Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

близко, они уже среди нас. Именно тогда в Остроленке по подозрению в «военном шпионстве» был задержан пятидесятилетний германский подданный Михель Шульц. У него при себе не имелось никаких документов, удостоверяющих личность. «И хотя дознанием не подтвердилось обвинение его в шпионской деятельности, <тем не менее личность его является подозрительной>, а потому, признавая присутствие его в районе действий 2-й армии нежелательным и вредным… предписываю выслать его, Михеля Шульца, из района Армии в Пермскую губернию на все время войны с Германией», — гласил приказ войскам 2-й армии Северо-Западного фронта № 23 от 12 (25) августа 1914 года. Заключенные в угловые скобки слова были надписаны чернилами поверх машинописного текста — без них и вовсе получилось бы, что немца высылают за не подтвердившиеся подозрения.

22 июля (4 августа) мещанин города Василькова Сокольского уезда Гродненской губернии Викентий Познанский, а с ним — выходцы из Пруссии Карл Гаушильд и Елизавета Киршнер были «заарестованы» в Белостоке вместе со зловредными приспособлениями. Цитирую текст посвященного им приказа войскам 2-й армии № 24: «Усматривается, что названные лица обвиняются в том, что, желая оказать содействие Германским войскам в отношении разведки в случае войны Германии с Россией, они обвиняемые, действуя по взаимному между собою соглашению, в период времени между половиной 1913 года и 22 Июля [4 августа] 1914 года включительно, устроили с указанной целью в гор[оде] Белостоке, т[о] е[сть] в местности, состоящей с 19 Июля [1 августа] 1914 года по случаю войны Германии с Россией на военном положении, оптическую сигнализацию и телефонные приспособления для перехватывания и подслушивания телефонных разговоров и телеграмм…». На сегодняшний день можно с уверенностью сказать, что «они обвиняемые» попросту не могли организовать его, не располагая сложной и дорогостоящей техникой, а также навыками дешифровки. Ведь для успешного радиоперехвата им была необходима стационарная радиостанция, а не «телефонные приспособления», прослушивание же телефонных переговоров требовало предварительной прокладки изолированного провода протяженностью 150–200 метров на расстоянии полусотни метров от русской линии связи с подключением прослушивающего аппарата[1361].

Германский подданный Болеслав Ядричак заводил знакомство с нижними чинами Русской императорской армии и железнодорожными служащими. «Возводимое на него обвинение, хотя и не подтвержденное фактическими данными, делает присутствие его в районе ВЫСОЧАЙШЕ вверенной мне армии нежелательным, а потому он Ядричак, Андрейшак тож, подлежит высылке в Архангельскую губернию на все время войны», — это приказ № 54 от 3 (16) сентября.

Туда же, на Русский Север, вскоре отправились еврейские семейства Перец и Бродерзон, проживавшие в поселке Мышинец Остроленского уезда. Они обвинялись в пособничестве войскам противника. Расследование, проведенное начальником жандармского управления Остроленского, Островского и Маковского уездов, доказало их вину. Бродерзон содержал пивную лавку, в которой немцы пили пиво. Перец содержал пивоваренный завод, а также лавку в Домброве при таможне. Немцы с разрешения хозяина забирали из лавки хлеб. 5 (18) июля 1914 года за раздачу войскам противника хлеба и пива Перец и был задержан[1362].

Казалось бы, что здесь такого? Ведь еще 18 (30) июня 1892 года, в период правления Александра III, были утверждены «Правила о местностях, объявленных на военном положении», в главе V, § 19, пункте 17 которых говорилось: «Генерал-губернаторы или облеченные властью лица имеют право:…высылать отдельных лиц во внутренние губернии Империи с извещением о том министра внутренних дел для учреждения за ними полицейского надзора на время не свыше продолжения военного положения, а иностранцев высылать за границу»[1363]. Контрразведка боролась с «внутренним врагом» среди обывателей в прифронтовой полосе. Да, не без перегибов, но ведь большинство из них — выходцы из неприятельской державы, а в последнем случае нет никаких сомнений в виновности хозяйственных лавочников. «Невозможно спорить с тем, что в годы Первой мировой войны среди российских евреев… были немецкие шпионы», — замечает американский историк Уильям Фуллер, подтверждая это суждение фактом передачи Германии планов российской мобилизации торговцем Пинкусом Урвичем[1364]. Немудрено, что уже в конце августа 1914 года в донесении Варшавского губернского жандармского управления сообщалось о росте враждебности поляков к евреям, подозреваемым в содействии врагу. Последние фигурировали в качестве обвиняемых или подозреваемых в 20–30 % дел, заведенных контрразведывательными органами 2-й, 8-й и 10-й армий[1365].

Отношение к евреям в армейской среде тоже сложно было назвать восторженным, и оно складывалось годами. К примеру, за время нахождения на посту военного министра Ванновского (с 1881 по 1898 год) был составлен перечень должностей, на которые не допускались евреи и поляки. В 1910 году заведующий законодательным отделом канцелярии Военного Министерства генерал Янушкевич выдвинул предложение изъять евреев из состава вооруженных сил, что, по его мнению, было «возможно лишь при условии совершенного удаления евреев из пределов родины или путем возложения на них денежного налога»[1366]. Столь радикальные меры обосновывались сведениями о большом недоборе в армию евреев-новобранцев в 1901–1908 годах и о значительном количестве евреев-солдат, сдавшихся в плен во время недавней Русско-японской войны. Предложения эти были признаны трудновыполнимыми и не получили развития. Но Янушкевич не унялся даже с началом войны, когда его идеи все же были частично реализованы.

17 (30) июля 1914 года Николаем II было утверждено Положение о военно-автомобильной повинности[1367], а двумя днями позднее вышел приказ Жилинского, в котором среди прочего указывалось: «Лица иудейского вероисповедания не могут служить шофферами в войсках». По всей видимости, позднее он был отменен, поэтому военным водителем в Первую мировую войну служил, к примеру, В. Б. Шкловский. Однако в 1915 году по распоряжению военных властей из автомобильных рот Петрограда и Москвы были исключены все служившие в них евреи. Владеющие специальными знаниями техники и инженеры, они до того пробыли в автомобильных ротах по десятку месяцев, добросовестно исполняя свои обязанности. В итоге кадры той же Петроградской автомобильной роты рассылались по военным округам в маршевые роты[1368].

Не менее настороженное отношение к немцам еще в довоенной России летом-осенью 1914 года превратилось в германофобию. Казалось бы, в империи проживало свыше двух миллионов немцев и их обрусевших потомков. Да что там, немцем по разным оценкам являлся каждый пятый или даже четвертый генерал Русской императорской армии![1369] На близкую тему исследователь Л. В. Ланник сделал интересное наблюдение насчет обилия французов в немецком генералитете: «Псевдогерой Восточной Пруссии генерал Франсуа… Генералы по фамилии д’Эльза, Шаль де Боле, Гарнье, Гутьер, Леки, Фуке.

Французские корни были у адмирала Сушона, существовали целые военные династии из потомков французов. До Вильгельма II даже ставка Верховного главнокомандующего носила французское название Maison de Militaire… Однако даже при том разгуле пропагандистских