Северная и восточная Тартария - Николаас Витсен

ему показывал, из чего можно уверенно сделать вывод, что у них не существует богослужения с резными изображениями, а лишь нарисованные картины, которые они чтут; причем он добавил, что изображается только бог и при виде нарисованных изображений ему вспоминается только он. В церкви курится рокверк, который он назвал ганга; среди священников имеются неженатые, и в церкви, на серебряных и золотых досках или, по крайней мере, позолоченных, можно видеть написанные законы; внутри этих церквей ставят ротанги, которые, когда их зажигают, загораются и дымят. Церкви, построенные из дерева и камня, не очень большие; никому не разрешается входить в них, кроме тех, кто чист, так как они очень чистоплотны и по отношению к зданиям; их стены и потолки очень красивы. У них есть несколько праздников, когда вся община день и ночь находится в церкви и все молятся; у них существуют и постные дни, а перед едой они молятся стоя.

Языки мугал и калмукков, он говорит, очень похожи, и, когда я показал ему список слов языка, на котором говорят вблизи стены и реки Амур, он признал, что это язык его собственной родины; но мог еще сказать, что язык в его городе и в других городах вне Синской стены, которые находятся в подчинении у государства Сина, больше похож на синский, чем язык, на котором говорят в глубине страны и который больше /W 247/ склоняется к мугальскому. Когда он говорил на своем языке, я заметил, что слова шли как бы из горла. Окна в церкви раскрашены цветами. Женщины ходят в церковь, как и мужчины, но молодые девушки не ходят, как и юноши, мало посещают церковь. Вся их религия, сказал он, состоит в поклонении богу небес. Кто приходит в церковь нечистым, они считают, тот не может остаться здоровым. Попы не женятся, а кто из духовенства опускается до проституции, того тяжело телесно наказывают. По средам и пятницам монахи не едят мяса, но остальные люди едят всегда все, что им нравится. Некий значительный праздник называется Икутор.

Удур — так называется день накануне праздника; тогда постятся главным образом старики, как его отец, который был глубоким стариком, весь день, совсем без еды и питья. Праздничную неделю они проводят в веселых играх, варят пиво, которое они пьют для веселья; богатые люди режут волов, а простонародье режет овец, приглашая гостей. Этот праздник по времени совпадает с нашей Пасхой. Когда они собираются молиться, они трижды падают наземь, затем встают и стоят, во время молитвы не складывая рук. Священник, благословляя народ, прикасается рукой к голове. На маленьких каменных столиках в церкви видно, как лежат красивые травы, около которых стоят масла и дымится ладан, так что в церкви всегда стоит приятный дым. Священник ходит по церкви и, прохаживаясь, молится. Ему был известен далай-лама, или Великий священник, который живет в Тангуте, в неприступном замке на высокой горе, и он говорил о нем, как говорится у Кирхеруса[258]: что он никогда не умирал и показывается утром в виде юноши, а вечером в виде старика, во что верил этот юноша, хотя и был уже крещен. Его отец (рассказывал он) отправлялся туда в паломничество; встречались среди них люди, которые из набожности поднимались на гору и спускались с нее без пищи, до тех пор пока не падали и умирали, и их тогда считали великими святыми. Встречались в этих областях, где он родился, много духовных начальников, которые находились в зависимости от духовенства в Тангуте. Из их рассказов можно сделать вывод, что верования людей, живущих вне Синской стены, к северо-западу и западу от нее, больше похожи на идолопоклонство Тангута, чем Сины. Но в остальном их образ жизни как у северных китайцев. Его отец имел обыкновение раз в год или в два ездить в Пекин, вести торговлю, и привозить необходимые вещи. Государство Сина он знал лишь под названием Китай. Главный святой в Тангуте, по его мнению, держит всегда в руках весы и взвешивает души всех умерших. Ту, которую находят слишком легкой, он ронял с весов, и она сразу опускалась в пропасть ада, в вечный огонь. Чистилища они не знают, но те души, у которых он находил достаточно веса, переселялись в честные создания или поднимались в небо. Мне показалось странным, откуда этот юноша знал имя Самуэл, когда их имена совсем несходны с европейскими. Он подтвердил это, но сообщил, что было несколько имен, которые издавна пришли с Запада, в том числе имена Самуэл, Ян и Симеон. По их мнению, имеется три мира, и наш земной шар является средним. Люди, живущие на верхней земле, носят ремень под руками, сами они носят его вокруг пояса, а люди, живущие на нижней земле, носили ремень у колена. Также они считают, что имеется три неба.

Мюгалы, сказал он, переезжают с места на место, но оставляют на местах стоянок для охраны пустых шалашей и палаток кого-нибудь, чтобы следить за ними, пока они не вернутся на это место, чтобы стравливать луга дикому скоту, а потом овладеть им.

Когда его взяли в плен, на нем были зеленые бархатные сапоги и три серебряных и золотых парчовых кафтана, один на другом; они запахиваются на правую сторону, против обычая многих восточных народов, запахивающих свои кафтаны налево. Сапоги широкие и короткие — их можно было быстро стряхнуть с ног; и вся его одежда была приблизительно такова, как у Ньюхофа показан тартарский всадник.

Есть у них разные фрукты, как и в наших странах, чем рынки заполнены. Деньги серебряные взвешиваются, это гладкие /W 248/ продолговатые четырехугольные кусочки, но медь — чеканная, с надписью.

У них много чая; его кипятят с молоком и маслом, что делает его (он так считает) много вкуснее, когда употребляешь, как мы; они его пьют каждое утро.

Он говорил про соседних мугальских князей Батура и Батур хан Тайдзи, который был очень богат, а также про Ачирой Саин-хана, у которого было много денег, серебра, золота, жемчуга и лошадей; этот, по его словам, жил около реки Орхан, в открытом поле.

Князь Ирдени Ватур, или Батур, о котором я упоминал в другом месте, умер, после него правление перешло к Кохон Ватуру (или Батуру, так как он произносил «в» как «б»).

Когда я его спросил, имеются ли у них вещи, которые здесь считают красивыми: ковры, зеркала и др., — он воскликнул удивленно: «Что может быть на свете, чего нет у нас?»,