Пильпанг - Владимир Петровский

– Ты чего… повредился там? – Потоцкий пристально на него смотрел. – Слышь, Сопеля. Хватит. Не лезь туда больше.

– Подожди… Ты понимаешь?.. Ведь Готманов теперь неизвестно где. Понимаешь?.. Если это был не он… То где же он?

– Давай не будем самодеятельность дальше… – пытался гнуть свое Потоцкий, но Сопеля его не слушал.

– Ты помнишь… Есть такая игра, ходилка-стрелялка, старая. «Причал» называется. Я ему такую тоже в компьютер запустил. У нас там был тайник… ну, вспомнил?

– Допустим, – согласился Потоцкий настороженно. Когда они с Сопелей начинали сотрудничать, у них и впрямь был в этой программе тайный карман, где они хранили информацию не для посторонних. Никто не догадался бы там искать.

– Вот туда его надо заманить. Только так. А как еще? Иначе его не найти. Нет способа. Только вызвать. Пусть сам придет.

Он подумал и добавил:

– Точно. Только так. Пусть придет сам.

– Ты только в кресло садись. Чтоб не падать в следующий раз, – сказал Потоцкий. И, встретив яростный взгляд Сопели, объяснил: – Ну ведь не мне же туда идти. Я вообще против этого.

– По очереди ходить будем, – заявил Сопеля.

Он знал, что пойдет сам. Не потому, что хотел, нет, просто чувствовал ответственность за свою программу и за Готманова. Толстый рассудительный Грэг сейчас раздражал его. И вообще все раздражало. Он понял, как сильно тянет к себе Игра людей, и огорчился из-за этого. Эйфория, все интересно, нет усталости и беспокойства – как тут не попасться. Ну, конечно, пока не влипнешь во что-нибудь. Хотя, кто сам готов обманываться, или ищет знаний, как вот Готманов, тем и проблемы в радость.

Он подошел к столу с экраном и протянул Потоцкому щуп.

– На, Грэг. Не бойся, пойду я. Один чип вытащи, левый.

– Слышь, Сопеля, брось это, – сказал Потоцкий, однако подошел и щуп взял.

– Врубись, – сказал Сопеля. – Для соединения теперь будет только одна комната. Когда я в ней, экран будет показывать. Выйду из нее – погаснет. А совсем без чипов я не смогу, это ведь его программа, не моя. – Он говорил и сам удивлялся, откуда берутся эти соображения. Но говорил уверенно. – Да ты не бойся, я знаю, что делать.

Потоцкий с угрюмым лицом заелозил щупом по Сопелиному виску. Вытащил чип.

Посмотрев на Надю, Сопеля вздохнул и опустился в кресло. А Потоцкий включил программу.

27

Татьяна, по просьбе этого нового Грехова, не вполне уверенного в собственной корректности, аккуратно связала сидевшую на диване Светлану.

– Крепче. Крепче надо, – советовал Грехов. – Убежит – все пропало. Поймите это.

После того как она, морщась от сочувствия к неподвижной Светлане, затянула узлы, Грехов сам еще раз все проверил и подтянул. Как подпругу, подумала она, наблюдая за ним. Все же Света была ее давней ученицей, поэтому, выходя из квартиры, Татьяна тайком немного ослабила веревку на ее запястьях. Что бы с ней ни стряслось, а это женщина, думала она. Нельзя же так с ней.

Что думал Грехов, она не знала, потому что он попросил помочь ему, ничего не объясняя и не слушая ее разумных советов, и теперь спешил. Все это походило на сумасшедший дом, но выхода не было. Приходилось помогать и смотреть, что будет дальше.

На улице они пошли вдоль Ленинградского проспекта. Грехов внимательно всматривался в прохожих, следя и за противоположным тротуаром. Про Татьяну он словно забыл.

– Ну точно… – бормотал он. – Сюда… где-то здесь… только не перекосило бы его.

И вдруг радостно воскликнул:

– А!.. Вот они!

Татьяна округлила глаза, хотя удивляться еще чему-нибудь в этот день, как ей казалось, она была уже не в состоянии. Прямо к ним направлялся бородатый мужчина, беспрерывно жующий и продолжающий на ходу набивать рот едой из глубокой миски, которую держал в руке. На голове у него был повязан женский платок, делая его похожим на классическое изображение обмороженного захватчика, бегущего из-под Москвы, хотя сейчас была осень и светило довольно теплое солнце. Одежду скрывал белый грязноватый фартук. Перед собой мужчина толкал тележку с несколькими пластиковыми бутылками, наполненными прозрачной жидкостью (по виду – обыкновенной водой), над которыми возвышалась картонка с корявой рукописной надписью «Козлиное молоко». А рядом с тележкой шагал жующий так же непрерывно, как и мужчина, белый козел в ошейнике. Потертая веревка, привязанная к ошейнику, была обернута вокруг пояса бородача.

При приближении к Грехову глаза козла зажглись радостью, и он еще быстрей задвигал челюстями.

– Где Кадарпин? – сразу спросил Грехов.

– Не решились взять, слишком заметный. Тут все ж маскировка нужна, чтоб внимания не привлекать. Дело тонкое, – прочавкал бородатый и сунул в рот еще кусок чего-то – по виду, вареной картошки. – Сидит, ждет. Как пойууу…

Он с усилием глотнул, снова быстро набил рот и продолжил:

– Как поймаем Торпина, он сразу прибежит и скажет…

– Ладно, – согласился Грехов. – Пинпина отвяжи. Для оперативной свободы.

Бородач послушно отвязал веревку от козлиного ошейника и сунул свободный ее конец в карман. Косясь на прохожих, обтекавших компанию посреди тротуара, Татьяна смущенно улыбалась. Некоторые смеялись, принимая, видно, друзей Грехова за артистов, но большинство делало вид, что не замечает ничего необычного. А может, и впрямь не замечали, спеша по делам. Купить прозрачного молока никто желания не выражал.

Козел, скользнув разок по Татьяне пренебрежительным взглядом, жеванул пару раз с особенно гадливым выражением на морде и дальше просто ее не замечал. Она скривила рот и тоже на него не смотрела.

– Ему больше пройти негде, – говорил меж тем Грехов. – На дуге запечатлен этот луч. Смотрите внимательно.

Они стояли, озираясь по сторонам.

– Вот он! – крикнул вдруг Грехов, показывая рукой на противоположную сторону.

Все дружно повернули туда головы и увидели Умрихина. Тяжело отдуваясь, он бежал по тротуару, не в силах, видимо, даже лавировать между прохожими от усталости. Поэтому просто их расталкивал.

– Вот он! – крикнул еще раз Грехов, обращаясь к прохожим. – Использовал синусоиду времени, гад!.. Держит заложников!.. Пространственный террорист!.. Помогите задержать, кто может!..

Громко топая, вся компания кинулась к подземному переходу. Белый козел мчался впереди, азартно взмахивая рогами, отчего прохожие панически шарахались в стороны. Татьяна гоняться вместе со всеми не могла, поэтому осталась на месте и просто смотрела.

На той стороне, когда они выскочили на поверхность, Умрихина видно уже не было. Грехов обернулся на Татьяну, та показала рукой наверх.

Он карабкался по водосточной трубе, выбиваясь из сил, что было заметно даже снизу, но делая, все же, титанические усилия. Примерно на уровне третьего этажа силы его кончились. Покосившись вниз, он вдруг обмяк, как на диване в Татьяниной комнате, и полетел вниз.

Спустя несколько минут, бросив лежавшего на асфальте беглеца, они уже ехали на троллейбусе обратно. Татьяна была в полной растерянности, потому что Умрихин так и остался лежать на асфальте, но никто им не интересовался, даже подошедший откуда-то дворник только ругался на чужие проблемы, но сочувствия не проявлял. Вызванная бесплатная «Скорая» должна была подъехать неизвестно когда, а Грехов не мог ждать, и Татьяна была ему нужна срочно, чтобы вернуться в квартиру.

Он беспрестанно твердил что-то о дуге времени, которая вот-вот изогнется, после чего несдобровать. К тому же Умрихин, по его уверениям, был никакой уже не Умрихин, а Торпин. Умрихина же он, дескать, видел недавно, и тот отправился начинать все сначала. Татьяна не поняла из этого ничего, но выхода не было. Они втиснулись в подошедший троллейбус. Водитель поначалу отказывался ехать, требуя, чтобы вывели козла, но тут в открытые им для этой цели двери с улицы втиснулся уже знакомый Татьяне верзила в плаще и мятой шляпе, после чего водитель замолчал, а троллейбус поехал.

Пассажиры неприязненно, но очень, впрочем, осторожно поглядывали на бородача, который продолжал без устали жевать, да так активно, будто никогда раньше не ел.

У двери в Татьянину квартиру они приготовились. Козел встал на задних ногах, поджав передние словно для прыжка, наклонил рогатую голову и стоял так, балансируя. Верзила вытянул к двери руку, а бородач запихнул в рот столько еды, что не мог закрыть рот и помогал себе свободной рукой. Все не спускали с двери глаз.

– Он точно здесь, – сказал Татьяне Грехов, единственный из всех не принявший боевой позиции. – Открывайте.

В квартире было тихо. Они осторожно прошли в комнату. На полу валялась веревка, а окно было открыто. Грехов вздохнул, подумал немного, делая в воздухе всякие штуки пальцами в такт мыслям. Посмотрел на Татьяну.