Пустующий трон - Кен Лю

Она схватила цепь, сковывавшую арестантов:

– Так не годится. Я забираю этих пленников.

Наро переглянулись, а затем обратились к Гозтан:

– Вотан, мы будем вынуждены сообщить об этом тану Кутанрово.

– Как изволите, – ответила Гозтан и повернулась к детям. – Если хотите научиться драться, приходите ко мне в любое время. Я вам покажу. А убийство беззащитных ничему вас не научит. Не таков путь льуку.

Карта старого слуги привела ее в прежний особняк Воку Фирны, откуда тому пришлось выселиться по приказу Кутанрово.

Таща за собой арестантов – Гозтан понятия не имела, что теперь с ними делать, – она приблизилась к охранникам-наро. Эти наро много лет воевали под началом Воку Фирны и знали о дружбе между своим вотаном и Гозтан. Приветственно кивнув, они впустили ее в дом.

Женщина некоторое время подождала в прихожей, но Воку так и не вышел ей навстречу. Из дома доносился какой-то мерный стук. Гозтан с любопытством пошла на шум, не оставляя пленников, и очутилась у входа в подвал.

В подвале она увидела Воку с лопатой в окружении нескольких наро и кулеков. Они рыли яму.

Воку насторожился было, поскольку никого не ждал в гости, но быстро успокоился, узнав Гозтан.

– Хочу обсудить с тобой уничтожение посевных полей по приказу Кутанрово, – сказала она. Ей было непривычно видеть тана льуку с крестьянским орудием труда в руках. – Чем это ты занят? Никак колодец роешь?

– Сокровища закапываю, – с горькой усмешкой ответил Воку.

– С каких пор в тебе вдруг проснулся вкус к золоту и драгоценностям? – удивилась Гозтан.

– Другие сокровища. – Воку указал на ящики и сундуки, составленные вдоль стены.

В неровном свете факелов женщина увидела внутри ящиков шелковые свитки, бумажные кодексы, фигурки дзамаки, бронзовые ритуальные чаши, картины, статуэтки местных богов и тому подобное.

– Спас все это добро из домов местных чиновников, объявленных изменниками, – объяснил Воку.

Гозтан порылась в ящиках, достала свиток с восковой печатью с изображением сокола-мингена и вопросительно вскинула бровь.

– Ну ладно, – признался Воку. – Не только из чиновничьих домов. Кое-что, кажется, из храма Киджи… то есть Пэа.

– Ничего, Кутанрово нас не видит, – промолвила Гозтан. – Но это же все запрещено! Если она узнает…

– Ничего не поделаешь, – ответил Воку. – Этот свиток – единственный образец каллиграфии госпожи Даты, матери императора Мапидэрэ. А рядом с твоей рукой – записная книжка Кино Йе, изобретателя воздушного корабля. Это уникальные сокровища.

– Для здешних жителей они, может, и бесценны, но тебе-то от них какой прок? – Гозтан старалась не раздражаться. – Ты ведь понимаешь, что противостояние с Кутанрово нам сейчас ни к чему. Вся власть сосредоточена в ее руках, и нам остается лишь ждать, пока она откусит больше, чем сможет прожевать. Что, если она прижмет тебя за эти проделки, как пыталась очернить меня в истории с Саво? Зачем ты…

Воку схватил женщину за руку и указал на дрожащих арестантов:

– А сама ты, значит, не вмешиваешься в ее дела, да?

Гозтан тяжело вздохнула:

– Каюсь, не удержалась. Не могу видеть, как беззащитные гибнут ни за что ни про что и как Кутанрово морочит головы детям, извращая наши традиции льуку…

– Стало быть, ты разделяешь мои чувства, – заключил Воку. – Я хоть и не местный, но понимаю, что эти свитки и книги не менее священны, чем наши голосовые картины и духовные портреты. Потрогай их. Слышишь тихие голоса предков дара? Чувствуешь дрожь их дыхания? Сожжение и осквернение этих сокровищ – не меньшее зло, чем убийство беззащитных людей.

Гозтан вспомнила, что в юности, будучи пленницей капитана Датамы, неистовствовала, видя, как дара издеваются над голосовыми портретами льуку. Она приложила немалые усилия, чтобы потом вернуть эти портреты владельцам. Проведя рукой по свиткам и книгам, она как будто в самом деле услышала шепот давно ушедших людей.

– Идею зарыть сокровища я позаимствовал у пиратов, – продолжал между тем Воку. – Никто и не подумает здесь их искать. Если повезет, когда-нибудь дети наших детей, истинные дара, обнаружат все и возрадуются.

Гозтан кивнула. Взяв лопату, женщина прыгнула в яму, чтобы помочь Воку и его соратникам.

– Что-то мне подсказывает, что ты копаешь здесь еще и потому, что не хочешь находиться снаружи, – заметила она, утирая пот со лба.

– Там повсюду царит уныние, куда ни глянь, – подтвердил Воку. – Порой хочется запереться здесь и жевать тольусу, пока не забуду обо всех безумствах Кутанрово.

Тольуса была важна для военных и ритуальных целей, поэтому ее повседневное использование в Укьу-Тааса было запрещено. Впрочем, некоторые таны все равно втайне злоупотребляли ею.

– Не поддавайся, – сказала Гозтан. – Тебе нужно сохранять трезвую голову.

– Иногда я думаю, что, кроме нас с тобой, трезвых уже никого не осталось.

На этом они закончили разговор и с энтузиазмом принялись копать.

Танванаки порвала только что написанное письмо, в котором были изложены требования Джиа.

«Нет. Увеличивать количество дани – безумие. Это все равно что прокричать во всеуслышание о собственной слабости».

Но что еще она могла сделать? После ураганов начались мор и болезни, полегло много скота. Кутанрово завербовала чуть ли не всех наро и кулеков в карательные отряды, так что за животными было некому ухаживать, и в результате погибли даже те, которых можно было спасти. А теперь Кутанрово устраивала на полях военные игры, топча посевы и обрекая на гибель целые деревни. Если не попросить у Джиа больше продовольствия, то осенью начнется голод.

Танванаки призадумалась: а не убить ли Кутанрово? Безымянный шпион, несомненно, мог перерезать ей горло во сне. Но мысль о том, чтобы обратиться против льуку, против тана, пожертвовавшего всеми благами жизни ради светлого будущего своего народа, показалась пэкьу омерзительной. К тому же их противостояние не сводилось к борьбе за власть; Кутанрово, пусть ее методы и были порочны, стремилась к тому же, что и Танванаки, что и Тенрьо, – она хотела, чтобы все льуку обрели лучшую долю.

«Как бы поступил отец, будь он жив? Как бы поступил брат, будь он здесь?»

В старинных историях, которые рассказывали шаманы, Афир и Кикисаво всегда твердо знали, что надо делать. Но самой Танванаки было далеко до древних героев. И ей хотелось, чтобы кто-нибудь наставил ее, направил на путь истинный.

Пэкьу неохотно взяла писчий нож и разогрела воск, чтобы переписать письмо к Джиа, требуя вновь повысить размер дани.

Глава 34

Цветочная банда

Гинпен, четвертый месяц девятого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы (двадцать пять месяцев до открытия прохода в Стене Бурь)

– Карпа на пару, порцию