Пустующий трон - Кен Лю

Зрители изумленно заахали и захлопали.

Тенрьо с ревом бросился на нового противника. Женщина опять отскочила с его пути и закрутилась, набросив на лицо плащ. Когда она остановилась, облик ее вновь изменился. На этот раз она превратилась в прекрасную придворную даму в боевом облачении, с неудобными длинными рукавами, при танце касавшимися земли.

– Я, Рисана, любого собью с толку и посею сомнения…

Перевоплощениям не было конца. Всякий раз, когда Тенрьо бросался на очередного врага, женщина уклонялась и перевоплощалась в другого персонажа. Зрители все громче и громче аплодировали этой удивительной демонстрации актерского мастерства.

– Руфидзо, ты придумал эти дурацкие правила, чтобы защитить Гин? И откуда только в тебе вдруг взялась подобная театральность?

– Клянусь, Тацзу, ничего такого я не делал.

– Смертных хлебом не корми, дай только сочинить про нас что-нибудь. Пусть себе несет что хочет, нам-то какая печаль?

– Интересно, Киджи, чего это ты так торопишься сложить с себя ответственность? Совесть заела? Так тебе не впервой обходить правила, чтобы спасти смертного… Ставлю все свои зубы, что это наш вертопрах защитные чары наложил! Кто хочет держать со мной пари?

– Никакие «правила» я не обходил.

– Кончай уже зубами сверкать, рыбина. Из-за твоих выкрутасов никто с тобой биться об заклад не будет.

– Ну до чего же вы все скучные. За какие грехи Дара достались такие унылые божества? Ладно… главное, что мы все вернулись в старое обличье. Наряды льуку мне уже порядком надоели. Постой, Рапа, чего это ты раскисла и призадумалась? Что у тебя на уме?

– Э-э-э…

– Да ты никак в этого громилу втрескалась, да? Ну и вкусы у тебя…

– Тацзу, никто ни в кого не втрескался. Я просто подумала, что…

– Что?

– Когда Джиа навещала Гин в тюрьме, та была всерьез напугана.

– Дай-ка угадаю: в тюремной камере Гин Мадзоти не видела ни неба, ни земли, а Джиа пришла к ней безоружной… Намекаешь, что Киджи и впрямь наложил защитные чары…

– Сколько можно повторять: ничего я не накладывал!

– Ладно. Хочешь сказать, что все эти правила, придуманные смертными, действительно работают?

– Даже богам неведомы все загадки судьбы. Тсс. Прислушайтесь.

Незаметно для завороженных зрителей Фара остановила лошадь с краю толпы, заинтересовавшись представлением. Ей всегда нравилось гулять без свиты, тайно развлекаясь вместе с простолюдинами. Но в Безупречном городе ее лицо было слишком известно, и такие прогулки удавались нечасто. В Гинпене же принцесса планировала повеселиться на полную катушку.

Тенрьо сбавил темп. Несмотря на невероятную силу, ему было не совладать с противниками, то появляющимися, то исчезающими, будто призраки. Он начал тяжело дышать, со лба ручьем лился пот.

Вдруг пэкьу остановился, опустив на землю каменный валик, обратил лицо к небу и что-то нечленораздельно пробормотал. Затем указал на небеса, на землю, на свой каменный валик и расхохотался.

Женщина крутанулась еще раз и вернула себе облик маршала Мадзоти.

На лице ее впервые отразился страх.

– Тенрьо, ты прав, – проговорила она дрожащим голосом. – Дым от пожарищ заволок небо, палуба этого корабля и море – не земля, а твоя палица сделана не из железа.

Зрители затихли.

Страх на лице женщины сменился решимостью, а затем спокойствием.

– Но даже если боги больше не охраняют меня, я не боюсь.

Скоро ль забудут героев? Чем им за верность воздастся?

Гром небосвод сотрясает, но сердце от страха не дрогнет.

Волосы наши белеют, но в венах, как прежде, багрянец.

Она ринулась на Тенрьо, высоко вскинув свой громадный меч. Тенрьо бросился ей навстречу, выставив вперед каменный валик. Зрители ахнули, когда тот едва не ударил женщину в грудь, но Гин в последний миг подпрыгнула, сделала в воздухе кувырок и приземлилась на кончик валика.

Тенрьо размахивал и тряс валиком, но Гин твердо стояла на кончике, словно грациозная цапля на одной ноге.

Зрители разразились неистовыми аплодисментами, воздавая должное удивительной силе и ловкости актеров.

Женщина снова подпрыгнула, целя мечом в грудь противнику, как пикирующий сокол-минген метит клювом в жертву.

Меч вонзился в цель. Зрители ахнули. Мужчина отшатнулся, отступил на несколько шагов, выронил каменный валик и упал на спину. Женщина приземлилась рядом и наклонилась над поверженным пэкьу.

Неподвижный льуку вдруг дернулся – это была уловка! Он вырвал меч у себя из груди и пронзил им сердце маршала. Женщина покачнулась, но не упала. Обеими руками схватившись за клинок, она медленно вытащила его из груди и, не выпуская, навалилась на льуку.

– Меч железный! – выкрикнул кто-то из зрителей. – Маршал не может погибнуть!

Толпа принялась бурно поддерживать Мадзоти, призывая ее одолеть пэкьу.

Противники боролись за обладание мечом, не желая уступать. Но пэкьу держал меч за рукоять, в то время как маршалу приходилось держаться за лезвие. Стало очевидно, что долго так продолжаться не может. Алая жидкость потекла по пальцам Гин, и многие зрители поморщились, даже понимая, что это бутафория.

– Так нечестно! – воскликнул кто-то.

– Отдай ей меч и сражайся по правилам! – крикнул другой.

– Позор! Позор! – понеслось по толпе.

Тенрьо огрызнулся на зрителей. Невероятно, но, несмотря на очевидное преимущество пэкьу, Гин шаг за шагом оттесняла его к воображаемому борту. Позади валялся брошенный каменный валик. Еще шаг, и Тенрьо запнулся о него и упал на палубу, распластавшись и выпустив меч.

Под радостные крики толпы Гин развернула меч, сжала рукоять окровавленными ладонями и двинулась на упавшего Тенрьо. Тот с мольбой воззрился на нее.

– Прикончи его! Прикончи его! – скандировали зрители.

Но Гин остановилась. Оглянулась на толпу.

– Император Рагин превыше всего ставил милосердие. После победы над Гегемоном он простил всех его сторонников. Тенрьо сдался! – Она бросила меч.

Тенрьо поднялся на колени и склонился перед ней, издавая какие-то нечленораздельные звуки, но определенно выражая таким образом благодарность.

Толпа стихла; хотя кое-кто и возмущался, большинство явно поддерживало решение маршала.

Гин снова завертелась на месте, и ее боевой плащ засиял, как облака на закате. Когда она остановилась, ее окружали миниатюрные модели островов Дара. Модели из шелка и бумаги слегка раскачивались на слабом ветру. Они были покрыты зелеными лугами и крошечными городами; краски были настолько живыми и яркими, что буквально слышалось пение деревенских петухов и шум оживленных городов. Гин стояла посреди островов, словно богиня.

– Аноджити, мы одолели врагов. Пора похоронить и оплакать мертвых, но нельзя забывать, за что они погибли. Нельзя, чтобы нами повелевали отчаяние и подозрительность…

Обращаясь к зрителям, актриса постепенно поворачивалась, пока не оказалась спиной к Тенрьо.

– Мы всегда должны стремиться