Пустующий трон - Кен Лю

– Простите меня, боги! – Кудьу распластался на льду. – Обещаю впредь слушать вас смиренно и внимательно!

– Пэкьу Тенрьо мертв! – воскликнул Тово Тасарику. – Да здравствует пэкьу Кудьу Роатан!

Шаманки вторили Тово, и вскоре к ним присоединились остальные таны и шаманы. Татен ходил ходуном от неистовых криков тысяч воинов, провозглашавших свою любовь к новому пэкьу и верность ему.

Вот так, неохотно, со слезами на глазах, Кудьу смирился с гибелью отца и признал айсберг даром богинь. Несмотря на то что с Тенрьо не сняли духовный портрет, никто не бросил вызов Кудьу за право называться новым пэкьу.

Кудьу смог облегченно выдохнуть. Но его путь к превосходству над отцом еще только начался.

– Молодец, – сказал Кудьу за завтраком, отгоняя от глаз въедливый дым.

Он жевал с наслаждением, не обращая внимания на стоящий вокруг стойкий аромат горелой человеческой плоти.

Пока воины льуку расхаживали по полю боя, смазывая раны товарищей пастой из корней травы когон и раздавая тольусу, чтобы утолить боль, шаманы совершали ритуалы над погибшими, молитвами провожая их души в путь к облачным гаринафинам.

Кудьу с удовольствием, но одновременно и с некоторой скукой созерцал результаты своего труда.

– Будешь? – протянул он кусок вяленого мяса стоящему перед ним на коленях мужчине.

– Благодарю, о всемогущий пэкьу, – ответил тот. – Для меня великая честь разделить с вами трапезу сразу после уничтожения неверных бунтовщиков. – Он поднял голову и протянул руку за мясом.

Это был Вольу Арагоз.

Глава 32

Спектакль

Гинпен, четвертый месяц девятого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы (двадцать пять месяцев до открытия прохода в Стене Бурь)

Кухня «Великолепной вазы», общепризнанного лучшего ресторана Гинпена, представляла собой длинное одноэтажное помещение, отделенное от самого заведения во избежание пожара. У здания кухни был свой двор площадью в четыре стандартных придомовых участка, где размещались коптильни, печи для выпечки хлеба, открытые жаровни и прочие приспособления для готовки. Обслуживать шестьдесят четыре столика на трех этажах было делом непростым.

– Кинри! Иди сюда! – высунувшись из задней двери, выкрикнула Мати, помощница повара.

Юноша, к которому она обращалась, складывал дрова у стены. Опустив вязанку, он утер потное лицо и шею наброшенным на плечо полотенцем и поспешил на зов.

– Ты только посмотри! – Мати достала из корзины связку лука-шалота. Вместо того чтобы стоять прямо и гордо, как кисти писаря в чаше, стебли его пожухли и сдулись, напоминая морскую капусту. – И как я раньше не заметила? Такое гостям подавать нельзя. Будь добр, сгоняй на рынок за свежим. Вот тебе четыре медяка.

В этом месяце в ресторане гостила сама госпожа-хозяйка, владелица сети заведений под общим именем «Великолепной вазы». Все трудились в поте лица, чтобы произвести на нее впечатление.

– Сию минуту принесу. Одна нога здесь, другая там, – ответил Кинри и помчался к выходу.

– Постой! – окликнула его Мати. – Возьми заодно полосатых обезьяньих ягод, сделаем похлебку. Сейчас самый сезон. – Она протянула парню еще две медные монеты.

– Но у нас в меню нет этого блюда, – удивился Кинри.

– Не для гостей, – с улыбкой ответила Мати. – Ты еще месяц назад говорил, что не пробовал холодного супа из обезьяньих ягод. Приготовлю тебе котелок.

Выходя из кухни, Кинри аж прослезился.

Потерпев кораблекрушение, Саво Рьото несколько дней плыл на обломке рангоута, питаясь изредка попадающейся рыбой. Юноша не понимал, как выжил, ведь от ледяной воды тело должно было онеметь, а сам он оказаться в смертельных объятиях ненавистницы Нальуфин (или во дворце Тацзу, как сказали бы местные жители). Но почему-то по его конечностям разливалось тепло, не позволяя утонуть.

Так или иначе, когда рыбаки выловили Саво в заливе Затин, он был полуживой и бредил.

Заметив на одежде молодого моряка декоративные узелки, его спасители решили, что он с севера, из старой Ксаны. Одиночки редко пускались в столь опасное плавание, но такие случаи были известны. Согласно императорскому указу беженцев полагалось размещать во временном поселении, пока в ходе допросов нельзя будет подтвердить, что они не являются шпионами льуку.

Но когда рыбаки несли юношу в лагерь для беженцев под Гинпеном, навстречу им попался врач. Это был долговязый молодой мужчина в зеленой накидке; внешность его моментально внушала доверие.

Лекарь осторожно положил замерзшего юношу на песок и раскрыл плотное одеяло, в которое завернули бедолагу.

– Долгий же путь ты проделал, – прошептал он, глядя Саво в глаза.

Саво кивнул, не зная, что ответить. У него клацали зубы, но не только от холода. Его до смерти пугала перспектива попасть в лагерь беженцев. Он наслушался всяких ужасов о жестоких пытках, которым палачи дара-рааки подвергали пленных льуку на центральных островах, и интуитивно боялся попасть в руки к чиновникам Дара. Но как избежать этого, молодой человек не знал.

Целитель прислонил ухо к груди Саво, послушал его дыхание и сердцебиение. Затем наклонился над ним, прикрыв от посторонних, и сунул руку под кафтан юноши, дотронувшись до его груди, где бешено колотилось сердце.

– Перед лицом моря все люди братья, – прошептал врач и вытащил руку из-под кафтана, продемонстрировав всем шелковый сверток. Развернув его, он достал крошечные восковые логограммы, начертанные безупречным канцелярским почерком. И объявил: – Ага, этого парня зовут Кинри Рито. Вот его официальный паспорт, выданный в Фасе. Он гарантирует свободу передвижения по всему Дара.

Рыбаки сочувственно вздохнули. Что за насмешка судьбы – проделать такой тяжелый путь из оккупированного Дара, получить разрешение начать здесь новую жизнь лишь для того, чтобы вновь быть выброшенным кем-то в море.

– Тебе есть куда пойти? – спросил лекарь.

Саво изумленно помотал головой. Откуда у него вдруг взялся этот документ? И откуда врач знал имя, данное ему учительницей Надзу Тей и известное лишь ей одной?

– Добро пожаловать в Гинпен, Кинри, – с улыбкой произнес целитель. – Твое имя приносит удачу. Надеюсь, ты найдешь свой путь.

Лекарь снова укрыл его одеялом и объявил, что потерпевший кораблекрушение полностью здоров. Саво почувствовал, как по членам его разливается знакомое тепло, точно такое же, как и в прошлый раз, когда он цеплялся за доску в море. Однако последствия обезвоживания, голода и воздействия стихии прошли еще не скоро.

– Знайте, что господин Руфидзо, целитель больных и проводник заблудших, воздаст вам за ваше добро, – сказал врач рыбакам.

Он поднялся и, не оглядываясь, пошел прочь вдоль берега, оставив юношу на попечение спасителей.

Рыбацкая лодка, выудившая Саво из воды, принадлежала клану Васу, хозяевам «Великолепной вазы». Госпожа-хозяйка Васу – хотя за глаза многие до сих пор называли ее вдовой Васу – была искушенной деловой женщиной, за тридцать с