Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

из свеклы[121]. Правда, сведений о реализации этих идей нет. А 30 июня (13 июля) был подписан одобренный Государственными Советом и Думой закон «О мерах к сокращению потребления населением мяса и мясных продуктов от крупного рогатого скота, телят, овец, ягнят, свиней и поросят». Согласно его положениям со вторника по пятницу каждой недели до окончания войны воспрещалась продажа мяса, сала, фарша и т. д., а с понедельника по четверг воспрещался убой мясных животных — кроме заготовления мяса для нужд действующей армии, консервирования и заморозки впрок. Нарушителям закона на первый раз грозили штраф от 50 до 300 рублей или арест на четверть года, злостные же могли просидеть за решеткой до полутора лет. Николай II в Ставке начертал на тексте закона: «Быть по сему»[122].

Депутаты правой думской фракции возмущались из-за выбора мясопустных дней, в число коих не вошла пятница — традиционно постный день для православных христиан. Кадет М. Х. Бомаш парировал, что принуждение всего населения империи соблюдать пост заденет религиозные чувства иудеев. Один из разработчиков законопроекта октябрист А. Н. Аносов разъяснял, что никакой привязки к постам не подразумевалось, что кушать птицу, кроликов и оленину в любой из дней никто никому не запрещает[123]… Ну а, например, в уездах Костромской губернии тем временем экстренно решали вопрос о соблюдении закона. Чухломская городская дума 26 июля (8 августа) 1916 года установила размер суточной порции мяса для одного человека — те же полфунта, что и в действующей армии[124].

Приказ армиям Юго-Западного фронта № 860 от 16 (29) мая 1916 года устанавливал добавочные суточные дачи лука (8 золотников / 34,1 грамма), чеснока (½ золотника / 2,1 грамма) и уксуса (3 золотника / 12,8 граммов) солдатам в окопах. Увы, эта мера не помешала цинге разгуляться на передовой[125]. Причинами тому были нехватка свежей зелени, но прежде всего — питание всухомятку. Генерал-лейтенант А. С. Лукомский, в начале октября 1916 года принявший должность начальника штаба 10-й армии, подчеркивал по итогам объезда фронта: «Выяснилось, что громадный процент солдат горячей пищей совершенно не пользуется. Доктора, с которыми я переговорил, согласились, что это и есть главная причина развития цынги. Если бы… генерал Лечицкий узнал, что в каком-нибудь полку на позициях люди не получают горячей пищи, то и командир полка и начальник дивизии были бы немедленно смещены»[126].

Конечно, Юго-Западным и [Северо-]Западным фронтами Русский театр военных действий не исчерпывался. Кавказский фронт заметно отличался от «равнинных»: гористая местность, узкие тропы, зимой вдобавок укрытые снегом, плотные туманы и скверная видимость… Когда в конце 1914 года русским войскам довелось оборонять крепость Саракамыш, отправленные из Карса обозы не могли достичь пункта назначения. Помимо боеспособных войск, в Саракамыше находилось около 2500 выбывших из строя из-за ран и обморожений и более 3000 раненых. Эвакуация для них была невозможна, а пища — необходима. Как следствие, с 18 (31) декабря суточные нормы хлеба и мяса были снижены до 400 и 80 граммов соответственно. Невзирая на лишения, крепость устояла[127].

Приготовление пищи на одной из позиций Кавказского фронта

Далее ситуация с рационом войск Русской императорской армии на Кавказском фронте тоже складывалась необычно. Баранины хватало, но иногда солдатам приходилось варить борщ без капусты и картофеля, не поступавших два месяца кряду. Зато настоящим праздником желудка оказывался захват продуктов, оставленных неприятелем: «Бежавшие 17 сентября курды побросали по дороге много добра. Мы нашли около трех пудов масла, перетопили его, и у нас теперь все готовится на прекрасном масле… Затем с 18 числа сентября у нас есть и корова, дает 3 бутылки молока. Несколько дней был и лук, и картофель. Да, забыл сказать: поели винограду вдосталь»[128]. В расположении частей ухитрялись разводить домашний скот и птицу. Однако если природа Кавказа и располагала к этому, то война — нет. Радость принявшихся хозяйничать воинов длилась недолго. «Сегодня обеда не будет, а прямо ужин. Утром почему-то мяса не выдали. Дадут вечером. И то хлеб. Пойду вниз, “стрельну” где-нибудь. Ах, Марочка, как я низко пал! Я мечтаю о Тифлисской “Анноне”! Больше не буду посылать тебе денег, буду копить их, и, попав в культурные места, проем…» — писал супруге один из них летом 1916 года[129]. Наконец, Кавказскому фронту меньше внимания уделяли благотворительные организации, что порождало сетования об отсутствии «уполномоченных с подарками».

Отмечался дефицит соли. «…У казаков давно вышел запас сухарей. Иногда доставали мясо, оставленный одиночный скот, варили суп не только что “без ничего”, но и без соли», — свидетельствует хорунжий 1-го Кавказского полка Ф. И. Елисеев. Он же рисует трагикомическую сцену диалога с голодными казаками:

«Што вы едите? — спрашиваю, сам голодный.

— Да ягоды, ваше благородие! — отвечают они. Попробовал я их, эти ягоды и… выплюнул.

— Да ведь это отрава… — говорю им.

— Э-эх, ваше благородие! — протянул один из них. — Пущай хучь отрава, но все же кисленькая… ни хлеба, ни соли нетути… адна мяса… ана уже ни лезет у рот…

И я их понял. И этак восемь дней подряд»[130].

К осени 1916 года на такой пресной диете окажутся немало воинов Русской императорской армии, и им будет не до жалоб на пресыщение мясом. Как записал в дневнике прапорщик Бакулин: «В интендантстве сейчас почти никаких продуктов нет, нет даже необходимых, как-то: крупы, соли; сахар — и то недавно доставку наладили, а то и его не было. Полкам приходилось варить пищу: ½ фунта мяса, вода и заболтано мукой, каши не было. Если так будет долго продолжаться, земляки взбунтуются…»[131].

На рубеже 1916–1917 годов участвовавшие в Митавской операции войска в большинстве своем остались без горячей пищи[132]. Наступившие вскоре события общеизвестны, а прапорщик Бакулин был ближе к истине, чем сам, наверное, думал.

Возвращаясь к хлебу — в 1915 году видный историк М. И. Туган-Барановский писал: «Хозяйство нашего крестьянина <…> ни малейшим образом не потрясено войной. В этом отношении разница между Россией и Германией громадна…»[133]. Это сравнение иллюстрирует желаемое положение дел в не меньшей степени, нежели действительное. Покинувшие Восточную Пруссию в начале войны полмиллиона беженцев затем вернулись на свою разоренную землю. Берлин не постоял за ценой восстановления имперской житницы. Уже весной 1915 года были засеяны поля, дававшие ежегодный урожай до 125 миллионов пудов (2 047 500 тонн) зерна[134]. На занятой же Русской императорской армией еще