Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

затмения сигналов с ветвей грушевых деревьев. Ситуация потребовала вмешательства варшавского губернатора, дети были освобождены[1387].

Неудивительно, что попытка сформировать единый обывательский комитет взаимопомощи в Скерневице провалилась.

Не были рады представителям евреев-беженцев и в Центральном обывательском комитете губерний Царства Польского, учрежденном 29 августа (11 сентября) 1914 года. Лишь к ноябрю в ходе польско-еврейских переговоров начала формироваться «еврейская секция», в которую вошло всего четыре человека. Месяц спустя Центральный обывательский комитет счел дело помощи евреям нерентабельным и принудил их представителей сдать мандаты. Посетившая Варшаву по поручению Вольного экономического общества Е. Д. Кускова свидетельствовала: «Выполнить условия оказалось невозможным. Пришлось идти не в одно общее учреждение, ведающее попечением о беженцах, а отдельно к полякам, отдельно к евреям. <…>. Центральный обывательский комитет и остальные польские организации бойкотируют евреев»[1388]. Ею же от поляков-беженцев были услышаны истории о еврее на белом коне во главе немецкой армии, а также отказ от любой помощи, кроме финансовой: «Дело помощи Польше должно делаться только польскими руками»[1389].

Ситуация в Прибалтике обстояла не менее остро. В Митаве толпой латышей был искалечен еврей, шедший на рынок за молоком. При выселении из Тукума Курляндской губернии[1390] они обвиняли евреев в шпионаже, подозреваемого из числа иудеев задержали и избили. В Кандаве[1391] местные жители в восемь раз, с 3 до 24 рублей задрали стоимость проезда до железнодорожной станции для евреев. Вынужденные покинуть город в течение суток, те соглашались на эти разорительные условия и терпели насмешки и издевательства[1392].

Где-то на западных окраинах Российской империи…

Евреи со своей стороны также не оставались в долгу. Протестуя против «травли евреев поляками», они угрожали ростом сионистских настроений в обществе. Польские организации помощи пострадавшим от войны обвинялись в стремлении решить «польский вопрос» единственно в свою пользу; подчеркивалось, что «исключительно из-за интриг и происков поляков на евреев возведены обвинения в шпионстве» и что поляками «руководит не искренность, а извлечение выгод». Еврейская пресса сообщала о погромах и убийствах, чинимых поляками. Как следствие, рознь между оказавшимися под равной угрозой, военной извне и социально-бытовой внутри страны, лишь разрасталась вширь и вглубь. К примеру, в Вильно было создано и параллельно функционировало несколько самостоятельных комитетов помощи жертвам войны — польский, еврейский, литовский, белорусский и даже старообрядческий[1393].

К тому времени почти всем, если не каждому, было ясно, что война не довольствовалась полугодом, а стала затяжной. События весны 1915 года на Русском фронте, начало Великого Отступления, германская оккупация Курляндии и нехватка резервов для размещения в прифронтовой полосе вызвали массовое движение латышских беженцев во внутренние губернии России[1394]. Аналогичные события имели место и в Царстве Польском. Там, наряду с добровольным беженством, вследствие желания военного начальства оставить наступавшему врагу «вместо цветущего края пустыню», вглубь Российской империи целыми уездами было выдворено и польское население сельских местностей Люблинской и Холмской губерний[1395].

На исходе весны произошел инцидент, ставший предвестником еще более массовых депортаций евреев, нежели прежде. В ночь на 28 апреля (11 мая) 1915 года вставший на отдых в деревне Кужи близ Шавлей[1396] 151-й пехотный Пятигорский полк был атакован немецкими частями. Они подожгли дом, в котором расположился на ночлег командир полка полковник Данилов. Тот был убит, а полковое знамя утрачено. Виновными в измене объявили проживавших в Кужах евреев, будто бы спрятавших немецких солдат в подвалах собственных домов. Инцидент был растиражирован в прессе и приобрел резонанс. Между тем большинство населения местечка составляли литовцы, еврейских семейств насчитывалось лишь несколько — Каплан, Кибальт, Левин и Шмильтон[1397]. Да и те на момент боя отсутствовали в Кужах, прячась от возможного артиллерийского обстрела в заранее подготовленных земляных укрытиях за деревней.

Интересно, что и с немецкими войсками приключались похожие ситуации. Одну из них описывал Фридрих Грелле: «Итак, мы продвинулись дальше в городок Люмно-Воля, расположенный прямо на Немане. Это грязная еврейская дыра. Здесь мало каменных домов, большей частью деревянные, улицы немощеные. Все евреи были еще здесь, они сидели в синагоге, в школе и по домам. После того как мы вошли силами одного полка, русские начали с другого берега обстреливать город гранатами.

Мы расположились за синагогой, где русские не могли причинить нам вреда, но среди населения было несколько раненых, что вызвало ужасную панику. Все с причитаниями, проклятиями и криками, взяв с собой детей и пожитки, кинулись прочь из города»[1398]. Это происшествие, само собой, не стало достоянием германской общественности. Ну а Кужи явились поводом к наиболее массовому выселению евреев из Ковенской и Курляндской губерний в апреле-мае 1915 года[1399]. Счет беженцам и депортируемым пошел на сотни тысяч.

5 (18) мая 1915 года депутат Государственной Думы от Курляндии М. А. Варшавский, литовский раввин, а также делегация евреев из Риги добились приема у министра внутренних дел Н. А. Маклакова. Они ходатайствовали о прекращении депортаций. С аналогичной просьбой 9 (22) мая у министра побывали депутат Государственной Думы Н. М. Фридман, присяжный поверенный С. И. Хоронжицкий, крупнейший кожевенник Френкель и глава банкирского дома Нурок из Шавли. Маклаков заверил делегации в том, что правительство обсудит их заявления[1400]. Правительство обсудило: тот же министр внутренних дел на заседании Совета министров указал на то, что предпринятые в отношении еврейского населения репрессивные меры не оправдываются его действительным поведением, поскольку оно в целом остается лояльным (sic!) и не может нести ответственность за действия отдельных лиц[1401]. И? И выселения были отданы на откуп военным властям на местах и продолжались одновременно с эвакуацией. Образцом же двоемыслия стала речь гродненского губернатора, генерал-майора Свиты В. Н. Шебеко 20 июня (3 июля) 1915 года в Суховоле: «Считаю своим долгом прежде всего заявить, что я отношусь благожелательно к еврейскому населению вверенной мне губернии. Я не верю в те печальные обвинения еврейского населения, которые раздаются теперь на каждом шагу… И я очень рад, что еврейское население имеет возможность остаться на насиженных местах, но остаться разрешено лишь после дачи заложников, и то только коренному населению»[1402].

В августе 1914-го сообщение об аресте всех немцев и австрийцев-мужчин в районе Ковенской крепости и высылке их жен и детей вглубь страны было доставлено даже государственному секретарю США Уильяму Брайану[1403]. Выдворением «неблагонадежных» некомбатантов дело не ограничится. 13 (26) июля 1915 года по распоряжению штаба Ковенской крепости, комендантом которой тогда являлся генерал от