Сёгун - Джеймс Клавелл

– А он говорит правду?

– Я считаю, что да.

– Каково ваше мнение о Ябу?

– Ябу-сан – очень вспыльчивый человек, которому неведомы угрызения совести. Он не ценит ничего, кроме собственных интересов. Долг, верность, традиция ничего для него не значат. Его ум порой испытывает большие озарения, даже вспышки гениальности. Он одинаково опасен и как враг, и как союзник.

– Похвальные качества. А что против него?

– Он дурной правитель. Его крестьяне устроят бунт, если только получат оружие.

– Почему?

– Грабительские, незаконные подати. Он забирает семьдесят пять из ста частей риса, рыбы, всего остального. Он начал взимать налог с головы, с земли, с лодки, с каждой продажи – в Идзу со всего дерут налоги.

– Может, мне нанять Ябу-сана в управители для Канто? Ну, то, как он хозяйничает здесь, его дело. У крестьян Ябу никогда не будет оружия, так что беспокоиться не о чем. Я мог бы все еще использовать Идзу для размещения своих сил, если будет необходимость.

– Но, господин, шестьдесят частей – законный предел.

– Это был законный предел. Тайко узаконил его, но он мертв. Что еще о Ябу?

– Он умерен в еде. Здоровье, видимо, прекрасное, но Суво, массажист, говорит, что у него больная печень. У Ябу-сана есть любопытные привычки.

– Какие?

Она поведала ему о «ночи стонов».

– Кто сказал вам об этом?

– Суво. А также жена и мать Оми-сана.

– Отец Ябу тоже варил своих врагов. Напрасная трата времени. Но я могу понять его потребность иногда проделывать подобное. А его племянник, Оми?

– Очень проницательный. Очень умный. Очень способный. Абсолютно предан своему дяде.

– Семья Оми?

– Его мать сурова с Мидори, его женой. Жена – самурай, мягкая, но сильная и очень хорошенькая. Все преданные вассалы Ябу-сана. В настоящее время у Оми-сана нет наложницы, хотя Кику, самая известная куртизанка в Идзу, стала почти что его наложницей. Если бы он мог выкупить контракт Кику, думаю, он ввел бы ее в свой дом.

– Он поможет мне против Ябу, если потребуется?

Она обдумала эту возможность, потом покачала головой:

– Нет, господин, не думаю. Сдается мне, что он верный вассал своего дяди.

– Нага?

– Как самурай – лучше быть не может. Сразу понял опасность Дзодзэн-сана и его людей для вас и не позволял им шагу ступить свободно, пока не получил ваших распоряжений. Ненавидит стрельбу, мушкеты, но муштрует своих людей так, что они добьются совершенства.

– Я думаю, он был очень глуп, позволив Ябу дергать себя за ниточки.

Она поправила складку на кимоно и промолчала.

Торанага обмахнулся веером.

– Теперь что скажете об Андзин-сане?

Она ожидала этого вопроса, но, когда он прозвучал, все умные фразы, которые она заготовила, вылетели из головы.

– Ну?

– Вы должны судить по свитку, господин. В некоторых вещах он непостижим. Конечно, его воспитание и происхождение ничего общего не имеют с нашими. Он очень сложный – вне моего понимания. Он бывает очень открытым. Но с тех пор как попытался совершить сэппуку, очень изменился. Стал более скрытен. – Она рассказала о том, что сказал и сделал в тот вечер Оми. И про обещание Ябу.

– Ах вот как! Его остановил Оми – не Ябу-сан?

– Да, Оми.

– И Ябу следовал совету Оми?

– Да, господин.

– Так Оми – его советник! Интересно. Но Андзин-сан, конечно, не ожидает, что Ябу сдержит свое обещание?

– Напротив, он уверен в этом.

Торанага засмеялся:

– Как это по-детски!

– Христианская «совесть» очень глубока в его душе, так что извините. Он не может избежать своей кармы. Им движет ненависть к безвинной смерти. Даже гибель Дзодзэна поразила его до глубины души. Несколько ночей он плохо спал и целыми днями почти не разговаривал ни с кем.

– Эта «совесть» есть у всех чужеземцев?

– Нет, хотя она должна быть у каждого чужеземца-христианина.

– Он лишится когда-нибудь этой «совести»?

– Не думаю. И до тех пор будет беззащитен, как ребенок.

– А его наложница?

Она изложила ему всю историю с Фудзико.

– Хорошо. – Он был рад, что не ошибся, остановив свой выбор на Фудзико. – Очень хорошо. Она превосходно себя вела в этой истории с пистолетами. А каково его поведение? Какие у него привычки?

– В основном нормальные. За одним исключением: его до странности смущает все, что касается телесной близости. А еще он упорно не желает обсуждать самые обычные потребности человеческого организма. – Она также описала его необычную потребность в уединении и отвратительные пристрастия в еде. – В остальном он внимательный, рассудительный, живой и способный ученик. Очень интересуется нашими обычаями и нами. Я объяснила ему кое-что о нашей жизни, о нашей истории, о тайко и сложностях, возникших сейчас в нашем государстве.

– Вы рассказали ему о наследнике?

– Да, господин. А что, не стоило?

– Нет, я же велел вам осведомлять его обо всем. Как его японский?

– Сравнительно неплохо. Временами он говорит на нашем языке совсем хорошо. Он талантливый ученик, господин.

– А что насчет постели?

– С ним делит ложе одна из наших служанок, – поспешила ответить она.

– Он сам ее выбрал?

– Ее послала ему наложница.

– И?..

– Я так поняла, что в целом все было нормально.

– Вот оно как! И у нее не возникло никаких трудностей?

– Нет, господин.

– Но он пропорционально сложен?

– Девушка сказала: «О да», а еще: «Даже чрезмерно».

– Превосходно. По крайней мере, в этом его карма хороша. Это проклятие многих людей – Ябу, Киямы. Маленькие члены. Большое несчастье – родиться с маленьким членом. – Он взглянул на свиток, потом с треском закрыл свой веер. – А как вы, Марико-сан?

– Хорошо, благодарю вас, господин. Я очень рада, что вы так хорошо выглядите. Могу я поздравить вас с рождением внука?

– Да, благодарю вас. Я доволен. Мальчик хорошо сложен и кажется здоровым.

– А госпожа Гэндзико?

Торанага хмыкнул:

– Сильна, как всегда. – Он поджал губы, задумавшись на минуту. – Может быть, вы присоветуете для ребенка приемную мать? – Согласно обычаю сыновья знатных самураев могли иметь приемных матерей, занимавшихся воспитанием ребенка, его здоровьем, в то время как родная мать отдавала все внимание мужу и ведению дома. – Боюсь, будет нелегко найти нужного человека. Госпожа Гэндзико не слишком приятна в общении, правда?

– Уверена, вы найдете подходящего человека, господин. Я, конечно, подумаю об этом, – ответила Марико, наперед зная, что советовать в таком деле глупо: ни одна женщина не устроит сразу и Торанагу, и его сноху.

– Спасибо. А вы сами, Марико-сан?

– С удовольствием, господин. Благодарю вас.

– А ваша христианская совесть?

– Здесь нет никаких препятствий, господин. Я сделаю все, что вы пожелаете. С большим удовольствием.

– Здесь нет никого из священников?

– Нет, господин.

– А вам не нужен священник?

– Было бы хорошо исповедаться и получить благословение. Действительно, мне бы этого хотелось – исповедаться и получить благословение.

Торанага внимательно посмотрел на нее. Ее глаза были бесхитростны.

– Вы хорошо поработали, Марико-сан. Пожалуйста, продолжайте так же.

– Да, господин, спасибо. Еще одно: Андзин-сану нужны грамматика и словарь.

– Я послал к Цукку-сану за ними. – Он заметил, что Марико нахмурилась. – Вы не уверены, что он их пришлет?

– Он выполнит вашу просьбу, конечно. Может быть, не так быстро, как вам бы хотелось.

– Я скоро узнаю об этом, – добавил Торанага с угрозой. – Осталось только тринадцать дней.

Марико сильно удивилась.

– Что? – спросила она, недоумевая.

– Тринадцать? Ах да… – рассеянно протянул Торанага, пытаясь найти правдоподобное истолкование невольно вырвавшимся у него словам. – Когда мы были на борту португальского судна, он просил разрешения посетить Эдо. Я согласился, поставив ему срок – сорок дней. Осталось тринадцать. Разве не сорок дней провел на горе этот бонза, этот пророк, этот Моисей, прежде чем получил от своего Бога заповеди, выбитые на камне?

– Да, господин.

– Вы верите, что это было?

– Да. Но не понимаю как и почему.

– Пустая трата времени – обсуждать дела Бога. Не так ли?

– Если вы стремитесь к точному знанию, да, господин.

– В ожидании словаря вы не пытались сделать свой?

– Да, Торанага-сама. Боюсь, он не так хорош. К сожалению, видимо, для этого было слишком мало времени – столько забот. Здесь… везде, – добавила она подчеркнуто.

Он согласно кивнул, зная, что ей очень хотелось бы спросить о многих вещах: о новом Совете, о назначении господина Ито, о том, какая участь ожидает Нагу, и скоро ли начнется война.

– Вы счастливы, что ваш муж опять с нами? Правда?

Ее веер замер.

– Я не надеялась, что он останется в живых. Каждый день молилась и зажигала курильницу в память о нем.

Бунтаро рассказал ей этим утром, что отряд самураев Торанаги прикрывал его отступление от берега. Ему удалось без особых сложностей выбраться из Осаки через пригороды. Потом, прихватив по дороге пятьдесят человек и запасных лошадей, он в обличье разбойника спешным порядком, через холмы, по нехоженым тропам, устремился в Эдо. Дважды преследователи настигали отряд, но сил для окружения не хватало, и Бунтаро пробивался вперед с боями. Один раз попал в засаду и потерял всех своих людей, кроме четверых, но снова спасся, углубившись в леса, передвигаясь ночью, а днем отсыпаясь. Ягоды и вода из ручьев, немного риса, захваченного в уединенных крестьянских домах, потом снова скачка, когда враг преследовал его по пятам. Двадцать дней он добирался до Эдо. С ним пробилось всего двое.