Наперекор судьбе - Пенни Винченци

Они помолчали, потом ММ спросила:

– Тебе мешают мысли о другом мужчине? О том американце?

– Наверное, да. Я не могу…

– Не можешь его забыть?

– Я его никогда не забуду, – призналась Барти. – Это просто невозможно. Я уверена, что и вы всегда помнили отца Джея.

– Ты права.

– Но здесь еще что-то. Я словно не могу… отпустить его.

– Ты же сама говорила, что тот человек – мерзавец. Во всяком случае, с тобой он поступил как мерзавец.

– Да, – спокойно ответила Барти. – Со мной он действительно поступил как абсолютный мерзавец. Мерзавец с примесью безумия. Точнее, с изрядной долей безумия. И с ним я не была счастлива. Но, ММ…

– Это только ты можешь решить, – начала ММ. – И тебе нужна уверенность. Могу тебе сказать, Барти: надежность – великое качество для совместной жизни. Ты говоришь, что Джон способен подарить тебе спокойное счастье. Такое счастье я обрела с Гордоном. Абсолютный покой и счастье.

– А с отцом Джея?

– Там в основном был секс, – ответила ММ. – Наверное, тебя шокирует слышать такое из моих уст.

– Ни капельки, – засмеялась Барти. – Я просто… удивлена.

– Еще бы ты не была удивлена! Молодежь всегда думает, будто это их поколение изобрело секс. Джаго был большим выдумщиком по этой части. Напористый, даже грубый. Да ты, наверное, знаешь.

– Нет. Откуда мне знать?

Барти была очень удивлена. ММ ни разу не говорила с нею об отце Джея. Вроде даже имени не упоминала.

– Джаго был строителем. Я его просто обожала. Умом его природа тоже не обидела. У нас была замечательная совместная жизнь, хотя… мы никогда не жили вместе. Вряд ли мы бы ужились. Как я уже сказала, я его просто обожала. Говоря языком близняшек, абсолютно обожала. Но я не представляла себе брака с этим мужчиной. Начать с того, что у нас с ним были бы совершенно противоположные взгляды на воспитание Джея. А вот Гордон – это настоящий подарок судьбы. Он благодать, дарованная мне. Истинная благодать. У нас была настоящая совместная жизнь. Мне ненавистна мысль, что через какое-то время он останется один.

– Мы все будем присматривать за ним. – Барти наклонилась и поцеловала ММ. – Обещаю.

Это был их последний длительный разговор. Когда через месяц Барти вновь приехала в Эшингем, ММ смогла произнести лишь несколько приветственных слов.

Барти смотрела на нее. ММ лежала с закрытыми глазами, держа Гордона за руку. Улыбка на ее губах говорила о любви и полном доверии… Вечером Барти вернулась в Лондон и написала Джону, сообщив, что готова быть помолвленной с ним и очень хочет этого.

«Прости, что не сразу тебе ответила, – писала она. – Я хотела убедиться, убедиться по-настоящему. Теперь я убеждена. Я очень тебя люблю».

На следующий день она отправила письмо, моля Бога и почту, чтобы оно поскорее дошло до Джона и чтобы не оказалось слишком поздно. В те дни они все боялись, что письма могут прийти слишком поздно.

Бой прислал Венеции очень короткое, холодное письмо. Поздравил с рождением ее ребенка, написав, что будет рад увидеть малыша, когда вернется. И больше – ни слова. Венеция перечитывала строчки его письма и не верила своим глазам. Неужели он может быть так равнодушен и жесток к своему ребенку? Как бы он ни относился к ней, но детям он всегда был любящим отцом. Скорее всего, это влияние его новой женщины, стремящейся отвратить его от прежней семьи.

Адель пыталась утешить сестру, напомнить ей, каково сейчас Бою в африканской пустыне. И потом, новость о рождении Фергала наверняка его шокировала.

– Но кто мог ему сказать? – недоумевала Адель.

– Сама не знаю. Он пишет, что услышал. Думаю, рано или поздно это все равно случилось бы. Ведь все наши друзья знали.

– Да уж, – вздохнула Адель. – То никаких известий, то как гром среди ясного неба.

– Жаль, ты редко бываешь в Лондоне, – едва сдерживая слезы, посетовала сестре Венеция. – Когда ты рядом, мой рассудок крепче. А телефон есть телефон.

– На следующей неделе приеду. На несколько дней. «Стайл» предложил мне еще работу.

– Делл, так это же здорово.

– Спрашиваешь! Мне жутко нравится фотографировать. Правда, слегка чувствую себя обманщицей. Но я запаслась библиотечными книгами по технике фотографирования.

– А по-моему, у тебя это всегда отлично получалось.

– Только не технические тонкости. Все эти выдержки и диафрагмы. Но когда насобачишься, все не так уж и сложно. А вот с установкой света посложнее. Потому я и задержусь в Лондоне. Хочу попрактиковаться у Седрика в ателье.

– Он не ревнует?

– Самую малость. А вообще он очень милый человек. Нашел себе нового возлюбленного. Так что старина Берти Каллингфорд получил отставку. У Седрика сейчас вроде как медовый месяц. Ему не до меня. Насчет журнала я тоже особых иллюзий не строю. Сегодня нравится, завтра могут сказать, что уже не оригинально. Зато так приятно снова крутиться-вертеться и использовать мозги. Или то, чем набита моя голова. Великолепно отвлекает от всего.

– Рада слышать. Ты это заслужила. Как ММ?

– Неважно. В общем, врач говорит, что ей осталось всего ничего. Но она счастлива. Очень счастлива. Забавно, правда?

– Я бы не стала называть это забавным. Ты ведь мне сообщишь, когда…

– Конечно. Обязательно сообщу.

Джея снова отправили во Францию. Ни мать, ни кто-либо в семье не знали, чем он занимается в армии. Он стал десантником. Джея постоянно забрасывали с диверсионными заданиями на оккупированную территорию Франции. Он выводил из строя стратегически важные дороги, мосты, узлы связи. Иногда Джею и его подчиненным помогали люди из французского Сопротивления. Они доставляли англичан на побережье, откуда тех переправляли обратно в Англию. Диверсионные операции были захватывающим, но крайне опасным занятием. Знаменитая везучесть Джея уже не раз грозила покинуть его.

Командир Джея с пониманием отнесся к звонку Гордона, но помочь не мог.

– Жаль, что вы не позвонили вчера. А пока придется ждать его возвращения. Посылать за ним людей рискованно. Надеюсь, вы понимаете.

Гордон ответил, что он, конечно же, понимает.

По мнению врача, жить ММ оставалось еще несколько дней, но никакой уверенности в подобном случае быть не могло. Врач тоже выразил надежду на понимание Гордона.

Гордон сказал, что понимает, и вернулся взглянуть на нее, на свою любимую жену, которая вошла в его жизнь уже в зрелом возрасте, но подарила ему незабываемые годы счастья.

ММ лежала тихо, мало похожая на себя прежнюю – настолько сильно она исхудала. Ее густые седые волосы не были расчесаны. Некогда лучистые глаза были закрыты. Гордон сомневался, что ММ слышит его, однако ее веки дрогнули, и она потянулась к его руке. Но сил у нее хватило всего на несколько секунд.

– Мне думается, теперь Джею стоило бы приехать, – сказала ММ.

Значит, она предчувствовала свой скорый уход.

– Конечно. Возможно, он сумеет приехать через несколько дней. Но никак не позже.

– Хорошо. Очень хорошо.

Она снова погрузилась в забытье. Всякий раз Гордон боялся, что она уже не откроет глаз.

Диверсионная операция прошла успешно. Джей с пятерыми парнями подорвали участок важной для немцев железной дороги вблизи Валони, после чего в назначенном месте встретились с двумя бойцами французского Сопротивления. Те доставили их к побережью и высадили в небольшой пещере вблизи Сен-Вааста. Английский патрульный катер должен был подойди где-то через час. Вся операция заняла тридцать шесть часов.

– Это было не сложнее, чем слопать кусок торта, – весело сказал Джей, усаживаясь на камень и плотнее натягивая комбинезон. – К завтраку будем дома. Впрочем, я бы и сейчас не отказался от бутерброда с беконом. Наверное, и вы, ребята, тоже.

Все с ним согласились.

Селия вернулась в гостиную. Вид у нее был очень усталый. Венеция и Оливер оба читали.

– Звонил Гордон. Он сказал… – Она замолчала, увидев, как мгновенно побледнело лицо Оливера. Из-за нее. Точнее, из-за ее слов. – Он сказал, что нам стоит приехать уже завтра. В крайнем случае, послезавтра. По мнению врача, она быстро угасает. Любят же медики напыщенные выражения, – добавила Селия, сопроводив свои слова краткой улыбкой.

Она села рядом с Оливером и взяла его за руку.

Оливер крепко сжал ее руку и отвернулся. Селия знала причину: он не любил показывать другим свои слезы. В гостиной стало совсем тихо.

– Лучше поехать завтра, – предложила Венеция. – Как у нас с бензином?

– В моей машине достаточно. Но в таком случае, Оливер, мы не сможем взять твою коляску.

– Не страшно. В Эшингеме есть старое кресло-каталка.

– Верно. – Венеция встала. – Попробую дозвониться до Барти. И до Себастьяна тоже. Мы должны взять и его.

Тяжелая новость сделала Селию раздражительной.

– Если мы не будем осмотрительными, все это превратится в пышный спектакль. Меньше всего ММ нужны подобные зрелища.

– Селия. – В голосе Оливера появилась неожиданная сила. – Речь не идет ни о каком пышном спектакле, как ты изволила выразиться. Я бы сказал, совсем наоборот.