Агапея - Булат Арсал

Утренний подъём проводил лично капитан Рагнар. Пашка с наслаждением потянулся, закинув обе руки далеко за голову, как вдруг увидел рядом с собой неспокойное лицо командира.

— Доброго утречка, товарищ капитан!

— Ну-ну… Вставай, умывайся и ко мне в кабинет. Разговор будет, — сказал ротный и вышел из кубрика.

Пашка всё ещё сидел на втором ярусе с обескураженным лицом, когда к нему подошёл Андрей Гуров.

— Чего он хотел-то? — спросил Гур, разминая сигарету. — Мы вчера подшофе ночью вернулись, но никто нас не видел, кроме дневального. Может, стуканул кто? Айда подышим в курилку, потом зубы чистить.

— Погоди ты. За это Денис меня тягать не станет. Чего-то случилось, однако. Ты давай без меня пока. Я позже подтянусь, — ответил Пашка и наконец спрыгнул на пол с койки.

Рагнар стоял лицом к окну, когда Пашка без стука вошёл в кабинет.

— Товарищ капитан, рядовой Костин…

— Садись, — прервал солдата командир и повернулся к вошедшему бойцу. — Разговор к тебе имеется, парень. Курить будешь?

— Так я же это… Не курю я, товарищ капитан.

— Да-да, я знаю. Ты не куришь, — откашлялся Рагнар и, приняв официальный, строгий вид, поправив кобуру на офицерском ремне, вытянул руки по швам и выдал: — Гвардии рядовой Костин, от лица командования роты выражаю, — капитан с трудом проглотил ком, ставший поперёк горла, — соболезнование в связи с кончиной вашего отца… Держись, парень…

В комнате повисла тишина. Нарушало её только отчаянное жужжание попавшей между створок окна мухи. Так прошло несколько мгновений, когда Пашка тихим хриплым голосом спросил:

— Почему мне на телефон никто не позвонил? Там же сестра есть. У неё мой номер, и она всегда…

— Она мне позвонила, потому что боялась, что ты где-нибудь в бою или с оружием на позиции. Ты её пойми и не ругай сильно. Она об этом тоже просила, — постарался оправдать родственницу бойца командир.

— Что прикажешь делать, Денис? — вдруг по имени обратился Пашка к Рагнару.

— Документы на отпуск по семейным я тебе выпишу сам. Сам же довезу до пограничного перехода в Новоазовске. Денег дадим и десять дней на туда-сюда. Брат, извини, но на дольше не могу отпустить.

— И на этом спасибо. Могу собираться?

— Да ты хоть позавтракай. Голодного в дорогу не отпущу.

Через час они выехали. Пока выбирались из города, молчали. Пашка был замкнут в себе и сидел, уставившись в точку сквозь лобовое стекло, ничего не видя вокруг. Так они подъехали к перекрёстку, у которого вчера он впервые дотронулся до Агапеи и даже сказал, глядя ей в глаза, какие-то слова. Сейчас Пашка не вспомнил об этом, как и не мог видеть, что на пешеходном переходе в группе народа буквально в полушаге от капота командирской «Нивы» прошла она, гордо смотревшая вперёд, с высоко поднятой головкой. Лишь на пару секунд у самой машины она внезапно посмотрела на пассажира и водителя, брови её вздёрнулись, но она мгновенно восстановила невозмутимость на лице и прошла мимо. Так у них случилась очередная встреча, о которой Пашка узнает лишь гораздо позже, а для Агапеи она представится роковым знаком настораживающей, пугающей её неизвестности. Девушке показалось тогда, что Пашка в машине выглядел очень странно, если не сказать, слишком печально. Агапея перешла дорогу, повернулась и тревожным взглядом долго провожала автомобиль, пока он наконец совсем не исчез из виду.

Глава третья

Странная штука — смерть.

На войне гибель людей — всегда статистика, потому что нам не говорят «кто», нам сообщают «сколько». И только когда смерть вдруг забирает близкого человека, ты начинаешь осознавать, что это ещё и трагедия. Особенно если теряешь его неожиданно и в мирное время.

Людей на похоронах отца было неожиданно с избытком. Всё деревенское кладбище заполнили люди, пришедшие на прощание только к одному человеку, так как в этот день никого больше здесь не хоронили. Родни у Пашкиной семьи в селе, где стояло семьсот дворов, не было, но отец слыл человеком уважаемым и в районе, и даже в области. Несчитано он выпустил будущих агрономов, инженеров, военных, филологов, учителей и простых сельских тружеников за долгие годы учительства и директорства в местной сельской школе. Вот и получилась длинная траурная колонна с грузовиками и легковушками, венками и пешим людом от родного крылечка до самого погоста. Отпевали дома. Много говорили хороших слов над гробом, пока не забили крышку и не опустили на дно могилы под надрывный плачь вдовы, дочери и всех стоявших вокруг женщин… Не сдержался и Павел… Солдаты не плачут, солдаты огорчаются…

Гости с поминок начали расходиться, когда по улицам потянулось сельское стадо и подошло время вечерней дойки. Пока сестрёнка с соседками собирали с длиннющего стола во дворе посуду и остатки еды, прибирали в доме и вокруг крыльца, Павел сидел рядом с мамой на скамеечке у нагревшейся стены дома. Прижав её голову со сбившимся на затылок траурным платком, из-под которого были видны чёрные, без единой седины волосы, Пашка старался её успокоить, пытаясь подобрать нужные слова, но ничего не выходило.

— Мам, ты держись тут без меня. Ты не одна. Рядом Паулинка. Невестой уже стала настоящей. Тебе внуков ещё дождаться надо.

— Эх, сынок, — вытерев кончиком платка слёзы с глаз, отвечала мать, — я-то, может, и дождусь, а вот папка твой уже не увидит никого и никогда. И внуки его не увидят.

На последних словах она вновь сорвалась и начала тихо рыдать, подёргивая плечами. Рубашка сына вконец промокла от маминых слёз.

Четверть века назад молоденькая черноволосая кудряшка с голубыми глазами, окончив институт, вернулась в родное село, когда-то, во времена Советского Союза, являвшееся центральной усадьбой совхоза-миллионера, где и школа-десятилетка, и Дворец культуры, и большая библиотека с огромным читальным залом. Родители умерли рано, осталась бабушка и обширный дом с богатым садом. Завидная невеста-красавица с приданым и высшим образованием быстро стала объектом возбуждённого внимания сельских парней, и когда она пришла работать в библиотеку, количество абонентов резко подскочило до нескольких десятков. Понятное дело, что произошло это в основном за счёт гормонального всплеска и повышенного тестостерона в сексуально мотивированных самцах из числа молодых трактористов, комбайнёров и конюхов, однако воспитание и врождённая горделивость быстро очертили вокруг девушки некое поле неприкосновенности и даже «антимагнетизма». Говорят, что в физике такого вещества не существует, но именно таким словом можно самым точным образом охарактеризовать её отношение к окружающим подкатам женихов. Звали её редким к тому времени именем Прасковья.

Года через три, когда Прасковья похоронила бабушку, ей уже пошёл двадцать пятый год,