Сёгун - Джеймс Клавелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, я и забыл о нем! Ватаси… – Он не смог вспомнить нужного слова и только устало пожал плечами: – Вакаримас. Кидзи ка? (Я понял. Фазан?)
Слуги глазели на него из дверей и окон, явно чем-то пораженные. Она опять заговорила. Блэкторн сосредоточился, но не уловил смысла.
– Вакаримасэн (я не понял), Фудзико-сан.
Она сделала глубокий вдох, потом неуверенно изобразила, как кто-то снимает фазана, уносит и закапывает его.
– А! Вакаримас, Фудзико-сан. Вакаримас! Это зашло так далеко? – спросил он. Не зная, как это сказать по-японски, он зажал нос и сморщился, как будто почуял страшное зловоние.
– Хай, хай, Андзин-сан. Додзо гомэн насай, гомэн насай. – Она издала жужжание, подражая мушиному рою, который пытались изобразить ее руки.
– А, со дэс! Вакаримас. – Прежде он сразу бы извинился. Если бы знал нужную фразу. Так и сказал бы: «Извините за причиненное неудобство». Теперь он пожал плечами, пытаясь унять боль в спине, и пробормотал: – Сиката га най, – желая ускользнуть от забот к блаженству ванны и массажа, единственным радостям, которые делали жизнь здесь сносной. – Дьявол с ним! – буркнул он по-английски, отворачиваясь. – Если бы я бывал здесь днем, спохватился бы раньше. К черту его!
– Додзо, Андзин-сан?
– Сиката га най, – повторил он громче.
– А, со дэс, аригато годзаймасита.
– Дарэ тору дэс ка? (Кто убрал его?)
– Ёки-я.
– О, этот старый мошенник! – (Ёки-я, садовник, добрый беззубый старик, заботливыми руками пестовал растения и делал сад таким красивым.) – Иэ, моттэ куру (хорошо, приводить) Ёки-я.
Фудзико покачала головой. Ее лицо стало белым как мел.
– Ёки-я синда дэс, синда дэс (умер, умер)! – прошептала она.
– Га синдато? Дон ёни? Доситэ? Доситэ синданода? (Умер? Как? Почему? Как он умер?)
Она указала на то место, где висел фазан, и произнесла много мягких непонятных слов. Потом жестами изобразила удар меча.
– Боже мой! Вы приговорили старика к смерти из-за богом проклятого, вонючего фазана?
Все слуги сразу же бросились в сад и упали на колени. Даже дети повара уткнулись лбами в землю.
– Какого черта? Что здесь происходит? – бушевал Блэкторн.
Фудзико стоически ждала, пока не собралась вся челядь, потом тоже встала на колени и поклонилась, но как самурай – не как крестьянка.
– Гомэн насай, додзо гомэн на…
– Чума на твои гомэн насай! Какое право ты имела так поступить? А? – И он начал грубо ее отчитывать: – Почему, ради бога, ты не спросила сначала меня? А?
Блэкторн старался совладать с собой, сознавая, что всем известно: закон разрешает ему изрубить в капусту Фудзико и всех прочих прямо здесь, в саду, за причинение беспокойства или вовсе без всякой причины, и даже сам Торанага не сможет вмешаться, ведь он, Блэкторн, в своем доме.
Он увидел, как ребенок дрожит от ужаса.
– Боже мой на небесах, дай мне силы… – Он схватился за столб, чтобы успокоиться. – Это не ваша вина, – выдохнул Блэкторн, не понимая, что говорит по-английски. – Это ее вина! Это твоя вина! Ты – убийца, сука!
Фудзико медленно подняла глаза. Увидела указующий перст и ненависть на его лице и шепотом отдала приказ своей служанке Нигацу.
Нигацу покачала головой, умоляя хозяйку о чем-то.
– Има!
Служанка убежала и вернулась с длинным мечом. Слезы струились по ее лицу. Фудзико взяла меч двумя руками и подала его Блэкторну. Она что-то лепетала, и, хотя капитан не понимал всех слов, он знал, что́ она говорит: «Я виновата, пожалуйста, возьми мою жизнь, потому что я огорчила тебя».
– Иэ! – Он схватил меч и отбросил его в сторону. – Думаешь, это вернет Ёки-я к жизни?
Потом до него внезапно дошло, что он наделал и что творит сейчас. «О боже мой…»
Блэкторн бежал от них. В отчаянии он направился к скале над деревней около храма ками, сбоку от древнего огромного кипариса, и заплакал.
Он плакал, потому что безвинно погиб хороший человек и убил его он, Блэкторн.
«Боже мой, прости меня! Я виноват, не Фудзико. Я убил его. Я приказал, чтобы никто не трогал фазана, кроме меня. Я спросил ее, все ли поняли, и она сказала, что да. Я отдал приказ шутя, но теперь это не имеет значения. Я отдал приказ, зная их законы и обычаи. Старик нарушил мое глупое распоряжение. Что еще могла сделать Фудзико-сан? Я виноват».
Наконец слезы иссякли. Наступила глубокая ночь, и он вернулся в свой дом.
Фудзико, как всегда, ждала его, но на сей раз одна. На коленях у нее лежал меч, который она опять предложила Блэкторну:
– Додзо, Андзин-сан.
– Иэ, – буркнул он, принимая меч, как и полагалось. – Иэ, Фудзико-сан. Сиката га най, нэ? Карма, нэ? – Извиняясь, он тронул ее плечо. Блэкторн знал, что она вынуждена терпеливо сносить самые большие его глупости.
Фудзико заплакала.
– Аригато, аригато го… годзаймасита, Андзин-сан, – произнесла она, совершенно убитая, – гомэн насай.
Он готов был отдать ей свое сердце.
…И теперь Блэкторн подумал с глубокой печалью: «Да, это так, но это тебя не извиняет и не покончит с ее унижением, как и не вернет Ёки-я к жизни. Ты виноват. Должен был предусмотреть…»
– Андзин-сан! – окликнул его Нага.
– Да, Нага-сан? – Он отвлекся от тяжелых дум и оглянулся на юношу, шедшего рядом. – Извините, вы что-то сказали?
– Я сказал, что надеюсь стать вашим другом.
– Благодарю вас.
– Да, и, может быть, вы… – Далее следовал набор слов, которых Блэкторн не понял.
– Простите?
– Учить, так? Понимаете? Учить! Рассказывать о мире.
– Ах да! Извините. Так чему учить?
– Рассказывать про другие страны – заморские страны. Мир, так?
– Теперь понял. Да, попробую.
Они уже подошли к живому кольцу.
– Начнем завтра, Андзин-сан. Друзья, да?
– Да, Нага-сан. Попробуем.
– Хорошо. – Очень довольный, Нага кивнул и, приказав самураям пропустить капитана, сделал Блэкторну знак идти дальше одному. Тот повиновался, чувствуя себя очень одиноким в кругу людей.
– Охаё (добрый день), Торанага-сама. Охаё, Марико-сан, – сказал он, присоединяясь к ним.
– Охаё, Андзин-сан, додзо сувари (пожалуйста, садитесь).
Марико улыбнулась ему:
– Охаё, Андзин-сан. Икага дэс ка?
– Ё, домо. – Блэкторн задержал на ней взгляд. Он был очень рад вновь увидеть Марико. – Твое присутствие наполняет меня радостью, большой радостью, – признался он на латыни.
– И твое – меня. Я так рада видеть тебя. Но на тебе какая-то тень. В чем дело?
– Нан дзя? – встрял Торанага.
Она передала ему весь диалог. Торанага хмыкнул, потом отпустил реплику.
– Мой господин говорит, вы выглядите озабоченным, Андзин-сан. Я должна согласиться с ним. Он спрашивает, что вас беспокоит.
– Ничего. Домо, Торанага-сама. Нани мо.
– Нан дзя? – настаивал Торанага. – Нан дзя?
Блэкторн послушался.
– Ёки-я, – выдохнул он беспомощно, – хай, Ёки-я.
– А, со дэс! – Торанага долго что-то втолковывал Марико.
– Мой господин говорит, что нет нужды печалиться о старом садовнике. Он просит сказать вам, что все совершилось законным порядком. Старый садовник полностью сознавал, что делал.
– Я не понимаю.
– Да, вам, должно быть, очень трудно, но, видите ли, Андзин-сан, фазан сгнил на солнце. Собралось ужасно много мух. Под угрозой оказалось ваше здоровье, здоровье вашей наложницы и всех остальных, кто был в доме. А также, извините, последовали жалобы, очень деликатные, от домоправителя Оми-сана и других. Одно из самых важных правил состоит в том, что отдельный человек никогда не должен нарушать общую гармонию, помните? Так что нужно было что-то делать. Вы понимаете, разложение, запах тления выводит нас из себя. Для нас это самый плохой запах в мире, извините меня. Я пыталась вам объяснить. Видите ли, это одна из вещей, которая всех нас немного сводит с ума. Ваш слуга…
– Почему никто не обратился ко мне? Не сказал? – растерялся Блэкторн. – Фазан для меня ничего не значил.
– А что было говорить? Вы отдали приказ. Вы глава дома. Они не знали ваших порядков. Что им оставалось делать, кроме как разрешить затруднение по-своему? – Она перевела Торанаге слова Блэкторна, потом снова повернулась к капитану. – Это расстроило вас? Вы хотите, чтобы я продолжала?
– Да, пожалуйста, Марико-сан.
– Вы уверены?
– Да.
– Хорошо. Потом ваш главный слуга, этот маленький кривозубый повар, собрал всех слуг, Андзин-сан. Попросили присутствовать Муру как старосту деревни. Решили, что обращаться за помощью к деревенским эта не станут. Это было чисто домашнее затруднение. Один из слуг хотел снять птицу и закопать, хотя вы дали строгий приказ ее не трогать. Ваша наложница, понятное дело, должна была следить, чтобы выполнялись все ваши приказы. Старый садовник спросил, позволят ли ему убрать фазана. Последнее время он днем и ночью сильно страдал от болей в животе, работа утомляла его и стала не в радость. Третий помощник повара тоже предлагал свои услуги, говоря, что он очень молод и глуп, а значит, его жизнь ничего не стоит. Наконец старому садовнику оказали честь. Это действительно большая честь, Андзин-сан. Все раскланялись друг с другом, и он с радостью унес фазана и закопал его, чем доставил всем большое облегчение. Вернувшись, он прямо пошел к Фудзико-сан и рассказал ей, что нарушил ваш запрет. Она поблагодарила его и велела ждать, а сама пошла ко мне за советом. Все дело совершилось законным порядком и требовало законного разбирательства. Я сказала Фудзико-сан, что не знаю, как ей следует поступить, Андзин-сан. Я спросила Бунтаро-сана, но он тоже не знал. Все было очень сложно из-за вас. Тогда он обратился к господину Торанаге. Господин Торанага сам увиделся с вашей наложницей. – Марико повернулась к Торанаге и объяснила, до какого места добралась в этой истории, поскольку он просил держать его в курсе рассказа.