Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП) - Диана Гэблдон

— Нет! Заткнись сейчас же!

Роджеру страшно хотелось последовать ее совету, но необходимость добраться до сути проблемы заставила его продолжать.

— Но я не понимаю, почему…

— Я знаю, что ты не понимаешь! В этом-то и дело!

Она развернулась на голых пятках и промаршировала к сундуку возле окна. Откинув крышку с громким стуком, она начала рыться в нем, фыркая и ворча.

Роджер открыл рот и снова закрыл, натягивая грязную рубаху через голову. Он чувствовал себя одновременно и раздраженным, и виноватым. Плохая комбинация ощущений. Он закончил одеваться в атмосфере напряженной тишины, рассматривая — и отклоняя — возможные замечания и вопросы, которые, как ему казалось, могли только вызвать дальнейшее обострение ситуации.

Она нашла чулки, натянула их на ноги короткими резкими движениями и сунула ноги в разбитые сабо. Теперь она стояла возле открытого окна, глубоко вдыхая воздух, как если бы собиралась выполнять дыхательные упражнения.

Ему хотелось сбежать, пока она смотрит в другую сторону, но он не мог просто так оставить эту ситуацию, в чем бы, черт побери, она не заключалась. Он все еще ощущал чувство близости, которое они разделяли меньше четверти часа назад, и не мог поверить, что оно просто испарилось в никуда.

Он медленно приблизился к ней и положил руки на ее плечи. Она не развернулась и не пнула коленом ему между ног, и потому он рискнул поцеловать ее в шею.

— Ты собиралась спросить у меня что-то о гусях.

Она глубоко вздохнула и слегка прислонилась к нему. Ее гнев исчез также быстро, как и появился, и Роджер остался ошеломленным, но с чувством большого облегчения. Он обнял ее за талию и притянул ближе к себе.

— Вчера, — сказала она, — миссис Аберфельд сожгла булочки на завтрак.

— О, да?

— Миссис Баг обвинила ее в том, что она больше уделяла внимания ленточкам своей дочери, чем тому, что делала. И вообще о чем она думала — сказала миссис Баг — положив чернику в тесто?

— Почему нельзя класть чернику в тесто?

— Я понятия не имею. Но миссис Баг считает, что не нужно. А потом Билли МакЛеод упал с лестницы, и мы не могли найти его мать. Она пошла в уборную и застряла в…

— Что?

Миссис МакЛеод была низенькой, но довольно упитанной женщиной, и обладала внушительной задней частью — словно два пушечных ядра в мешковине — так что представить этот несчастный случай было легко. В груди у Роджера забулькал смех. Он мужественно попытался задушить его, но тот вышел через нос в виде болезненного фырканья.

— Мы не должны смеяться над ней, у нее были занозы.

Несмотря на упрек, сама Брианна дрожала от смеха, и голос ее прерывался.

— Христос! И что потом?

— Ну, Билли вопил; он ничего не сломал, но довольно сильно стукнулся головой, а миссис Баг с криками выскочила из кухни, размахивая метлой, потому что подумала, что на нас напали индейцы. Миссис Чизхолм пошла искать миссис МакЛеод и тоже стала орать из уборной… и тут послышался гогот гусей. Миссис Баг поглядела на потолок, выпучила глаза и как заорет: «Гуси!», все сразу перестали вопить, а она побежала в папин кабинет и вернулась с дробовиком, который сунула мне.

Высказав это, Брианна немного расслабилась, она шмыгнула носом и прислонилась к нему.

— Я была так рассержена, что мне действительно хотелось убить кого — нибудь. Гусей было много. Ты видел, как они летят в небе?

Роджер видел. Темный клин, слегка колеблющийся в верховом ветре, прокладывал путь через зимнее небо. Он слышал их зов, порождающий в сердце странное чувство одиночества, и жалел, что ее не было рядом с ним.

Все выскочили на улицу. Дикие дети Чизхолмов и несколько полудиких собак Чизхолмов бегали среди деревьев с криками и лаем, подбирая упавших птиц, пока Брианна стреляла и перезаряжала ружье так быстро, как могла.

— Одна из собак схватила гуся, а Тоби попытался отобрать его, но собака укусила его, и он стал бегать по двору и кричать, что ему откусили палец. Никто не мог остановить его, чтобы посмотреть, но кровь текла сильно. И мамы не было, а миссис Чизхолм ушла на ручей вместе с близнецами.

Она снова напряглась, и он увидел, что краска залила ее шею. Он обнял ее сильнее.

— И что, палец у него был откушен?

Она глубоко вздохнула, потом оглянулась на него через плечо; краска немного спала с ее лица.

— Нет. Даже кожа на пальце не была прокушена. Это была гусиная кровь.

— Ладно, но ты справилась, ведь так? Кладовая полна мяса, палец на месте, и дом все еще стоит.

Он говорил это в шутку и удивился, почувствовав, как она издала серию глубоких вздохов, когда напряжение выходило из нее.

— Да, — сказала она, и в ее голосе ясно звучало чувство удовлетворения. — Я справилась. Все на месте и все сыты. С минимальным количеством крови, — добавила она.

— Ну, как говорится, нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, да? — он рассмеялся и нагнул голову, собираясь поцеловать ее, но вспомнил про свою бороду. — О, извини. Мне нужно пойти и побриться, да?

— Нет, — она повернулась к нему, когда он освободил ее, и провела кончиком пальца по его челюсти. — Мне даже нравится твоя борода. И ты можешь побриться позже, не так ли?

— Да, конечно, — он нагнул голову и поцеловал ее мягко, но основательно. Значит, дело было в этом? Она только хотела, чтобы он оценил ее управление домом? Если так, то она заслужила признание. Он и так знал, что она в их отсутствие не сидела у колыбели, напевая песни Джемми, но он не ожидал никакого кровопролития.

Запах ее волос и мускусный аромат ее тела окружали его, но глубоко вдохнув воздух, он понял, что в комнате также пахло можжевельником и бальзамом и еще свечным воском. Не одна, а целых три свечи горели в подсвечнике. Обычно она экономила дорогие свечи и использовала масляную лампаду, но сейчас вся комната пылала мягким золотистым светом. И он осознал, что этот свет сопровождал их занятие любовью, оставив в его памяти ее кожу цвета слоновой кости и золота на открытых местах, и темно-красную и пурпурную в затененных, а также его собственную темную кожу по контрасту с ее бледностью.

Пол блестел чистотой — или когда-то блестел — сосновые доски были выскоблены, в углах лежали веточки засушенного розмарина. Он уголком глаза заметил кровать и увидел, что она была застелена свежими простынями и новым одеялом. Она готовилась к его возвращению домой, а он ворвался сюда переполненный своими приключениями, ожидая похвалы за то, что вернулся живой, и не видя ничего, ослепленный желанием почувствовать ее тело под собой.

— Эй, — мягко произнес он ей в ухо. — Я, может быть, дурак, но я люблю тебя.