Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

спущены с ошейника, убежали, и две плохо несут сторожевую службу, видимо, потеряв чутье». Нередко собакам губили обоняние доброхоты, «угощавшие» их мясом с солью и специями. Огромную опасность для четвероногих представляло химическое оружие. Уже в конце 1920-х годов видный теоретик военной связи РККА В. М. Цейтлин писал по опыту Первой мировой: «Собаки службы связи должны быть приучены к противогазовой защите и работать в противогазе уже не по чутью, а по зрительной памяти. Доставлять донесения через участки, зараженные ипритом, собака должна лишь в случае исключительной важности, так как промежутки между подушками на лапе собаки крайне нежные, и собака сразу погибнет. Желательно было бы иметь специальные защитные резиновые мешочки-башмачки для предохранения ног собаки от действия иприта, а также защитить от брызг живот собаки. Опыт применения собак на франко-германском фронте показал, что собаки инстинктивно обходили зараженные районы ипритом по границе с наветренной стороны»[1342].

При этом псы войны демонстрировали на Юго-Западном фронте очень высокую выживаемость. С осени 1915 года до начала Брусиловского прорыва всего одна собака была убита, а еще одна ранена. Штаб Верховного главнокомандующего задумался о внедрении этого опыта и на других фронтах. По оценкам на основе поступавших в Ставку данных из войск, полковые команды пригодились бы и в пехоте, и в кавалерии (по 8 и 6 собак на полк соответственно). После стабилизации линии фронта осенью 1916 года армии потребовалось еще больше собак для охраны. У «Школы военных сторожевых и санитарных собак» тем временем начались проблемы с пополнением вольеров. Животные в тыловых полицейских управлениях заканчивались, дарить их тоже перестали. Начальник школы князь Щербатов предлагал командованию фронта провести реквизицию псов подходящих пород: доберманов, овчарок, ротвейлеров и эрдельтерьеров. Он был готов платить до 45 рублей за необученную собаку, а за дрессированную — и вовсе до 125 целковых[1343]. Увы, источники по истории военного собаководства в Русской армии иссякают еще до начала ее разложения в 1917 году. Одним из последних документальных следов может служить послание могилевского губернатора Д. Г. Явленского, направленное начальникам полиции и волостным правлениям 22 января (4 февраля) 1917 года. Он цитировал постановление генерала Эверта конца декабря 1916-го об обязательстве городских и сельских жителей — владельцев немецких или бельгийских овчарок, доберман-пинчеров, эрдельтерьеров, сибирских лаек, волкодавов и ирландских сеттеров, немедленно сообщить о том в письменном виде, и запрашивал списки оных для направления в штаб Западного фронта[1344]. Однако невозможно сказать наверняка, получила ли эта инициатива дальнейшее развитие.

Почин насчет использования собак на фронте сопровождался неожиданными инициативами. 12 (25) февраля 1916 года некто В. П. Приклонский представил на суд Технического Комитета ГВТУ свой «проэкт» использования вышколенных собак для доставки адских машин через линию фронта и проведения «психических атак». «Под натиском большого количества дрессированных собак дрогнет любое войско», — рассуждал автор идеи. Он не разменивался на мелочи, доводя численность собачьей армии до 10 тысяч голов, обучением которых занималась бы сотня инструкторов. Стоимость всего предприятия по составленной Приклонским смете составила бы 15 000 рублей. Военные специалисты нашли его предложение любопытным. Снаряженная взрывным устройством собака могла бы успешно разрушать проволочные заграждения и блиндажи противника. Его деморализация с помощью набега собак тоже выглядела перспективной: «Особое значение г[осподин] Приклонский придает психологическому влиянию на противника подобной атаки. Наиболее подходящей породой собак для означенной цели были бы русские овчарки и сибирские лайки. На собаку, предназначенную для атаки, надевается ошейник, снабженный колючками»[1345]. Замысел Приклонского был поддержан большинством членов Технического Комитета, но так и не получил путевки в жизнь. Ровно так же на бумаге остался предложенный инспектором инженерной части Московского военного округа генерал-майором А. П. Ершовым и химиком И. И. Турским весной 1916 года «способ крашения животных в защитный зеленый цвет»[1346].

В советский период отечественной истории служебное собаководство возродилось и шагнуло гораздо дальше прежнего. Конечно, колоссальным подспорьем для кинологов стали исследования академика И. П. Павлова в области физиологии высшей нервной деятельности. Но непосредственно дело было возобновлено во многом благодаря усилиям ветерана Первой мировой кинолога В. В. Языкова. Он стоял у истоков Центральной школы — опытного питомника служебных собак пограничных войск и войск ОГПУ, написал ряд трудов и пособий по дрессировке, сам занимался ею и преподаванием. Увы, судьба этого незаурядного человека оказалась горькой: чин прапорщика Русской армии и факт службы в полицейском питомнике до революции стали в 1938 году поводом для увольнения Языкова, ареста и приговора к 8 годам лагерей на Колыме. 10 июня 1941 года з/к Языков умер[1347].

Американский плакат 1917 года. Сложно удержаться от подозрения, что художник вложил в изображение медведя всю свою нелюбовь к России

И конечно, нельзя не вспомнить еще об одном животном: символе России в глазах как союзников, так и противников. В ноябре 1893 года французская газета «Солей» опубликовала карикатуру, символизирующую русско-французский альянс. На рисунке обнаженная француженка Марианна в одном лишь фригийском колпаке прильнула к белому медведю, лукаво спрашивая у него: «Скажи-ка, дорогуша: я отдам тебе сердце, но получу ли я твою шубку зимой?»[1348]. Готфрид Вильгельм Лейбниц называл русских «крещеными медведями» еще в конце XVII столетия. Медведь издавна был популярным символом в германской геральдике — достаточно вспомнить, что он присутствует на гербе Берлина. Несмотря на это в годы Великой войны Россия в немецких (и не только) сатирических карикатурах часто ассоциировалась именно с этим зверем.

А в начале августа 1916 года медведь сам пожаловал и к французам, и к немцам. Когда 3-я Особая пехотная бригада Русского экспедиционного корпуса прибыла во Францию, наибольший восторг вызвал бурый медвежонок по прозвищу Мишка. Офицеры 5-го пехотного полка поручики А. Прачек и В. Черняк приобрели за 8 рублей его в Екатеринбурге по пути в Архангельск. Вскоре выяснилось, что это медведица[1349].

Маршал Советского союза Р. Я. Малиновский в своих беллетризованных мемуарах рассказывал о злоключениях косолапой по дороге на фронт: «Вспомнили про Мишку, прирученного медведя, которого привезли с собой во Францию. Когда тронулись в поход, он шел за повозкой. С непривычки сразу натер о щебенку лапы. Сел и сидит, поглядывает на вздувшиеся подошвы. Его так и сяк, а он ни с места. Тронут лошади повозку, а Мишка хвать лапами за колеса и назад ее. А сам ревет. Долго маялись с ним, пока не догадались надеть ему на ноги специально сшитые ботинки. Да только медведь разъярился и порвал их в