Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

IV

Вперед, вперед, моя исторья!Лицо нас новое зовет.В пяти верстах от Красногорья,4 Деревни Ленского, живетИ здравствует еще донынеВ философической пустынеЗарецкий, некогда буян,8 Картежной шайки атаман,Глава повес, трибун трактирный,Теперь же добрый и простойОтец семейства холостой,12 Надежный друг, помещик мирныйИ даже честный человек:Так исправляется наш век!

3 В пяти верстах от Красногорья… — В славянских географических названиях понятие «красный», то есть «красивый», «праздничный», иногда связано с древними представлениями о магической силе огня, весенней поре и др.; от «огненного» красного всегда легко сделать следующий шаг к «красному» в его обычном сегодняшнем смысле. Желал того Пушкин или нет, но распространенное название поместья Ленского несет в себе более глубокие связи с поверьями и ворожбой прошлого, чем скупое английское «Fairhill». Такие сочетания, как Красная Горка, ассоциируются не только с представлениями о яркой красоте природы (или, если быть более точным, с красным цветом камня, песка или сосновой коры), но и с некоторыми захватывающими дух, хотя и традиционными языческими весенними обрядами и играми, о которых так скучно пишут в трудах по антропологии.

6 В философической пустыне… — «Пустыня» — это «désert» французского псевдоклассицизма. А также «retraite». Ср.: Мармонтель, «Урок несчастья» в «Нравственных повестях»: «Tout le monde connaît la retraite philosophique qu'il s'était faite au bord de la Seine»[667].

7 Зарецкий — Некоторые любители прототипов ошибочно видят в этом образе пародию на Федора Толстого (см. коммент. к гл. 4, XIX, 5 и гл 6, VI, 5–8)

10 Cр.: гл. 2, XXXVI, 9.

13 Замечание Лернера[668] отослало меня к высказыванию Вольтера («Кандид» 1759, гл. 30): «Il n'y eut pas jusqu' à frère Giroflée qui ne rendît service; il fut un très bon menuisier, et même devint honnête homme…»[669]

<…>

Чижевский (с. 267) проводит здесь совершенно ошибочную аналогию с использованием Гоголем слова «даже» в «Шинели».

14 Так исправляется наш век! — Я понимаю здесь «век» скорее как «эпоху», а не как «отпущенный срок жизни» (в отличие, например, от гл. 8, X, 13); впрочем, и тот и другой смысл достаточно тривиальны. К тому же вся строка есть неуклюжий галлицизм. Ср.: Вольтер, примечание 1768 г. к началу песни IV «Женевской Гражданской войны»: «Observez, cher lecteur, combien le siècle se perfectionne»[670].

V

Бывало, льстивый голос светаВ нем злую храбрость выхвалял:Он, правда, в туз из пистолета4 В пяти саженях попадал,И то сказать, что и в сраженьеРаз в настоящем упоеньеОн отличился, смело в грязь8 С коня калмыцкого свалясь,Как зюзя пьяный, и французамДостался в плен: драгой залог!Новейший Регул, чести бог,12 Готовый вновь предаться узам,Чтоб каждым утром у Вери37В долг осушать бутылки три.

4 В пяти саженях… — Сажень — 7 футов; 2,134 метра; 2,33 ярда. Ярд — мера расстояния в один шаг, двенадцать шагов — принятая дистанция при дуэли на пистолетах. Байрон (согласно его биографии, написанной Муром / Moore, «Life», p. 319) мог загасить свечу выстрелом из пистолета с расстояния в двадцать шагов.

9 Как зюзя пьяный… — Пьяный, как свинья (англ. soused as a swine). По-русски «зюзя» имеет кроме «свиньи» еще несколько значений, одно из них — как раз и есть «пьяный человек», а другое — «толстый, обрюзгший». Английское существительное «souse» означает, кроме того, и соленую свинину и может происходить от латинского sal — «соль», в то время как глагол с таким же написанием мог возникнуть под влиянием французского saoûl, происходящего от латинского satietas. «Зюзя» звучит так, словно непосредственно происходит от латинского sus («свинья»), но скорее всего является звукоподражательным образованием, имитирующим сосание (ср.: susurrus). Ср.: «as drunk as David's sow» («пьян, как свинья Дэвида»; Ray, «Proverbs», 1670).

Схожее выражение «как зюзя натянуся» использует Денис Давыдов{134} в своем блистательном стихотворении «Решающий вечер» (три четверостишия, написанных александрийским стихом ок. 1818 г.)3.

11 Сравнение с римским полководцем Марком Атиллием Регулом (погиб ок. 250 г. до н. э.), героем 1-й Пунической войны. Потерпев поражение от карфагенян, был отпущен в Рим с тем, чтобы предложить сенату жесткие условия мирного договора. Вместо этого выступил с настоятельным требованием продолжения войны. Вернулся в плен, как и обещал, хоть знал, что ему придется поплатиться жизнью за свой поступок.

13 …у Вери… — Кафе Вери (Café Véry) — старый ресторан в Париже, изначально (1805–1817) располагавшийся на Террасе де Фейян (Terrasse de Feuillants) в саду Тюильри и пользовавшийся особой популярностью у военных благодаря своей прекрасной кухне. Не могу понять, почему капитан Джессе в своем «Бруммеле» пишет «Vérey» и почему Сполдинг (а вслед за ним Эльтон) предлагает написание «Verrey». В «Физиологии вкуса» Ансельма Брийа-Саварэна (Anthelme Brillat-Savarin, «Physiologie du goût», 1825) упоминаются восхитительные entrées truffées[671], которые подавались у братьев Вери. Леди Сидни Морган, щеголявшая беглым, но ужасающим французским (изобилующим ошибками и идиомами, употребленными без всякого идиоматического контекста), сообщает в 1818 г. в своем дневнике «Отрывки из моей автобиографии» («Passages from my Autobiography». London, 1859, p. 52), что ее водили «обедать к Вери, в сады Тюильри».

VI

Бывало, он трунил забавно,Умел морочить дуракаИ умного дурачить славно,4 Иль явно, иль исподтишка,Хоть и ему иные штукиНе проходили без науки,Хоть иногда и сам впросак8 Он попадался, как простак.Умел он весело поспорить,Остро и тупо отвечать,Порой расчетливо смолчать,12 Порой расчетливо повздорить,Друзей поссорить молодыхИ на барьер поставить их,

5—8 Эти строки вполне могут быть слабым отголоском того, что наш поэт хотел сказать, но не сказал о Федоре Толстом, заурядном болтуне и повесе, в течение шести лет вызывавшем у Пушкина бурную ненависть своими сплетнями (см. коммент. к гл. 4, XIX, 5).

VII

Иль помириться их заставить,Дабы позавтракать втроем,И после тайно обесславить4 Веселой шуткою, враньем.Sel alia tempora! Удалость(Как сон любви, другая шалость)Проходит с юностью живой.8 Как я сказал, Зарецкий мой,Под сень черемух и акацийОт бурь укрывшись наконец,Живет, как истинный мудрец,12 Капусту садит, как Гораций,Разводит уток и гусейИ учит азбуке детей.

4 …враньем… — О значении глагола «врать» на языке повес того времени см. коммент. к гл. 4, XIX, 5.

5 Sed alia tempora! — «Autres temps, autres moeurs»[672] — французская пословица.

9 Из пятидесяти студентов колледжа, которых я однажды спросил (желая нарочно продемонстрировать свойственное сегодняшним молодым американцам немыслимое невежество, касающееся окружающей природы), как называется дерево (американский вяз), растущее за окном класса, дать точный ответ не смог никто: одни неуверенно предположили, что это дуб, другие промолчали, а одна девушка сказала, что, по ее мнению, это просто дерево, посаженное для тени{135}. Когда переводчик встречается с ботаническими названиями у автора, ему следует быть более точным.

В гл 6, VII Пушкин описывает, как исправившийся повеса Зарецкий удалился в деревню и укрылся под сенью совершенно определенных растений. Вот анализируемая строка:

Под сень черемух и акации…

Перевод словосочетания «под сень» (то есть под некое укрытие, образуемое навесом, крышей, галереей, аркой, карнизом, «лиственным шатром», «лесным пологом», покровом, балдахином, беседкой, метафорическим «крылом» и т. д.) не составляет особого труда; не спорю, оно создает некоторую неловкость, так как выражения «под сенью» (тв. пад., ед. ч.), «под сень» (вин. пад., ед. ч.) и другие сочетания со словом «сень» (ж р., ед. ч) и «сени» (мн. ч.; не путать с известным словом «сени», означающим «прихожую») метрически очень податливы и потому пользуются особой любовью русских поэтов к вящему неудобству их переводчиков. Редко значение слова «сень» можно передать одним английским словом. Казалось бы, близкое по значению «shade»[673] не может устроить неподкупного буквалиста по той существенной причине, что в приведенных выше выражениях «тень» не совсем синонимична «сени», уже не говоря о том, что может выступать в том же пассаже в качестве робкой рифмы к этому слову. Однако чувственное восприятие «сени» столь хрупко, что во многих случаях — как, например, и в данном — никто не сочтет за преступление, если после предлога «под» («beneath» или «under») это слово будет просто опущено (см.: Коллинз, «Ода к вечеру», стих 49 в «Собрании» изд. Додсли, 1748 г. / Collins, «Ode to Evening», Dodsley's Collection) или заменено на «кров», как в выражении «под кровом» («in the shelter»). Но вернемся к рассматриваемой строке: