Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

празднеству в Веймаре 4–7 июля там прошел съезд НСДАП, на котором присутствовали гауляйтер Тюрингии Артур Динтер и его заместитель Ганс Зеверус Циглер. Вместе с видными соратниками Гитлера – принцем Августом Вильгельмом и Эльзой Брукман – выступление фюрера в Немецком театре слушала Винифред. Многие участники съезда затем посетили фестиваль, однако, к величайшему разочарованию Винифред, Гитлер на нем не появился. Зато там присутствовали старый поклонник Зигфрида, бывший болгарский царь Фердинанд, бывшая княгиня София Албанская и многие представители кайзеровской аристократии. Фестиваль открылся исполнением Девятой симфонии Бетховена, все остальные музыкальные мероприятия были посвящены творчеству Зигфрида. Даже программа концерта в честь пятидесятилетия Байройтских фестивалей (где Зигфрид дирижировал увертюрой к Риенци, Зигфрид-идиллией и вступлением к Мейстерзингерам) включала скерцо Если бы мир заполнили дьяволы, симфоническую поэму Счастье и вступление к опере Священная липа. Наряду с операми Зигфрида Медвежья шкура и Повеление звезд на сцене Немецкого театра были представлены две пьесы современных драматургов, объявленных преемниками Гёте и Шиллера, – христианская мистерия Ганса фон Вольцогена Легенда о Лонгине (та самая, которую он посылал в Ландсберг Гитлеру) и комедия Фридриха Линхарда Мюнхгаузен. Зигфрид и Винифред прибыли на фестиваль за несколько дней до начала и поселились в той же гостинице, где жили приглашенные Зигфридом друзья. Как писала в своих воспоминаниях Фриделинда, «…люди этого круга не изменили прежним привычкам, но стали старше, и многие из них обеднели. Некоторые буквально наскребали последние пфенниги, чтобы поучаствовать в этой поездке, и недели в Веймаре очаровывали их, как в прежние дни. В их глазах сиял блеск милой предвоенной Германии». Впоследствии она с особой теплотой вспоминала давнюю подругу отца Розу Эйдам: «Нас забавлял ходивший о ней слух, будто она хотела выйти замуж за нашего отца, и нас веселила мысль, что у нас могла быть такая мамаша. Эта худосочная красноносая старая дева, убого выглядевшая, писавшая стихи и производившая впечатление усохшего гриба, повсюду следовала за отцом уже много лет и жила в дешевых пансионах, питаясь сухарями и кофе. В старые времена, когда сборища после представлений были еще блестящими и дорогостоящими, отец был вынужден по-дружески убеждать ее, что ей следовало бы побольше спать. Теперь он деликатно заботился, чтобы у нее хватило средств на паломничество. Впоследствии мать обеспечила ей место в байройтском доме престарелых».

Отто Даубе сделал все возможное, чтобы превратить фестиваль в политическое мероприятие, демонстрирующее возрождение немецкого духа. Постоянно цитировали поэтическую строку Гёте: «О Веймар! Тебе выпал особый жребий! / Ты мал и велик, как Вифлеем в Иудее». В честь открытия фестиваля члены Байройтского союза молодежи устроили факельное шествие, во время которого драматург Линхард обратился к ним с призывом: «Примите из наших усталых рук факел, который мы несем уже тридцать лет, и несите его дальше!» По-видимому, он отсчитывал начало патриотического движения с середины 1890-х, когда был создан Всегерманский союз. До тех пор, пока эти демонстрации не касались лично Зигфрида, он относился к ним вполне снисходительно, но для него оказался весьма неприятен инцидент, случившийся во время исполнения Повеления звезд. Фриделинда пишет: «После того как в последний раз опустился занавес, группа студентов ворвалась в ложу отца. Они подняли его на плечи и пронесли как триумфатора через все фойе на улицу. Бедный отец густо покраснел от смущения. Я присоединилась к ликующим аплодисментам и чуть не лопнула от гордости, однако старалась при этом выглядеть взрослой и безучастной, чтобы не обнаружить своих истинных чувств». Судя по всему, Зигфрид испытывал при этом совсем иные чувства. Через три года он писал одному из членов организации Даубе, интересовавшемуся перспективами повторения веймарского мероприятия: «Храни меня Бог от подобных „фестивалей“!» У Зигфрида были и другие веские основания для столь резкого суждения; согласно Фриделинде, впоследствии семья не любила вспоминать об этом фестивале, поскольку «отец и его друзья понесли значительные убытки».

Вследствие плохой посещаемости образовался огромный финансовый дефицит, который не удалось достаточно быстро покрыть даже несмотря на то, что гауляйтер Динтер добился списания долга в 20 000 марок. Тем не менее долги не были выплачены и через три года; по словам Винифред, она почти «…поседела от страха в ожидании того, что начнется 1 июля, если не удастся найти деньги». А виновник торжества был вне себя от мысли, что за эти деньги он «мог бы издать три оперы, которые теперь, пожалуй, пролежат в ящике письменного стола» до самой его смерти. Тогда же ему приснилось, будто он, в короткой ночной рубашке, дирижирует симфонической поэмой Рихарда Штрауса Смерть и просветление; похоже, это мучительное видение не в последнюю очередь было связано с провалом мероприятия, на которое Зигфрид возлагал большие надежды. Как в свое время его отец, он винил в своих финансовых неурядицах равнодушных к искусству немцев: «Любая другая страна гордилась бы Байройтом! И только в этой убогой, пришедшей в упадок стране спекулянтов и скототорговцев его забрасывают грязью и поливают ядом! Сначала это признал мой отец, потом моя мать и теперь я!»

* * *

Сразу по возвращении в Байройт на обескураженного финансовым итогом веймарского фестиваля Зигфрида навалилась масса забот по подготовке следующего фестиваля у себя дома. Чтобы развеять одолевавшие мужа мрачные мысли, Винифред организовала еще одну автомобильную поездку в Швейцарию. К тому времени их старый автомобиль, который в семье называли «Престо», уже развалился, однако сочувствовавший байройтскому семейству предприниматель из Кёльна Генрих Балес пожертвовал 10 000 марок, отметив, что деньги могут быть потрачены на приобретение нового авто. Таким образом, оказавшиеся в чрезвычайно сложной финансовой ситуации Вагнеры получили возможность приобрести новый «мерседес». Помимо отдыха и налаживания связей со швейцарскими деловыми кругами они взялись, как и во время поездки в Соединенные Штаты, оказать помощь Гитлеру в добывании средств для НСДАП, чем уже давно занималась в Цюрихе их общая знакомая Эльза Брукман. Первую остановку они сделали в Люцерне, где у них состоялась встреча со старшим сыном Бландины, высокопоставленным чиновником итальянского Министерства иностранных дел Манфредо Гравиной.

Там же Зигфрида настигло письмо Греты Буш, интересовавшейся, сможет ли ее муж принять в будущем году участие в Байройтском фестивале, – по-видимому, Фриц Буш уже жалел о том, что пошел на обострение отношений с Муком и Зигфридом. Зигфрид ответил подробным письмом, начав с комплиментов как капельмейстеру, так и его жене: «В подтверждение того, что мы считаем Вас „золотой “ женщиной, приведу слова, сказанные мною жене пару дней назад: „Самое приятное, что есть у Буша, это его супруга!“ …выбор мужчиной жены показывает, что он за человек!.. Вы сами видите,