Сёгун - Джеймс Клавелл

Но без Марико, чувствовал Блэкторн, он никогда бы не стал столь ценным для японцев человеком. «Только благодаря своим познаниям ты все еще здесь, а не в яме, – напомнил он себе. – Но ничего, тебе еще многое надо рассказать им, и выиграть сражение, настоящее сражение, и победить. До тех пор ты в безопасности. И ты вернешь свой корабль. И возвратишься домой. Целым и невредимым».

Он взглянул на мечи Бунтаро и его телохранителя, потрогал свои, почувствовал теплоту пистолета и понял, что никогда не обретет безопасности в этой стране. Ни он, ни кто-нибудь другой не может здесь чувствовать себя в безопасности, даже Торанага.

– Андзин-сан, Бунтаро-сан спрашивает, сможете ли вы завтра показать людям, которых он пришлет, как делаются эти стрелы.

– Где мы возьмем смолу?

– Не знаю.

Марико допросила его с пристрастием, выясняя, где обычно встречается смола, на что она похожа, как пахнет и чем ее можно заменить. Потом долго толковала с Бунтаро. Фудзико хранила молчание, внимательно следя за происходящим, не пропуская ни движения, ни звука. Служанки, послушные взмахам ее веера, постоянно меняли пустые бутылочки саке на полные.

– Мой муж говорит, что обсудит это с господином Торанагой. Может быть, где-нибудь в Канто и есть смола. Прежде мы никогда не слышали о ней. Если же смолы не найдется, то у нас есть густой китовый жир, который может заменить ее. Он спрашивает, пользуетесь ли вы пороховыми зажигательными ракетами, как китайцы?

– Да. Но это слишком дорогое оружие, если речь не идет об осаде. Турки применяли его против рыцарей Мальтийского ордена, иоаннитов. Ракеты используют обычно для того, чтобы вызвать пожар и посеять панику.

– Он просит рассказать подробней об этой битве.

– Это произошло сорок лет тому назад на самом обширном… – Блэкторн запнулся – его мозг лихорадочно заработал.

Это была крупнейшая осада, которую знала Европа. Шестьдесят тысяч мусульман, турок, отборных воинов Османской империи, выступили против шести сотен христианских рыцарей, поддерживаемых несколькими тысячами союзников-островитян, в заливе у крепости Святого Эльма на небольшом средиземноморском островке Мальта. Рыцари успешно противостояли шестимесячной осаде и – невероятное дело! – вынудили врага с позором отойти. Эта победа спасла все Средиземноморское побережье и христианство от орд неверных.

Блэкторн внезапно понял: та битва дает ему ключ к Осакскому замку, к тому, как осаждать его, как идти на приступ, как прорваться через ворота и захватить твердыню.

– Вы продолжаете, сеньор?

– Это случилось сорок лет назад на самом обширном внутреннем море у нас в Европе, Марико-сан, на Средиземном море. Обычная осада, ничем не примечательнее многих других, не о чем говорить, – соврал он. Это его знание не имело цены. Не стоило отдавать его вот так – запросто, задаром. Время еще не пришло. Марико много раз объясняла, что Осакский замок стоит между Торанагой и победой. Блэкторн был уверен, что, подсказав даймё, как овладеть Осакой, получит обратный пропуск в Европу и богатства, о каких только может мечтать смертный.

Он заметил, что Марико обеспокоена.

– В чем дело, сеньора?

– Ничего, сеньор. – Она начала переводить сказанное, но, по ощущению Блэкторна, явно догадалась, что чужеземец что-то скрывает. Тут его отвлек запах тушеного мяса.

– Фудзико-сан?

– Хай, Андзин-сан?

– Сёкудзи ва мада ка? Кяку ва… садзо куфуку дэ ору, нэ? (Когда ужин? Гости проголодались, не так ли?)

– А, гомэн насай, хи га курэтэ кара ни итасимас.

Блэкторн увидел, как Фудзико указывает на солнце, и понял, что она сказала: «После заката». Он кивнул и хмыкнул, что японцы сочли за вежливое: «Спасибо, я понял».

Марико снова повернулась к Блэкторну:

– Моему мужу хотелось бы услышать о битвах, в которых вы участвовали.

– Они все описаны в том руководстве по военному делу, Марико-сан.

– Он говорит, что прочитал руководство с большим интересом, но там содержатся только краткие данные. В ближайшие дни он хочет узнать обо всех сражениях. А об одном сейчас, если вы не возражаете.

– Они все описаны в военном руководстве. Может быть, завтра, Марико-сан? – Блэкторну требовалось время, чтобы обдумать осенившую его мысль об Осакском замке и той битве на Средиземноморье; ему надоело разговаривать; он устал от расспросов, но больше всего хотел есть.

– Пожалуйста, Андзин-сан, может быть, вы расскажете снова, еще раз, для моего мужа?

Он услышал в ее голосе осторожный намек, мольбу и сжалился:

– Конечно. Какая из них, по-вашему, ему понравится?

– Та битва в Нидерландах. Около Зеландии[39] – вы это так называете?

– Да, – подтвердил он.

И он начал рассказывать о битве, похожей на все другие, в которых люди гибли из-за ошибок и глупости военачальников.

– Мой муж говорит, что у нас все иначе, Андзин-сан. Здесь военачальники очень хорошие: плохие быстро гибнут.

– Конечно, мои слова касались только европейских военачальников.

– Бунтаро-сама говорит, что как-нибудь на днях поведает вам о наших войнах и наших полководцах, особенно о тайко. Честная плата за вашу откровенность, – пояснила она уклончиво.

– Домо. – Блэкторн отвесил полупоклон, чувствуя, что глаза Бунтаро впиваются в него.

«Что на самом деле хочет от меня этот сукин сын?»

Обед оказался сущим наказанием. Для всех. Еще на выходе из сада, когда они направились к веранде, заявили о себе дурные предзнаменования.

– Извините меня, Андзин-сан, но что это? Мой муж спрашивает, что это такое – вон там.

– Где? Ах это! Фазан, – ответил Блэкторн. – Господин Торанага прислал его мне вместе с зайцем, которого я приготовил по-английски. Мы отобедаем им – по крайней мере, я отобедаю, хотя мяса хватит на всех.

– Спасибо, но… мы с мужем не едим мяса. Но почему фазан висит там? На такой жаре? Не надо ли его убрать и приготовить?

– Именно так и готовят фазана. Подвешивают его, чтобы мясо дошло.

– Что? Таким образом? Извините меня, Андзин-сан, – вспыхнула она, – извините, но птица быстро сгниет. Тем более она еще в перьях и не… выпотрошена.

– Мясо фазана сухое, Марико-сан. Поэтому его приходится подвешивать на несколько дней, даже на пару недель – в зависимости от погоды. Потом его ощипывают, потрошат и готовят.

– Вы оставляете его на воздухе? Гнить? Прямо так…

– Нан дзя? – нетерпеливо вмешался Бунтаро.

Она виновато заговорила с мужем. Тот вздохнул, потом встал, посмотрел на фазана и ткнул в него пальцем. Несколько мух взлетели с жужжанием и снова уселись на тушку. Фудзико нерешительно объяснила что-то Бунтаро, который вспыхнул.

– Ваша наложница говорит, что вы приказали никому не трогать птицу, кроме вас, – перевела Марико.

– Да. Разве вы не подвешиваете дичь? Не все же у вас буддисты?

– Нет, Андзин-сан, не думаю, чтобы кто-нибудь подвешивал.

– Некоторые считают, что фазана нужно подвесить за хвостовые перья и ждать, пока он не упадет, но это бабушкины сказки, – заявил Блэкторн. – Правильнее подвешивать за шею, тогда все соки остаются, где им и положено быть. Некоторые ждут, пока шея не оторвется, но я лично не люблю такое мясо. Мы привыкли… – Он замолчал, так как Марико вдруг позеленела.

– Нан дэс ка, Марико-сан? – быстро спросила Фудзико.

Марико объяснила. Они нервно засмеялись. Марико встала, слабым движением смахнула пот со лба:

– Извините, Андзин-сан, вы не разрешите мне отлучиться на минуту…

«Ваша еда такая странная, – хотелось ему сказать. – Ну вот хотя бы этот вчерашний сырой моллюск – белое, слизистое, почти безвкусное, будто пережеванное мясо, без ничего, с одним соевым соусом. Или эти рубленые щупальца осьминога, тоже сырые, с холодным рисом и водорослями. А эта ваша медуза с желто-коричневым тофу из заквашенных соевых бобов, которое выглядит как собачья блевотина. О да, подано на хрупком красивом блюде, но выглядит как собачья блевотина! Честно, одного этого достаточно, чтобы человека замутило!»

В конце концов они прошли в комнату, граничившую с верандой, и после традиционных бесконечных поклонов, пустых разговоров, зеленого чая и саке им подали еду. Маленькие подносики с пустым рыбным супом, рисом и сырой рыбой, как всегда. А потом его тушеное мясо.

Блэкторн снял крышку с горшка. Над посудиной поднялось облако ароматного пара, золотистые шарики жира заплясали на блестящей поверхности. Густая наваристая подливка покрывала куски нежного мяса и жира. Он с гордостью предложил кушанье гостям, но те покачали головой и попросили его наслаждаться блюдом в одиночку.

– Домо, – согласился он.

Хороший тон предписывал пить жижу из маленьких лакированных чашечек, а гущу есть палочками. На подносе лежал черпак. Сглатывая голодную слюну, он наполнил чашку и начал прихлебывать подливку. Потом уловил выражение их глаз.