Питерские монстры - Вера Сорока
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексей Петрович, не касаясь, осмотрел гладкий шар.
– Мне это противно, – заключил он.
– И что это значит?
– Значит, что это не имеет никакого отношения к деньгам. Пока.
– Я понимаю. – Алиса достала мешочек с монетами.
Алексей Петрович облизнулся.
– Так что это может быть?
Алексей Петрович с явным усилием перевел взгляд с мешочка на шарик.
– Возможно, это какое-то сокровище, хранящееся между стенами? Вы в стену заглядывали?
– Заглядывала. Там пусто. Пусто, тепло и сыро.
– Естественно, сыро. – Алексей Петрович еще раз длинно посмотрел на мешочек с монетами. – Алиса, скажу честно, если вам нужно идеальное укрытие, это ко мне. Если хотите поселиться внутри карусели, внутри трамвая или внутри памятника, это ко мне. Я могу даже в Эрмитаже поселить. Правда, временно. Короче, я знаю все о тайной недвижимости этого города. Но сами дома меня интересуют мало. Сходите к архитектору, он больше прислушивается ко внутренности дома.
– Спасибо, – сказала Алиса чуть разочарованно и пододвинула монеты. – Приятного аппетита.
Зайцу не нужно видеть, за него видят сильные задние лапы и мохнатый подвижный нос. Заяц разгоняется так быстро, что на поворотах его легкое заячье тело заносит. Он не сильно, но обидно ударяется, врезаясь в несколько стволов.
Где-то ухает филин. Волк уже близко. Заяц не видит, но чувствует, как лениво наползает предрассветный туман.
Волк сбавляет скорость. Бежит ровно – в его сердце метроном. Дыхание как у спящего – когда ни о чем не думаешь, не о чем и волноваться.
Волк видит полупрозрачный скелет лошади и лес сквозь нее. Она беззвучно трясет костяной гривой, пьет туман, как будто наращивая собственную вещественность. Спустя несколько минут деревья за лошадью уже почти не видны. Волку кажется, что он слышит ржание и похрапывание. Он останавливается, прислушивается, но от тумана мир становится еще тише.
– Меня съели три сестры, – жалуется лошадь, – а потом отпустили поиграть.
Волк не слышит. Волк клацает зубами на туман и бежит дальше. За кровью зайца.
Заяц чувствует дыхание волка, чувствует его жар, чувствует запах его вонючего меха. Сжимается, понимая, что сейчас будет боль.
Сильным толчком зайца сбивают с ног, и душа его поднимается над мертвым лесом.
– Почти не больно, – думает заяц. Хотя и чувствует когти в своем горбу.
Заяц внезапно ощущает и свой горб, и сильные лапы, и наивно-короткий хвост. Настоящие и вполне живые.
Сверху что-то ухает.
– Поставьте меня, пожалуйста, – просит заяц.
Когти вжимаются глубже.
– Вы псих? Зачем вы меня похитили?
– Сам ты псих. И душевно слепой, – отвечает филин.
Филин опускается на ветку огромного дерева.
– Не дергайся, – говорит филин. – А то пизданешься. А тут высоко.
– Кто здесь? – спрашивает заяц.
Его слух обострился настолько, что слышно журчание крови в венах. Слышно, как в рукописи бренчат буквы, стоящие не на своих местах.
– Ему бы глаза, – говорит кто-то.
– Могу дать только ночные. Дневных и самому мало.
И филин дает зайцу ночное зрение.
И Павлик в теле зайца снова видит.
На стволе огромного дерева он видит старика с длинной-длинной бородой и такими белыми волосами, что больно смотреть.
– Вы пача? – на заячьем спрашивает Павлик.
Но пача понимает. Он вообще хорошо понимает лес.
– Это вы просили привезти рукопись?
– Я-я-я! Это я! – горячо заверяет его пача. – Я ждал, я так ждал! А потом так устал ждать, что уснул. Простите меня, пожалуйста.
Павлик лапой пытается дотянуться до горба с рукописью. Не получается.
– Пока не знаю, как вам ее отдать.
– Это ничего, это решаемо, – отмахивается пача.
– Послушайте, зачем вам эта рукопись? Ведь вы не сможете взять ее с собой. Проснетесь в новом месте, а рукопись останется здесь. Недочитанная.
– Так ведь это моя, моя рукопись. Моя! Я работал над ней пять лет. Съедал каждый вечер и каждое утро выплевывал. Но недавно нечаянно уснул. И все. И нет рукописи. Я обыскал весь лес, но так и не нашел. А там пять лет работы, понимаете?
Павлик понимает, хотя и не до конца. Макс бы понял полностью.
– Но Поллианна Витальевна сказала, что может решить мою проблему. Она дивная женщина. Такая кроткая и услужливая.
Сам Павлик удивляется словам о кротости Поллианны Витальевны, в то время как его заячьи уши нервно дергаются на звук. Павлик слышит, как волк подходит все ближе.
Волк приближается к огромному дереву и видит на его ветке огромного филина, старика и зайца. Его зайца. Непроизвольно облизывается.
– Кажется, ваш друг пришел, – говорит пача. – Он у вас всегда такой кровожадный?
– Изредка, – отвечает Павлик и смотрит вниз. Заячьи инстинкты говорят бежать.
– Вы не могли бы опустить меня вниз? – спрашивает Павлик у филина.
– Говно вопрос, – отвечает филин. – Только он ведь тебя сожрет.
– Постараюсь договориться. Раньше мы всегда друг друга понимали.
– Значит, ты Максим, – утвердительно сказала Маргарита.
Маленький Макс кивнул. Он еще никогда не видел настолько красивых женщин.
Маргарита села на маленькую кровать маленького Максима, достала мундштук и закурила.
– Дедушка говорит, что курение убивает, – сказал Макс.
– Дедушка прав. Но призраку второй раз умереть не страшно, а вам, – Маргарита осмотрела мальчиков, – пока еще очень рано. Получается, никому, кроме меня, это не повредит. – Значит… – Маргарита обратилась уже к призраку. Ее голос зазвучал звонче и больно отдавался в ушах. – Значит, вы недовольны своим существованием?
Призрак посмотрел на нее без интереса, как смотрел за окно или на ковер.
– Я его заслужил. Целиком и полностью.
– Можно поинтересоваться, чем?
Призрак грустно посмотрел на Маргариту и ушел в шкаф.
– Сядь, – сказала Маргарита так, что все люстры на всех пяти этажах дома мелко задрожали.
Призрака как будто кто-то вынул из шкафа и усадил обратно на стул.
– Весьма убедительно. – Он поправил воротник на своей полупрозрачной рубашке. – Я отвечу на все ваши вопросы. Но не при детях же.
– Почему это? – Маргарита искренне удивилась. – Вы думаете, им не любопытно узнать, что с вами произошло? Или вы, может быть, думаете, что они не знают про смерть? Поверьте, они все знают. Рассказывайте.
– Я точно не помню, – через несколько минут аккуратно начал призрак. – Но я вышел в окно. Покончил с собой. Понимаете?
Маргарита кивнула. Маленький Макс и маленький Павлик переглянулись.
– Вы помните, из-за чего так сделали?
– Смутно. Но, кажется, меня похоронили за кладбищенской оградой, поэтому я стал неупокоенным призраком.
– Не очень-то складно, – дымно вздохнула Маргарита. – Смерть – весьма травмирующее событие, которое многие предпочитают забыть. Или даже исказить. Мало кто помнит собственную смерть. Уж поверьте, мы всеми силами пытаемся ее не заметить.
– Вы это к чему?
Маргарита открыла окно и по пояс высунулась наружу.
– Прекрасно, – сказала она и взяла призрака за руку.
Он вздрогнул, но вырываться не стал.
– Там внизу есть свидетели вашей смерти. Земля все видит и помнит. Она наблюдает деревьями, наблюдает травой, наблюдает цветами. У них мы и спросим.
Маргарита крепче сжала руку призрака и подвела его к порогу.
– Будет больно, но, если вы хотите перестать быть призраком, нужно немного потерпеть. Если вам станет от этого легче, я тоже испытаю некоторые неудобства.
Маленький Павлик, маленький Макс, Маргарита и призрак спустились к клумбе с цветами.
– Видите эти петуньи? Посмотрите внимательно. Когда-то их предки напились вашей крови. Они знают все. Спросим у них.
Цветы отвернулись. Маргарита изогнула бровь и обошла клумбу.
– Массовая акция протеста?
– Мы бегонии, – за всех ответила самая красная бегония.
– Парламентер, – сказала Маргарита. – Великолепно. Прошу меня простить за эту досадную ошибку.
Бегонии снова отвернулись.
Маргарита взяла цветок в ладонь и сказала нежно:
– Послушай меня, маленькая фотохромная дрянь, если ты не будешь разговаривать, я пересажу тебя в отдельный горшок и буду давать ровно столько солнца и столько воды, чтобы ты мучилась, но не умирала. А потом отдам моей знакомой. Она
