Наперекор судьбе - Пенни Винченци

– А как же иначе? – усмехнулся Ру, дерзко поглядывая на мать и сестер.

– «Надеюсь также, что Эми, падая с пони, ничего себе не сломала. Говорю вам еще раз: здесь очень здорово. Нам некогда скучать. Вы не верьте тому, что пишут в газетах, особенно о победах танковой армии Роммеля. Кстати, его за хитрость прозвали Пустынной Лисой. Возможно, он и выиграл несколько мелких сражений, но и только…»

«Несколько мелких сражений», – подумала Венеция. Только детям и рассказывать такие сказки. Когда в апреле Роммель отбил Табрук, Англия пережила настоящий шок. Это сказалось на боевом духе всей английской армии, который упал почти до нуля. В сообщениях говорилось о тысячах погибших англичан. Несколько дней, замирая от ужаса, Венеция ждала телеграммы о гибели Боя. К счастью, не дождалась.

– «Пожалуй, это все, о чем я хотел вам написать. Шлю всем свою любовь и наилучшие пожелания. Очень надеюсь, что вы и дальше будете хорошо себя вести и не огорчать маму. Скажите прадедушке, что мне очень пригодились бы его военные советы, и спросите, есть ли у него возможность добраться сюда».

– Только этого еще не хватало! – насторожилась леди Бекенхем. – Ребята, Бекенхему – ни слова. Шуток он не понимает и, чего доброго, попытается зафрахтовать самолет.

– «А прабабушке передайте, что ездить на верблюде гораздо хуже, чем на лошади. Скоро я вам напишу снова, однако понятия не имею, как долго мои письма добираются до вас. Так что будьте терпеливыми. Обо мне не беспокойтесь. Со мной все в полном порядке. Просто здесь жарче, чем я привык. С громадной любовью, папа» .

Ну и как после этого она напишет ему и сообщит о новорожденном сыне? Снедаемая этой мыслью, Венеция поспешила к себе в комнату, где наконец-то дала волю слезам. Он ведь даже не написал ей отдельно, сделав ее «фоном» своего письма детям. Нет, она никак не может ему писать.

Адель отдала бы что угодно за короткое письмо от Люка, каким бы холодным оно ни было. Вот уже полгода, как она написала ему через Красный Крест – и… ничего. Радостное возбуждение сменилось ожиданием, затем разочарованием и наконец отчаянием. Адель, как могла, боролась с отчаянием. Она несколько раз ездила в Бюро консультации населения и всегда получала одинаковый ответ: если бы поступило письмо для нее, она бы его уже получила. Ей говорили, что письма путешествуют по многу месяцев, двигаясь кружными маршрутами. Аналогичным образом идут и ответные письма. Конечно, есть определенный риск, что письмо может потеряться или тот, кому оно адресовано, промешкает с ответом, но такие случаи очень редки. Из Англии через Красный Крест ушли уже многие тысячи писем, и все они успешно добрались до адресатов. Все это не слишком утешало Адель. Почему-то ей не пришло в голову спросить о том, что может случиться с письмом, если оно послано по неправильному адресу.

Глава 35

– В бедности и богатстве, в болезни и здравии, отвращая свои взоры и помыслы от всех прочих.

Прекрасные слова брачной клятвы музыкой звучали в голове Барти. Всякий раз, когда она их слышала, ее глаза наполнялись слезами. Но сегодня ее чувства были сильнее, ярче и радостнее. Если бы мама дожила до этого дня. Барти произносила эти слова по разным поводам. Но сегодня ей острее, чем когда-либо, хотелось, чтобы мать оказалась рядом и увидела бы своего горячо любимого сына, у которого жизнь слишком долго состояла из тягот и лишений и который наконец обрел такое сокровище, женясь на Джоан.

Билли стоял возле алтаря и смотрел на невесту. Смотрел с любовью, не решаясь улыбнуться. Зато Джоан постоянно улыбалась ему. Ее круглое миловидное лицо сияло счастьем. В светлых волосах, завитых локонами, алели свежие розы. Она была вся в белом. Несколько односельчан отдали ей свои талоны на одежду, и это позволило Джоан купить нужное количество белой ткани. Все лето она и ее мать трудились над подвенечным платьем. Парашютный шелк облегал ее красивую грудь, обтягивал тонкую талию и на уровне бедер превращался в пышные складки. Подружками невесты были шестеро девочек: Элспет и Эми Уорвик, Нони Либерман и трое племянниц Джоан. Всех их нарядили в бледно-голубые платья. Шестой была Иззи Брук, сильно вытянувшаяся и повзрослевшая за это лето. Для нее сшили платье нежно-розового цвета. Ее прекрасные золотисто-каштановые волосы впервые завили и украсили такими же розами, как у невесты. Себастьян тоже приехал на свадьбу. Когда Иззи входила в часовню, он с необычайной гордостью посмотрел на свою повзрослевшую дочь и улыбнулся ей. Но сквозь улыбку ощущалась такая пронзительная печаль, что у стоявшей рядом с ним Адели выступили слезы. Она взяла Себастьяна за руку и крепко сжала.

Бекенхемы и Селия стояли в первом ряду. Лорд Бекенхем часто вытирал нос. Леди Бекенхем придала своему лицу крайне суровое выражение, препятствующее проникновению во внешний мир даже крупицы чувств. Коляску, в которой сидел Оливер, поставили в проходе. Возле жениха, широко улыбаясь, стоял Кит Литтон. Месяц назад он, ко всеобщему удивлению, не только согласился произнести речь на свадьбе Билли, но и дал согласие быть шафером. Поначалу эта роль отводилась младшему брату жениха, однако тот в последний момент известил, что никак не сможет приехать на свадьбу. Билли это опечалило чуть ли не до слез. Когда он поделился своим горем с Китом, тот неожиданно для себя предложил ему быть его шафером. Повеселевший Билли шумно вытер нос и сжал руку Кита. Он был настолько счастлив, что у Кита не повернулся бы язык отказаться.

Приветственные речи произносились во время свадебного пира, для которого устроили импровизированный шатер на специально отгороженном участке. Это был разумный компромисс между маленьким садиком невесты, не способным вместить всех гостей, и пышностью террасы, предлагаемой леди Бекенхем. Кит произнес яркую, остроумную речь. Вопреки его опасениям, не было никаких вежливых смешков, зато его словам дружно аплодировали. Все происходило весело и искренне. Смех и аплодисменты были слышны далеко вокруг, проникая на все этажи эшингемского поместья. Лорд Бекенхем сказал очень теплую речь, начав с тех далеких времен, когда Билли впервые появился в Эшингеме. По словам лорда Бекенхема, из такого решительного и умелого человека, как Билли, получится замечательный муж. Не забыл он сказать и об удивительном умении жениха обращаться с лошадьми, и о доблестной службе в рядах местного отряда самообороны. Речь самого Билли была короткой и очень трогательной своей бесхитростностью. Он поблагодарил лорда и леди Бекенхем за все, что они сделали для него. Затем он поблагодарил чету Барбер, произведших на свет Джоан, и саму Джоан за ее согласие взять его в мужья.

Когда на Эшингем опустились поздние летние сумерки, начались танцы. Сначала танцующим играли местные скрипачи, а затем, когда старшее поколение удалилось отдыхать, включили проигрыватель Венеции. Музыку подбирали Билли и Венеция, а ставить пластинки поручили Иззи. Ей это настолько понравилось, что на время она забыла и про Кита, и про отца, мысли о которых занимали бо́льшую часть ее времени. Но Киту и Себастьяну было вполне хорошо. Они беседовали и громко смеялись. Наверное, самой большой неожиданностью праздничного вечера был момент, когда Себастьян, услышав первые такты популярной американской песенки «Deep in the Heart of Texas», вдруг встал и пригласил свою дочь танцевать.

– Твоя мать удивительно танцевала, – сказал он Иззи, глядя на нее, раскрасневшуюся и тяжело дышащую от быстрого танца. – Ты унаследовала ее талант.

Он поцеловал дочь. Пять лет назад такое казалось просто немыслимым.

Для полноты счастья Барти не хватало Джона. Он удивительно гармонично вписался бы в это празднество. Ей не терпелось познакомиться с его родными и познакомить его со всеми Литтонами, Бекенхемами и Уорвиками. Она не сомневалась, что он понравился бы всем. Они даже полюбили бы его за ненавязчивое очарование, хорошие манеры, искреннее внимание к собеседникам и удивительную способность располагать к себе. По мнению Барти, он понравился бы даже Селии, у которой он нашел бы немало достоинств, тактично умолчав о недостатках.

Она очень скучала по Джону, но ее ощущения отличались от тоски по Лоренсу. Та тоска была слишком страстной, причиняющей почти физическую боль. Мысли о Джоне вызывали у нее довольно приятную, сладостную грусть. Наверное, это и было счастьем, только не безоблачным. Естественно, она не переставала тревожиться и даже бояться за него.

Барти приняла решение, согласившись его ждать. Она знала, что так оно и будет.

– Другого решения и быть не могло, – сказала она, с улыбкой протягивая Джону руку. – Других вариантов просто не существует. Я буду тебя ждать. Ждать, надеяться и молиться за тебя. Тебе будет к кому вернуться.

Джон поцеловал ее: вначале нежно, потом со все большей страстью. Еще через час они оказались в постели. Все происходило так, как она себе представляла. Он был с ней нежен, ласков, заботлив. Каждый его жест был полон бесконечной любви. Конечно – вспоминая об этом, она потом не раз делала упор на слове «конечно», – их интимные отношения не были бурным, необузданным сексом, который она познала с Лоренсом. Она не вскрикивала и не стонала, не проваливалась в глубины страсти и не испытывала наслаждения, граничащего с болью. В постели, как и вне ее, все у них было по-другому: мягко, спокойно. Здесь доминировала любовь. Однако Джон умел доставить наслаждение. Он очень нежно и плавно вел ее, разворачивая все новые и новые гаммы ощущений, каждая из которых оказывалась сильнее и богаче предыдущей… В эту первую и последнюю их ночь, проведенную вместе, они многое рассказали друг другу. Они говорили о прошлом и о будущем, если судьба сохранит им право на будущее. О Лоренсе Барти рассказала довольно скупо, назвав бурные отношения с ним увлечением молодости и чем-то вроде обряда взросления. О том, что Лоренс тогда завладел ее душой, разумом и телом, о том, что с его помощью она познала и раскрыла себя, сумела вырваться из прежнего, узкого, полного ограничений мира на широкий простор, о котором даже не подозревала, – обо всем этом Барти поведала в нескольких скупых фразах, словно все это было мелким эпизодом ее жизни.