Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

остановить их было уже трудно. На дворе имения я нашел оторванную голову петуха, а у забора лежал молодой гусь с разбитой головой. Зачем это было сделано — люди и сами не ответили б, так как в это же время пришли кухни, и значит, в еде они не нуждались»[95].

Другой офицер, Генерального штаба, полковник А. В. Черныш, вспоминал о пресыщении куриными яйцами — в этом случае домашней птице ничего не грозило: «Около полудня мы въехали на ст[анцию] Белжец, или вернее — на место, где была она, ибо мы нашли тут кучи угля, пепла и еще много громадных костров: станция и все, что ее окружало, представляло груду развалин пожарища. Кто ее сжег, нам было неизвестно. Все пожарище было покрыто группами пеших и конных, попадались и двуколки. Все жарили, пекли, варили и во всех видах ели яйца, огромные склады которых были нами захвачены здесь. Мы тоже последовали этому примеру и наелись австрийских яиц до тошноты»[96].

Полковник М. И. Пестржецкий отмечал в мемуарах, что ни интендантская служба, ни дивизионный обоз не обеспечивали его воинов продуктами питания. На марше через покинутые селения удавалось разжиться только свеклой. Сухари в солдатских сумках крошились, прели и покрывались плесенью. Есть их было попросту опасно для здоровья. Те же австрийские деревни и веси, где еще оставались жители, не сулили русским войскам радушного хлебосольного приема. Наконец, высланная вперед разведка отыскала имение с запасом зерна, паровой молотилкой и мельницей. Деловитый прапорщик в полку наладил их работу, нестроевые наделали дрожжей из щедро растущего кругом хмеля. Свежего хлеба хватило на много дней: «Управляющий имением австриец, видя слаженность и быстроту организации хлебопечения, спрашивал, действительно ли подобные случаи предусмотрены русским военным уставом»[97].

В целом же, если верить унтер-офицеру И. И. Чернецову, на исходе кампании 1914 года дела с продовольствием в действующей армии обстояли неплохо: «Мы все очень хорошо накормлены (1 фунт мяса в день на человека утром, да еще немного вечером). Кроме того, здесь много баранины, свинины и коров, которых начальство разрешает бить и делить между собою. Чай, сахар выдают регулярно и в достаточном количестве. Много везде в домах ссыпано картофеля, который мы жарим на свином сале, варим с мясом, делаем котлеты (если найдем в доме машинку для рубки мяса) и даже печем лепешки на свином сале; муки оставлено много, но дело в том, что, конечно, нет дрожжей, но несмотря на это ржаные лепешки, жаренные на свином сале, выходят очень хороши, и даже ротный наш командир часто просит солдат поставить на его долю теста»[98]. Касаемо существовавших проблем же нельзя сказать, что командование ничего не делало для их разрешения и смотрело сквозь пальцы на халатность командиров полевых частей, не следящих должным образом за обеспечением войск продовольствием.

К примеру, еще 9 (22) сентября командир 265-го пехотного Сухаревского полка полковник В. И. Сланский мог быть снят генералом Ренненкампфом с должности за недостаточную заботу о довольствии нижних чинов. Правда, к тому моменту он уже сдавал дела полка, а потому взыскание ограничилось выговором, сам же инцидент был поставлен на вид начальнику 54-й пехотной дивизии генерал-майору М. И. Чижову[99].

Император Николай II перед снятием пробы солдатского обеда в действующей армии

Да и существовавшие в ту пору сложности с питанием войск являлись эхом проблем в организации их снабжения провизией на высшем уровне. Именно поэтому ситуацию в верхах следует рассмотреть повнимательнее. Да, ведущий исследователь истории интендантской службы А. В. Аранович утверждает, что «интендантство в целом справлялось с решением задачи продовольственного обеспечения русской армии», однако оговаривается о его передаче Главному управлению землеустройства и земледелия[100].

Руководитель ГУЗиЗ А. В. Кривошеин еще в пору премьерства П. А. Столыпина мечтал о превращении его ведомства в министерство, но переустройство затягивалось. С объявлением мобилизации в 1914 году он понял, что второго подобного случая может и не представиться. Сперва Кривошеину была поручена только помощь ГИУ, но уже через день, 19 июля (1 августа), он получил бразды руководства всеми заготовками продовольствия для нужд армии[101]. «Это решение являлось полным экспромтом, так как в довоенный период в деле снабжения оно [Главное управление землеустройства и земледелия] не участвовало, — писал впоследствии профессор Н. Н. Головин. — Оно не имело для своей деятельности никакого технически приспособленного аппарата и к заведыванию этой областью было совершенно не подготовлено»[102]. Эта точка зрения не вполне объективна: ведомство Кривошеина как проводник столыпинской аграрной реформы располагало огромным объемом ресурсов — на обещавшую стать скоротечной войну их уж точно должно было хватить. Этот прогноз не оправдался, и уже с начала 1915 года, наряду с борьбой армии против внешнего врага, а ее командования — с гражданскими властями за реквизируемый скот, ведомства генерала Шуваева и Кривошеина, сталкиваясь локтями, делили хлеб.

Когда возник вопрос о его реквизициях, крестьяне стали зажимать зерно, чтобы сберечь хотя бы крохи для посева; начались спекуляции хлебом. Да и еще бы им не начаться, а ценам — не расти, если интендантство и ГУЗиЗ вели закупки зерна параллельно! В какой-то момент военные вырвались вперед, заручившись правом устанавливать предельные закупочные цены на хлеб в границах военных округов, а также налагать запрет на вывоз зерна с их территории. Позднее, когда началось Великое отступление, Главное управление землеустройства и земледелия отыграло позиции — как отмечает исследователь М. В. Оськин, оно «получило право закупать хлеб и фураж из нового урожая для армии даже в тыловых районах театра войны… Поэтому в интендантстве военного министерства и был разработан проект о военно-продовольственной повинности. Иными словами, военные власти, ссылаясь на факт недопоставок требуемого войсками продовольствия, пытались взять в свои руки заготовку продфуража для войск внутри страны, причем на длительный период вперед»[103].

Этот проект был не нов, и одним фуражом он не ограничивался. Его автор, заведующий мобилизационной частью ГИУ, на тот момент полковник К. Н. Егорьев еще до начала Великой войны постулировал: «Россия весьма богата продовольственными продуктами, и потребность в них действующих вооруженных сил, как бы долго война ни затянулась, легко может быть покрыта наличием продуктов, находящихся в стране»[104]. Обретя силу закона, «Положение о военнопродовольственной повинности» предусматривало бы отчуждение грузов на железнодорожных путях, добровольно-обязательную поставку мирным населением «припасов по особой разверстке»: ржи и ржаной муки, пшенной и гречневой крупы, на Кавказе и в Туркестанском крае — также