Питерские монстры - Вера Сорока
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старуха со все еще красным ртом падает на землю. Павлик снова дышит.
– Аманита Палудоса, – говорит пача, – ты мертвая отныне и навсегда!
Старуха с головой в руках падает на землю.
Девочка понимает, что она следующая, и бежит в дом.
– Аманита Цитрина, ты мертвая отныне и навсегда!
Девочка падает на старух.
Старый засаленный пояс становится просто поясом, бант – просто грязным бантом.
Павлик кладет руку на филина и чувствует, как его птичье сердце снова бьется.
Пача по-детски прикрывает рот ладонью.
– У меня получилось! Значит, я настоящий писатель?
Макс собирается ответить, но звериным чутьем замечает движение. Он хочет, чтобы это были котята-призраки, но котята уже убежали – это старуха снова подтягивает к себе отрубленную голову.
– Грибница, – хрипит Павлик и показывает на дом. – Надо сжечь грибницу.
Шанижа появился ближе к рассвету. Алиса посмотрела на него через плечо.
– Крайне любопытная вещица, – сказал шанижа. – Очень хорошая. И красивая.
– Но вы не знаете, для чего она? – уже догадалась Алиса.
– Не имею ни малейшего представления.
Алиса закурила.
– Позвольте и мне?
– Последняя.
– Разделим? Вы не брезгливы?
– Ничуть. – Алиса затянулась и передала сигарету за спину.
– Тайны – это не всегда плохо. Пусть эта тайна придает вашему дому шарм. Как хороший фарфор и деревянные полы.
– Мне казалось, эта тайна из тех, которые хотят перестать быть тайнами. К тому же эта тайна слишком объемная – места в гостиной наверняка уже не осталось. – Алиса осторожно взяла укоротившуюся сигарету.
Шанижа попробовал теплый стеклянный шар на зуб.
– Довольно твердо, могу использовать для строительства некоторых мостов. Станете моим поставщиком.
– Идет, – сказала Алиса, и они странновато, задом наперед, пожали руки. – Скажите, вам не мешает, что никто не может посмотреть прямо на вас?
– А вам не мешает постоянно чувствовать дождь?
Алиса усмехнулась.
– Мне даже нравится, – сказал шанижа, – я точно знаю, что собеседник сосредоточен на разговоре со мной. Иначе зачем этот разговор, верно?
– Верно, – ответила Алиса, почему-то волнуясь еще больше.
– Макс, – говорит пача.
Но ничего не происходит.
– Не работает, – огорчается он. – Почему не работает?
Максим догадывается, но вслух не говорит. Да и не может.
Все вместе стаскивают сестер в дом. Пача плетет из бороды веревку.
– Надо бы привязать, а то разбегутся, – поясняет он. – Из моей бороды самые крепкие веревки – это факт.
Павлик привязывает старуху со все еще красным ртом к столу, вросшему ногами в пол. Максу кажется, что дом волнуется, чувствуя неладное. Филин привязывает девочку, которая уже начинает оживать. Пача привязывает тело подальше от головы с бубенцами.
Павлик достает из куртки спички.
«Всегда носи с собой огонь», – говорила Маргарита.
«Метафизически? Как Данко?»
«Лучше физически, как Прометей. Хотя оба кончили так себе», – сказала тогда Маргарита и дала Павлику спички.
Павлик поджигает спичку и бросает в дом. Потом еще и еще. Филин расправляет огромные крылья и машет ими, чтобы пламя наконец разгорелось. Он машет и матерится.
И неизвестно от чего – от ругани или взмахов, но охотничий дом горит все сильнее.
Горит и горит.
И горел.
И догорает.
Павлик, Макс, пача и филин стояли и любовались огнем. К ним присоединились мертвая кошка с котятами, и призрачная лошадь, и даже неизвестно откуда взявшаяся улитка.
– Хорошо горит, – сказал пача.
Макс подумал, что пача еще научится правильно молчать в конце.
– Я развею пепел, – пообещал филин.
– А я закопаю пепелище, – сказал пача.
– А я скрою это место навсегда, – сказал бы туман, если бы мог говорить.
– А мы поедем, наверное, – начал Павлик и покосился на волка. – Электрички уже ходят.
– Ты знаешь… – начал Макс неудобной пастью.
– Да погоди ты. – Филин отодвинул Макса за спину. – Зайчиш, ты пойми, любому писателю иногда нужно побыть волком. Это нормально. Пусть развеется.
– Я присмотрю, – пообещал пача.
Макс был таким убедительным волком, что Павлик почти согласился.
– Ты уверен? – спросил он. – Но что я скажу Алисе?
– Что я немножечко погуляю и вернусь, – с трудом говорит Макс. – Через неделю. Я нашел хорошую крышу, посмотрим с нее закат, а потом полнолуние. Оно как раз через неделю, я чувствую.
Павлик погладил Макса по лобастой башке.
– Буду ждать твоего возвращения.
Пача, филин и волк проводили Павлика на электричку. Павлик помахал им и пошел по ходу поезда назад. Сел в вагоне рядом с собой маленьким. Таким маленьким, который еще не знает, что его лучшим другом будет волк. Пусть и всего на неделю.
Алиса так вымоталась за эту ночь, что не было сил идти домой. И метро еще было закрыто. Она зашла в дом, где жил магазин неизданных книг, села на ступеньку и принялась ждать Павлика.
Алиса закрыла глаза и уже начала видеть бессвязные, но очень логичные образы. Рука разжалась, и из нее выпал теплый гладкий шарик. Запрыгал по ступенькам, врезался в стену и врос в нее.
– Откуда у тебя это?
Алиса открыла глаза, не до конца понимая, что есть сон, а что – сон, но в меньшей степени.
– Откуда у тебя это? – повторил дом.
Алиса достала еще один гладкий шар.
– А что это?
– Дыхание дома. Его короткий выдох.
Алиса встала от волнения.
– Это его дыхание? Но почему оно стало вещественным?
– Потому что твой дом заболел, – ответил дом.
– И как мне его лечить?
– Примерно как и людей – заделай дыру и почитай ему вслух. Что-то хорошее. Про муми-троллей, например.
– Спасибо, – сказала Алиса. – Я пойду. Пойду его лечить.
– Не затягивай, – гулко сказал дом.
Они втроем сидели на крыше.
– И что, просто дыхание дома?
– Да, – ответила Алиса, которая только что передала тайну.
– А у тебя больше не осталось?
– Не-а.
Макс с Павликом немного расстроились.
– Только по одному для каждого из вас, – улыбнулась Алиса и раздала им еще теплые гладкие шарики.
– Смотри, смотри, садится! – крикнул Павлик.
Солнце садилось медленно и неотвратимо быстро.
– И почему никогда не надоедает? – спросил Макс.
– Потому что мы каждый раз боимся, что оно передумает и мы лишимся ночи? – предположила Алиса.
– Я все никак не могу понять другую штуку. Если ты писатель, то каждое сказанное тобой слово должно действовать на реальность. Попробуй, – сказал Павлик и дал Максу монетку. – Скажи, пусть станет птицей.
И Макс попробовал.
– Будь птицей! – сказал он.
И ничего не произошло – монетка осталась монеткой.
– Не знаю, почему не работает. Некоторые слова получаются весомыми, а некоторые – не важнее тополиного пуха. С рассказами так же.
– Жаль, – сказал Павлик, – прекрасно видя Макса и Алису в темноте. – А как было бы здорово хоть немножечко управлять этим миром, ну потому что…
Павлик говорил, говорил, а Макс думал: «Все-таки хорошо, что мы снова вместе, пусть и немного хочется повыть на луну». А еще Макс думал о лошади. Как она там, в тумане…
* * *
– Анатолий, посветитесь посильнее, пожалуйста, мне плохо видно.
– Дед сказал выключить свет и спать еще два часа назад.
– Хорошо. – Маленький Максим захлопнул книгу, незаметно заложив нужное место. – Если вам не интересно, чем кончилось, будем спать.
– Чисто технически свет мы выключили, – сказал призрак и засветился сильнее.
Маленький Макс открыл книгу и продолжил.
Капарóт
Петух смотрит, как Моше Лейбович отчаянно пытается спать. Час, еще час. И еще половина. Моше быстро нажимает кнопку будильника. Трет глаза. Не смотрит на петуха.
Моше огромен и так сильно некрасив, что это вдруг становится притягательным.
Чуть за полночь Моше неловко достает петуха из клетки и выходит из дома. Петух под мышкой теплый и неудобный – постоянно приходится перехватывать. Красный хохолок лежит на боку, как будто уже пролилась кровь.
Моше кивает двум знакомым, тоже с петухами в руках, и продолжает идти, чуть скользя по неровной иерусалимской плитке.
– Птицу нужно брать в правую руку, – говорит рав Шауль.
– Ребе Шауль, я левша, – говорит Моше, – какой рукой мне крутить петуха?
Рав Шауль делает вид, что не слышит. Рав Давид всегда слышал Моше. При ребе Давиде все делали капарот не с птицами, а с деньгами – трижды крутили их
