Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

кавалерии В. Н. Григорьев, из войск гарнизона были изъяты все нижние чины иудейского вероисповедания. Их оповестили о высылке из крепостного района, что мотивировалось угрозой «военного шпионства». Вызовом солдат для объяснения этого распоряжения служила оскорбительная команда: «Жиды — вперед». После этого с них были сняты униформа и обувь. Солдат-евреев собрали вместе и под командой прапорщика препроводили в Ковенскую губернскую тюрьму, где они и провели ночь, а утром следующего дня были отправлены в Вильно. Их общее количество превышало 1500 человек, среди которых имелось более десяти георгиевских кавалеров, участников Русско-японской войны 1904–1905 годов и Китайской кампании 1900 года[1404]. Наряду с этим было выслано все еврейское население в пределах крепостной эспланады, включавшей не только город, но и немалую часть губернии. Абсурдность и пагубность этой меры становятся особенно очевидны в свете последующей участи Ковенской крепости.

В августе 1915-го депутат Государственной Думы от фракции правых Г. А. Шечков писал редактору «Московских ведомостей» Л. А. Тихомирову: «Черта оседлости и еврейские законы, по-моему, крайне недостаточны, но отменять их теперь. было бы для России гибелью»[1405]. Парадоксально, однако именно политика массового выселения евреев в глубь империи фактически ликвидировала черту оседлости. 4 (17) августа 1915 года по предложению министра внутренних дел князя Н. Б. Щербатова Совет министров дал евреям-беженцам право жительства в городских поселениях вне черты оседлости, за исключением столиц и территорий, находящихся в ведении Военного министерства и Министерства императорского двора[1406]. Размещать их в сельской местности было по-прежнему запрещено, но после Февральской революции 1917 года и эти последние ограничения окажутся сняты.

Депортация немцев-колонистов из приграничных губерний в полосе Северо-Западного и Юго-Западного фронтов летом 1915 года тоже протекала в русле Великого Исхода. Главной целью военного командования было ничего после себя не оставить противнику. И, как и в начале войны, за командующими фронтами оставалась значительная свобода действий: определение районов выселения, сроков и прочих обстоятельств. Великий князь Николай Николаевич в приказе № 524 от 26 июня (9 июля) 1915 года пообещал «на всякое подпольное обвинение лиц, ни в чем не повинных или только носящих нерусскую фамилию, я буду смотреть, как на попытку… внести смуту в рядах нашей доблестной армии». При этом будучи наместником на Кавказе, он откажется доверять оружие призванным на военную службу немцам, оказавшимся в основном там же, на Кавказском фронте: «Главнокомандующий не признал желательным назначать немцев для обслуживания тыловых учреждений и возможным вливать их в части войск других родов оружия, желая избавить эти части от лишних пытливых, зорких глаз людей хотя и русскоподданных, но немцев по духу»[1407].

А за два дня до издания приказа № 524 генерал от инфантерии А. А. Маврин назначил время и разделил зону выселения на западе на три района: к 1 (14) июля должна быть очищена территория к западу от линии Ковель — Ровно — Шепетовка — Староконстантинов — Жмеринка — Могилев (на Днестре), к 10 (23) июля — до линии Мозырь — Овруч — Житомир — Казатин — Умань, а уже к 20 июля (2 августа) надлежало выселить всех колонистов с земель западнее Днепра. Избежать подобной участи могли лишь родственники и семьи погибших и искалеченных на фронте[1408].

Исследователь царствования Николая II кандидат исторических наук П. В. Мультатули обвинял в депортациях из западных окраин Российской империи непосредственно великого князя Николая Николаевича: «Довершением этого паникерского стратегического и политического бесплодия стали решения Главнокомандующего и начальника штаба Янушкевича о массовом выселении евреев и немецких колонистов из прифронтовых территорий»[1409]. В данном случае с ним сложно поспорить. Однако Верховный главнокомандующий в августе 1915-го сменился, а принудительные высылки населения прифронтовой полосы не прекратились. По официальным данным властей, вплоть до 10 (23) сентября 1915 года «на Юго-Западном фронте население удаляется заблаговременно, и при этом принудительно выселяются только лица от 17 до 45 лет». Разумеется, с указанными мужчинами призывного возраста вынуждены были покидать родные места и члены их семей. В середине (конце) сентября командование Северного фронта решило «выселить из Лифляндской губернии всех мужчин от 17 до 45 лет, как обычно уводимых германцами из занятых ими местностей для использования их в военных целях»[1410]. Правительству с трудом удалось предотвратить исполнение этого решения, а в 1916 году скорбная река Великого Исхода наконец стала понемногу мелеть.

Сколько их было?

Сколько же всего человек в годы Первой мировой оставили западные окраины России? Однозначного ответа на этот вопрос до сих пор нет даже у специалистов. Долгое время каноничным считался вывод крупного демографа Е. З. Волкова, еще в конце 1920-х годов оценившего общее число беженцев в России на исходе Великой войны в 7421,4 тысяч, то есть без малого 7,5 миллионов человек[1411]. Автор подчеркивал, что это не преувеличение, а скорее минимум. Сегодня одни историки соглашаются с ним, другие — нет[1412], но то, что счет идет на миллионы, бесспорно. Правда, внутри этих огромных чисел каждый последующий порядок отличается от предыдущего меньшей степенью конкретики. Конечно, об общем поименном списке беженцев с биографической справкой о каждом из них остается разве что мечтать.

И все же сведения такого рода очень помогли бы точнее определить не только численность, состав перемещенных и географию их размещения — как первоначального, так и окончательного, но и выявить степень готовности и объективные возможности местных властей оказать изгнанникам помощь. Это, в свою очередь, важно для понимания настроений беженцев и отношения к ним коренного населения внутренних губерний. Наконец, с цифрами куда сложнее спорить, а располагая ими — проще удержаться от разоблачительного пафоса, чем порой грешили и грешат даже опытнейшие историки. Сказанное в полной мере относится и к беженцам-евреям. Они составляли отнюдь не самую крупную категорию Великого Исхода, но споры вокруг их численности весьма характерны для явления в целом. На этом примере я и продемонстрирую сложности и превратности статистики беженства.

Одним из первых еще в июне 1915 года количество выдворенных евреев назвал М. Горький, писавший литератору С. В. Малышеву: «Вы не можете представить, что теперь делают с еврейским населением Польши! Уже выслано до полумиллиона, высылали по 15–20 тысяч, — все еврейское население города — в 24 часа!»[1413]. Данную оценку разделил ряд отечественных и зарубежных исследователей[1414].

После Второй мировой войны американский историк и демограф Е. М. Кулишер увеличил эту цифру: «За лето 1915 г. число выселенных евреев достигло 600 тысяч»[1415]. В начале