Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Прадед продолжает муштровать свой отряд самообороны. Оборонительные укрепления возле поместья – просто фантастика! Кроме тех дежурств, что были, он ввел еще одно – в предрассветных сумерках. Ему все говорят, что вторжение крайне маловероятно. Прадеда это очень огорчает. Он до сих пор мечтает о настоящем сражении. Я его очень люблю, но иногда прадеда заносит. Он тут недавно написал письмо в «Таймс» насчет так называемых универсальных костюмов. Их теперь везде шьют, чтобы экономить ткань. Прадед узнал, что к таким костюмам полагаются жилетки, вот и разразился гневным письмом в газету. Он считает, что никаких жилеток не надо и вообще мужчины могут обойтись без новых костюмов. Прадед писал, что свой костюм носит с 1925 года и тот у него как новый. Словом, прадед был жутко доволен своим письмом.

Я тебе писал, что Билли Миллер, брат Барти, женился на местной девушке по имени Джоан. Это было в прошлом году. В сентябре у Джоан должен родиться ребенок. Она говорит, что будет двойня.

Эми у нас просто потрясающая наездница. Выделывает такие прыжки. Прабабушка ею очень гордится. Они постоянно катаются вместе. Прабабушка молодец. Я не знал, сколько ей лет. Адель сказала, что нашей прабабушке за восемьдесят, а она по-прежнему несколько часов в день работает на ферме. Там сейчас полно девушек из «Земледельческой армии». Некоторые очень даже симпатичные.

Адель стала веселая. Она в Эшингеме делала снимки для какого-то журнала мод. Их там напечатали. Снимки очень понравились, и ее попросили сделать еще.

Насколько я знаю, дядя Джайлз сейчас на Сицилии. Тетя Хелена приезжает в Эшингем, но очень редко. Джей пока в Англии. Ну, я так думаю. У него вроде такая служба… Сам понимаешь. В Рождество мы познакомились с его девушкой Тори. Очень красивая. Барти так и служит в ЖВТК. Ей нравится. Похоже, у них там очень интересно.

А еще все взрослые жутко радуются, потому что Кит написал книжку. Все его поздравляют с успехом. Говорят, книжка очень интересная. Сам я ее не читал. Она еще не напечатана. Есть только эти… как их… корректурные гранки. Это такой специальный термин издательский. Может, мне тоже пойти в «Литтонс», когда вырасту? Но мне больше нравится банковское дело. Наверное, я пошел в твоего отца и моего деда. Мне очень легко дается математика. И история. Искусство тоже, конечно, интересно. Правда, это больше для девчонок, но мне все равно нравится. Я тут много играю в регби, но я не в лиге Ру. Не слишком-то приятно, когда тебя побивает младший брат, но я к этому привыкаю.

В прошлое воскресенье за нами приезжала мама. Мы по ней соскучились. Она очень много работает в «Литтонс» и почти не выезжает из Лондона. По-моему, в Лондоне все-таки опаснее, чем в Эшингеме, хотя сейчас бомбят поменьше. Работа маме очень нравится. Выглядит она замечательно.

И это еще не все новости. Я много думал, написать тебе или нет, но потом решил написать, потому что другие тебе об этом не напишут. Прабабушка и дед оба считают, что ты должен знать. Я слышал их разговор. Они сказали, что и ММ того же мнения. Я тоже. Мама запретила нам писать тебе об этом, поскольку у тебя и так разных забот хватает. Но тут я ее не понимаю: чего из этого делать секрет? Словом, новость такая: мама родила ребенка. Сейчас он уже подрос. Ему год. Симпатичный такой мальчишка, веселый. Очень похож на Ру. Зовут Фергалом. Представляю, как мама рассердится, когда узнает, что я тебе написал, но дальше скрывать это от тебя просто нечестно. Я попытался представить себя на твоем месте. Хотел бы я знать? Я решил, что хотел бы. И потом, чего тебе волноваться? Малыш сейчас в Эшингеме. Нэнни с ним возится, и все помогают. Так что у тебя нет никаких причин для волнений.

Ну вот, вроде все написал. Правда, длинное письмо получилось? Ответь мне сразу же, как только сможешь. Береги себя.

Твой любящий сын Генри

Бой несколько раз перечитал письмо сына, и с каждым разом его злость возрастала. Как Венеция смела так с ним поступить? Родить ребенка и ничего ему не сказать! Это просто чудовищно. Боя удивляло, что ни у кого в Эшингеме не нашлось смелости сообщить ему.

А его бывшая женушка даром времени не теряла. И ведь ни словом не обмолвилась, что в ее жизни появился какой-то мужчина. Постаралась все сохранить в тайне. Вероятно, он сейчас тоже в армии. Но не в такой дыре, как Северная Африка, а в Лондоне или где-то поблизости. Тогда ее работа в Лондоне – очень удобная маскировка. Детям она, наверное, внушила, что ребенок – от их отца. Они и сами так подумали. Все-таки еще малы и не понимают, что такое развод. Тем более что он постоянно появлялся у них дома. И потом, они с Венецией договорились: при детях вести себя так, словно ничего не случилось. Ее счастье, что ребенок похож на Ру. То есть похож на Венецию. Будь у него светлые волосы и голубые глаза, вот бы она покрутилась, придумывая объяснения! А что за дурацкое имя она дала малышу? Фергал! Глупее ничего не придумала!

Бой чувствовал себя как после хорошей встряски. Стало быть, она закрутила с тем парнем почти сразу же, как он покинул Лондон. И роман успешно развивался. Ребенку сейчас год. Значит… Бой лихорадочно произвел подсчет… Значит, ребенок был зачат через два или три месяца после его последней ночи с Венецией. А он-то думал, что та ночь для нее очень много значила. Какой же он был дурак! Абсолютный, непроходимый дурак. Говорил ей тогда, что по-прежнему ее любит и хочет воссоединения. Слава богу, никто не знает про их недолговечное воссоединение. Крайне недолговечное. С кем же Уиллоби-Кларк ее тогда видел? Бой ругал себя за то, что гордость не позволила ему поподробнее расспросить друга. Теперь уже не спросишь. Эту тайну Уиллоби-Кларк унес с собой в могилу. Боже, сколько прекрасных друзей ты растерял за эти полтора года, Бой Уорвик!

Война – грязное занятие. Абсолютно грязное. Бой был по горло сыт Северной Африкой с ее жарой и кровососущими насекомыми. Черт бы подрал этих ненасытных тварей! Конечно, сейчас боевой дух английских войск укрепился. Окинлек, их новый генерал, вроде толковый вояка. Возвращение Тобрука и Бенгази воодушевило их всех, и тем не менее люди устали. Устали и разочаровались. Вот и он чувствовал себя уставшим и разочарованным. А еще – невыразимо несчастным. Ведь он, Бой Уорвик, ждал совсем не этого, когда клялся защищать короля и родную страну. Он никак не думал, что жена, с которой он восстановил отношения, обманет его через несколько недель после ее клятвенных заверений в своей любви к нему. Он не ждал, что она родит ребенка от любовника и что у нее даже не хватит смелости сообщить об этом бывшему мужу.

Бой посмотрел на часы. Еще час до обеда. Ему надо выпить. Несколько порций. А потом написать Венеции и сказать ей… Бой подозвал сержанта, исполнявшего роль бармена в офицерском баре, и велел принести еще порцию виски. А что он ей может сказать? Они ведь официально развелись. Юридически Венеция имела полное право вступать в интимные отношения с другим мужчиной и рожать ребенка от этого другого. Нужно притушить эмоции и спокойно подумать. Взять хотя бы ту ночь. Он тогда поддался на искренность слов Венеции. Как же, она со слезами в голосе говорила, что по-прежнему любит его. Возможно, она просто хотела по-доброму проводить его на войну, чтобы он уехал с легким сердцем. Конечно, с его стороны глупо было верить ей, но, кроме этого вранья, она не сделала ничего плохого. С самого первого года их совместной жизни он постоянно давал ей повод для развода. Если теперь он напишет гневное письмо, то выставит себя еще бо́льшим дураком. Он должен оставаться спокойным и хладнокровным, как и надлежит офицеру. Написать ей поздравление и ясно дать понять, что такие события скрывать от него не следовало. Даже пожелать больших успехов. Может, предложить ей рассказать детям правду? Нет, не стоит. Сейчас не то время. Возможно, после войны, когда она, надо думать, захочет выйти замуж за того парня.

Боже, до чего же это все дерьмово!

Бой заказал третью порцию виски, выпил, а затем поплелся на обед.

Глава 37

– Думаю, ему следовало бы приехать домой. Конечно, если это возможно.

– Вот именно, если возможно. – Произнесено это было очень усталым голосом.

– Я все понимаю. Я боялся, что угасание будет быстрым. А она угасает еще быстрее. Если он хочет успеть попрощаться с ней…

– Да, конечно. Я сделаю все, что в моих силах. Это будет первым, чем я займусь утром.

– Разумное решение. Возвращайтесь к ней. Не надо меня провожать.

– Благодарю вас. За все.

– Жаль, что не могу сделать больше. Я уже сказал медсестре: вводить столько морфина, сколько потребуется.

– Еще раз спасибо.

Больше всего Гордон боялся, что последние дни ММ будут сопровождаться непереносимой болью. К счастью, она почти не испытывала боли, но бо́льшую часть времени находилась в забытьи, вызванном действием лекарств.