Агапея - Булат Арсал

коли она, не успев мужа похоронить, уже шашни водит, то грош ей цена в базарный день? Неужели девчонок там у вас нет? Ты же видный какой, и Донецк большой красивый город. Там ведь и всяких девушек, наверное, много?

— Она из Мариуполя. А потом, — Павел откашлялся, — не стоит, мама, так говорить. Мне от этого горько и обидно. Она меня всего-то три раза и видела, а поговорить и вовсе пока толком не получилось. Не думай о ней скверно. Она, мама, просто несчастная, но очень прекрасная женщина, любви которой эта мразь и стоить-то не могла.

— Прямо вот такая красивая? — восхищению Паулины, казалось, не было границ.

— Но ты всё равно подумай. Не горячись. Осмотрись вокруг. Может, и нарисуется какая красавица получше этой. Не горячись, Пашенька. Не спеши, сынок.

— Да о чём ты говоришь? Я вот вернусь в город — и сразу к ней. Ничего не говори, мама. — Павел предупредил попытку матери что-то возразить. — Я люблю её почти с самого первого взгляда и сердцем чувствую, что она глубоко порядочный человечек. Я же видел её глаза. Там горя нет, но оно живёт в ней где-то глубоко. В них застывшая тоска совсем другого содержания. Я видел труп этого упыря и большую свадебную фотографию, где она смотрится совершенно неподходящей для него парой. Наглый, самодовольный, с бритым черепом, как у скинхедов. Не могла такая тонкая и хрупкая душой девочка с интеллектом в глазах добровольно или по взаимной любви быть связана с таким чудовищем. Он же в концлагере надзирателем служил. В крови не по локоть, а по самую макушку, — высказался Пашка и провёл ладонью над головой.

— А детей у неё нет, братик?

— Похоже, что нет, — вдруг вспомнил он про малышей в том ночном подвале. — Я пока не всё про неё узнал. А если и будет ребёнок, то возьму и его под свою защиту.

— Вот не думала и не гадала, Петенька, что сынок у нас такое отчебучит… Вот мне на старости лет ещё этого не хватало. Вдову с выводком к нам домой привезёт, как трофей с войны, — неожиданно даже для себя женщина обратилась к витающей где-то рядом душе ушедшего отца семейства.

— Я же не сказал, что там дети есть. Я сказал, что не знаю.

— Ещё не знаешь, но уже любишь так, что жениться собрался и сюда, понятное дело, привезёшь! Всё уже решил. А что, если там окажется один и семеро по лавкам? Всё отделение, рождённое от какого-то фашиста, ты готов привезти в дом своих родителей? Так, сынок? — уже встав на ноги и подперев бока руками, горячо высказалась мать.

— Да нет там никакого «отделения». Она же всего на три года меня старше.

— Ах! Она ещё и старше тебя?! Ой, хорошо, что отец этого не видит.

— Мам, ты же сказала, что папа всё слышит и видит. Ты уж определись сначала: он с нами или нет? — шутя поддела маму Паулинка.

Пашка широко улыбнулся и подмигнул сестрёнке в знак благодарности за поддержку. Мать отвернулась и пошла закрыть ворота на засов. Дети не видели в это время её лица и не услышали её почти немой смех, вызванный последними словами дочери.

— Зря мы этот разговор затеяли, — сказал Пашка, встал, подошёл к матери, поцеловал в щёчку, потом коснулся губами лба сестрёнки и направился в хату. — Спокойной ночи. Завтра договорим. А послезавтра мне уже в дорогу.

Потом неожиданно остановился у порога и, повернувшись, обратился к матери:

— А ведь у неё тоже чёрные волнистые волосы, голубые глаза и твой рост. Всё как у тебя… У нас с отцом одинаковый вкус. Слышишь, папа? — Пашка вопросительно поднял голову к небу, потом ещё раз весело подмигнул сестрёнке и вошёл в дом.

Мать, опустив руки, села не прежнее место, потом закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Дочь подтянулась к ней и крепко обняла, стараясь успокоить, поглаживая по спине.

— Ты не ругай его, мамочка. Он честный и добрый. Это же наш Пашка, и ему сейчас там трудно. А если он её любит, то она обязательно его полюбит со своей стороны. Не может быть иначе. Таких, как Пашка, во всём свете раз да обчёлся… А потом, нам с тобой спокойнее станет, когда рядом с ним всегда поддержка. И накормит домашним, и ждать вечерами будет. Говорят, что семейным в армии можно ночевать домой ходить. Может, у неё и нет своих детишек, тогда от Пашки родит. Внуки будут, мам. Здорово же!

Мать уже немного утешилась, и Паулина не видела в темноте, как её лицо засветилось доброй улыбкой. То ли она представила воочию счастливого Пашку у калитки с женой и детишками на руках? Или ей вспомнилось, как муж забирал её в первый раз из роддома двадцать два года назад? А может, она просто решила отпустить от себя глупые мысли, решив наконец впервые без мужа, что не будет мешать счастью детей.

— Ты вроде девчушка совсем, доченька, а мудрая, аж страшно, — уже открыто и широко улыбаясь дочери в лицо, сказала Прасковья и добавила: — Дай Бог и тебе так полюбить в жизни, как я твоего отца любила. И дай Бог тебе мужа, как был наш папка.

Она глубоко вдохнула изрядно остывший ночной воздух, перекрестилась три раза и пошла в дом. Паулина немного посидела в раздумьях, подняла высоко голову и увидела над собой огромный звёздный океан. Вдруг ей подумалось, что вот сейчас папа смотрит на неё из бесконечности и ему должно быть спокойно за неё, Пашку и маму.

— Папа, у нас всё хорошо, и ты за нас не переживай. Мы любим тебя, скучаем и постараемся быть счастливыми, — сказала она вслух, а тёплые слёзы стекали по её девичьим щёчкам.

* * *

На следующий день Павел встал, когда мать занесла в горницу эмалированное ведро, накрытое марлевой тканью.

— Иди, сынок, попей парного молочка. Только надоила. А потом поспал бы ещё, чего так рано вскочил?

— Спасибо, мам, я после попью. Сейчас до реки только сбегаю и вернусь.

Сын нежно поцеловал мать в лоб и выбежал из хаты.

Купался долго. Нырял. Делал перевёртыши под водой. Потом раз десять переплывал на другой берег и обратно. Наконец, вдоволь наплескавшись, вышел из воды. Брошенные им форменные штаны и берцы были аккуратно уложены на большой камень у берега, а в некотором отдалении на разостланном полотенце Пашки полулежала, озорно улыбаясь, бывшая одноклассница и первая сексуальная партнёрша в короткой Пашкиной жизни. Тёмно-рыжая копна пышных волос,