Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4 …пирог — Пирог с мясом или с капустой был важной составной частью старомодного именинного пиршества.
7 …блан-манже… — В это желе из миндального молока (старинный французский и английский десерт, не путать с нашим современным «blancmange») могли добавляться искусственные красители. Наличие его (а также русского шампанского) на праздничном столе госпожи Лариной свидетельствует как о старосветском стиле ее домашнего уклада, так и о сравнительной скудости средств.
В рассказе Пушкина «Барышня-крестьянка» (1830) прислуга одного состоятельного помещика получает на сладкое «блан-манже синее, красное и полосатое».
В Англии XVIII столетия на званых обедах модно было подавать к столу целые пейзажи из разноцветного бланманже.
8 Цимлянское — Шипучее вино из станицы (казацкого селения) Цимлянской, на Дону.
11 Зизи… — Зизи Вульф, соименинница Татьяны{124}.
Отношениям Пушкина с семейством Осиповых, его деревенских соседей, непросто найти параллель в анналах литературных амуров. За годы вынужденной жизни в деревне (с августа 1824 по сентябрь 1826 г.), в Михайловском Псковской губернии и позднее, во время наездов к Вульфам в их поместье в Тверской губернии, он ухаживал за пятью или шестью представительницами этого рода — в Малинниках, принадлежавших Николаю Вульфу, в Павловске, имении Павла Вульфа, и в Бернове, имении Ивана Вульфа.
Среди них, во-первых, сама помещица Прасковья Осипова, урожденная Вындомская (1781–1859), владевшая Тригорском, или Тригорским (Тригорское), расположенным близ пушкинского имения в Псковской губернии, а также Малинниками в Тверской губернии, примерно в двадцати пяти милях от Старицы. Она пережила двух мужей, Николая Вульфа (ум. 1813) и Ивана Осипова (ум. 1822{125}). Подписывалась она на полурусском, полуфранцузском — сначала Prascovie de Windomsky, затем Prascovie Woulff и, наконец, Prascovte d'Ossipoff. Неясно, имел ли Пушкин роман с нею, но почти нет сомнений, что она была влюблена в него.
Была также Зина, или Зизи, или Euphrosine, или Euphrasie (французские формы имени Евпраксия) — Зизи Вульф (1809–1883), младшая дочь госпожи Осиповой. Пушкин писал ей всяческие стихи на случай и из Михайловского сообщал ее брату в Петербург в конце октября 1824 г.{126}, что у него, Александра Пушкина, мужчины двадцати пяти лет от роду, и у Зизи, девицы пятнадцати лет, талии одного размера. Судя по сохранившемуся силуэту, в то время она была полноватой, и сравнение в гл. 5, XXXII со стройной рюмкой было шуткой. У Пушкина был с ней мимолетный роман в 1829 г. В 1831 г. она вышла замуж за барона Вревского. Св. Евпраксия празднуется в день св. Татьяны, и тень Зизи появляется на именинном обеде у Лариных в вымышленный четверг, «12 января 1821», за два дня до вымышленной истории гибели Ленского. Настоящая же Зина Вревская во время визита в Петербург обедала 26 января 1837 г. с Пушкиным и его сестрой накануне роковой дуэли.
У Зизи была старшая сестра, Анна, Annette Вульф (1799–1857), которая страстно и беззаветно обожала Пушкина и которую он хладнокровно и цинично совратил в 1825 г. В разгар романа, в начале февраля 1826 г., мать спровадила ее в Малинники, откуда та посылала Пушкину душераздирающие письма.
Была и еще одна Анна, Netty Вульф, дочь Ивана Вульфа и кузина Аннетты и Зизи. Это о ней позже писал Пушкин Алексею Вульфу, брату Аннетты и Зизи «нежная, томная, истерическая Netty»{127}.
Была еще Алина, Александра Осипова, падчерица П. Осиповой, дочь ее второго мужа от предыдущего брака (и возлюбленная Алексея Вульфа, 1805–1881, повесы и автора известных дневников), в замужестве Беклешова. Она была предметом страсти Пушкина параллельно с вышеупомянутыми барышнями, но расцвет их отношений приходится на осенние сезоны 1828 и 1829 гг., когда Пушкин наведывался в имения Вульфов{128}.
Наконец, была еще и племянница госпожи Осиповой, Анна Керн (1800–1879), дочь Петра Полторацкого и сестры Николая Вульфа. Первым мужем Анны, за которого она вышла в ранней юности, был генерал-майор Ермолай Керн (1765–1841). Пушкин тщетно добивался ее летом 1825 г., когда она гостила в Тригорском. Вскоре после этого она завела шашни со своим кузеном, Алексеем Вульфом, и лишь в феврале 1828 г. в Петербурге действительно стала любовницей Пушкина.
11 …кристал… — Здесь означает «хрустальный бокал».
Вариант1—12 В черновике (2370, л. 40 об.) упоминается, по-видимому, не Зина Вульф, а Елизавета Воронцова{129}:
О Лиза, друг души моей,Соперница картин французских.
ХХХIII
Освободясь от пробки влажной,Бутылка хлопнула; виноШипит; и вот с осанкой важной,4 Куплетом мучимый давно,Трике встает; пред ним собраньеХранит глубокое молчанье.Татьяна чуть жива; Трике,8 К ней обратясь с листком в руке,Запел, фальшивя. Плески, кликиЕго приветствуют. ОнаПевцу присесть принуждена;12 Поэт же скромный, хоть великий,Ее здоровье первый пьетИ ей куплет передает.
<…>
XXXIV
Пошли приветы, поздравленья:Татьяна всех благодарит.Когда же дело до Евгенья4 Дошло, то девы томный вид,Ее смущение, усталостьВ его душе родили жалость:Он молча поклонился ей;8 Но как-то взор его очейБыл чудно нежен. Оттого ли,Что он и вправду тронут был,Иль он, кокетствуя, шалил,12 Невольно ль, иль из доброй воли,Но взор сей нежность изъявил:Он сердце Тани оживил.
XXXV
Гремят отдвинутые стулья;Толпа в гостиную валит:Так пчел из лакомого улья4 На ниву шумный рой летит.Довольный праздничным обедомСосед сопит перед соседом;Подсели дамы к камельку;8 Девицы шепчут в уголку;Столы зеленые раскрыты:Зовут задорных игроковБостон и ломбер стариков,12 И вист, доныне знаменитый,Однообразная семья,Все жадной скуки сыновья.
3 <…>
6 Сосед сопит перед соседом… — Здесь и в других местах «сосед» употребляется в смысле «сосед-помещик», владелец земель в той же местности.
7 Подсели дамы к камельку… — Глагол «подсесть» сочетает в себе значение приближения к некоему месту и усаживания. См. гл. 7, XLIX, 11: К ней подсел — «[приблизился к ней и] сел рядом».
11 ломбер… — Карточная игра испанского происхождения, популярная в Европе в XVII и XVIII вв. Она часто упоминается в сатирических стихах. См. «Игрок ломбера» Василия Майкова, поэму в трех песнях (см. мой коммент. к гл. 8, Iа, 3).
13—14 Я сознаю, что эта кода с трудом скандируется в переводе, будучи испорчена двумя переносами, коих нет в подлиннике. Но здесь, как и повсюду, я принес мелодику в жертву точности. Однако в следующей строфе перенос есть и в подлиннике.
Вариант11—12 В черновике (2370, л. 39 об.) «бостон и квинтич» манят пожилых гостей, а «быстрый экарте» приходит на смену старым играм.
Относительно игры в бостон см. коммент. к гл. 1, XXXVIII, 11. Экарте не нуждается в разъяснениях, а квинтич, возможно, является предшественником винта — русской карточной игры, распространившейся в последующие десятилетия. Ср. «квинт», пять карт одной масти по старшинству, в пикете.
XXXVI
Уж восемь робертов сыгралиГерои виста; восемь разОни места переменяли;4 И чай несут. Люблю я часОпределять обедом, чаемИ ужином. Мы время знаемВ деревне без больших сует:8 Желудок – верный наш брегет;И кстати я замечу в скобках,Что речь веду в моих строфахЯ столь же часто о пирах,12 О разных кушаньях и пробках,Как ты, божественный Омир,Ты, тридцати веков кумир!
1 …робертов [род, пад. мн. ч. слова роберт]… — По-английски rubber. Происхождение этого слова неясно, его употребление по отношению к иным играм и спорту восходит к XVI в. Во времена Пушкина французы говорили robre, a немцы — Robber. Загадочное т, которое наводит на ложную этимологию русского слова XVIII в. «роберт», на самом деле, думаю, является следствием голландского искажения слова «rubber»: een robbertje whisten.