком? Он сам выбрал стать призраком. С тех пор я хочу думать, что решаем только мы.
Волк смотрит. Волк слушает. Пытается слушать.
– Нам нужно вернуться в дом, – начинает Павлик, но волк бросается на него и одним веками выверенным движением прокусывает хребет.
Но горб защищает. Вместо крови из зайца льются исписанные неровным почерком тетрадные листы.
Волк замирает и от удивления разжимает пасть. Неосознанно читает текст, и этот текст становится первыми его мыслями. Потом приходят другие. Уже его: «Надо бежать, надо спасти Павлика. Надо убить трех сестер».
Заяц отскакивает и пятится. Пача собирает разлетевшиеся листы, филин насмешливо угукает.
– Павлик, – говорит Макс пастью, не предназначенной для таких звуков.
Его слова гулкие и весомые, как в парадной детства.
И заяц становится Павликом. И Павлик тянется, чтобы погладить Макса по жесткой шерсти.
– Я знаю, как убить сестер, – говорит Максим.
Туман подползает ближе, чтобы послушать. Филин отгоняет его взмахом огромного крыла.
– Говори, – говорит он.
Впятером они идут к охотничьему дому. Павлик, Макс, пача, филин и приставший к ним туман. Макс все еще волк, сколько бы раз Павлик ни произносил его имя. Макс немного боится, что ему просто понравилось быть волком и он уже не захочет становиться собой.
Из щели в крыльце поднимается призрак кошки, садится у дома и пытается умываться, но из-за сломанной шеи голова постоянно запрокидывается набок. Котята играют вокруг нее, точат когти о трухлявые ступени.
– Уходите, – говорит мертвая кошка. – Бегите, пока можете.
В мертвую кошку летит грязный сандалик. Кошка по привычке пытается увернуться, но не успевает. Сандалик пролетает сквозь нее.
Девочка снова развязывает бант на платье. За ночь она как будто стала старше.
Она пытается накинуть пояс на филина, тот уворачивается. Делает над ней круг и гадит ровно ей на шляпку.
– Выкуси, лярва! – кричит он и роняет перо.
Старуха с бубенцами в волосах поднимает его и шепчет, чуть плюясь сквозь гнилые зубы. Она тоже постарела за ночь.
«И ее скоро закопают», – думает Макс.
Филин вдруг складывает крылья и падает на землю. Он уже не огромная красивая птица. Он похож на обычного окоченелого воробья с обычной зимней улицы.
Павлик бросается к филину и тут же чувствует на шее засаленный пояс старухи со все еще красным ртом.
– Глупый зайчишка.
Макс скалится и рычит. Хватается зубами за пояс, который душит Павлика. Пача шепчет что-то туману, и они незаметно отходят.
Алиса спустилась к очередному мосту в поисках архитектора. Но там были только панки и рыбаки. Одни слишком громкие, другие чересчур тихие. Алиса закурила, встала между ними и посмотрела на воду. Достала теплый шар и бросила в реку.
Сначала произошло ничего. Ничего длилось некоторое время, потом в реке появился водоворот. Он покрутился вокруг себя недолго, потом устал и пропал.
Алиса так и не поняла, понравился реке шар или нет.
– Красивый камень, – сказал кто-то из-за спины Алисы.
Она обернулась, но сзади никого не было.
– Смотри на меня из-за плеча – иначе не увидишь, – сказал кто-то.
Алиса отвернулась и посмотрела правильно.
– Здравствуйте, – сказала Алиса. Ей почему-то было очень тревожно этим вечером. И сейчас стало тревожнее всего. – Это вы архитектор?
– Художник мостов, – поправил он. – Я шанижа.
Алиса слышала про шаниж. Они были редкостью – один-два на целый город.
– А я уррнака, – сказала Алиса.
– Редкость повстречать такую редкость, – ответил шанижа и улыбнулся.
Его улыбка была похожа на перевернутый мост. Алисе стало тепло, она тоже улыбнулась, но не так радостно.
– У меня есть вопрос про дом. Может, вы сможете помочь.
– Некоторые дома – по сути своей мосты. Особенно в этом городе. Вот пойдешь по коридору в плохую погоду и придешь на болота. Но я стараюсь чинить такие неприятности. Никому не нравится сделать себе чай и по дороге в спальню попасть в темный лес.
– Соглашусь. Вот. – Алиса протянула за спину гладкий шарик. – Такие штуки падают у меня из стены. Вы знаете, что это?
Алиса различила плавное движение – шанижа взял шар.
– Надо думать, – сказал шанижа и ушел.
Алиса почувствовала, что за спиной никого нет.
Макс как будто весь превращается в зубы – желтые волчьи клыки, которые никогда никого не выпускали. Но как бы Максим ни сопротивлялся, петля на шее Павлика все равно затягивается.
– Какая веселая игра, – говорит старуха с бубенцами в волосах.
Из тумана появляется ржавая коса и сносит ей голову. Голова скатывается со ступенек, бубенцы весело звенят. Мертвая кошка, как будто не в силах сдержаться, ловко укатывает бубенец лапой. Котята забираются на отрубленную голову. Их маленькие лапки смешно соскальзывают с длинного старушечьего носа.
Пача появляется на другой стороне ржавой косы, гладит туман. Туман радуется – старухи никогда его не ласкали.
Макс почти разгрызает пояс, который душит Павлика, но тут чувствует на своей шее легкий розовый бант.
Макс немеет.
– Плохая собачка, – говорит девочка. Она не обращает внимания на отрубленную голову сестры.
Павлик больше не хрипит, а просто держится за шею и дышит тяжело и шумно, как будто через духовой инструмент.
Рука мертвого тела вдруг оживает и начинает разминать пальцы в старушечьих пятнах. Вместе с телом ползет к отрубленной голове.
– Вставай, сестрица, земля сегодня холодная, – говорит ей девочка.
И безголовая сестрица медленно встает, ловя баланс руками. Выпрямляется, подбирает собственную голову.
– Больше никаких игр, – сердито говорит голова.
Пача снова пытается напасть, но старуха со все еще кровавым ртом выхватывает пачу из тумана. Приподнимает его над землей и брезгливо откидывает. Пача ударяется о стену дома. Туман волнуется и кидается к нему. Макс склоняется над пачей, который так удачно приземлился совсем рядом, и царапает когтем на трухлявом доме: «Аманита Палудоса, Аманита Верна, Аманита Цитрина».
– Назови их! – Макс бессловно кричит паче по-волчьи. – Слово, сказанное писателем, имеет силу!
Старуха со все еще кровавым ртом резко дергает пояс, чтобы сломать Павлику шею, но пача оказывается быстрее старой засаленной тряпки.
– Аманита Верна, ты мертвая отныне и навсегда! – кричит пача.
