Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

29

Московская Публичная библиотека, ныне Государственная Публичная библиотека имени В. И. Ленина (бывший Румянцевский музей).

30

М. П. Гагарин. Рассказ о сибирском генерал-губернаторе князе М. П. Гагарине очень неточен и носит характер сплетни. Пашков участвовал в следствии над Гагариным в качестве одного из членов учрежденной в 1717 году комиссии, в которую кроме него входили Дмитриев-Мамонов, Лихарев и Бахметев. Дела, компрометировавшие Гагарина, в двух ящиках были запечатаны и представлены в Сенат доносчиком фискалом Нестеровым. Гагарин повинился в том, что «многие подносы и подарки в почесть и от дел принимал» и «чинил все по приказному обыкновению». «Припадая к ногам» Петра, он писал: «Прошу милосердия и помилования ко мне, погибающему… которое надо мною многобедным милосердие для того, чтобы я отпущен был в монастырь». Чистосердечное признание не спасло его от виселицы. В рассказе Долгорукова любопытно проследить легенду, возникшую, несомненно, в кругах высокородовитой знати, задетой расправою Петра с одним из ее сочленов.

31

П. В. Бутков — «тип настоящего бюрократа, ничтожный интриган, чванливый, в некоторых не особенно изысканных кругах слывет за Алкивиада по той причине, что его здоровье позволяет ему соединять работу в канцеляриях с вкусами самыми распущенными, весьма естественными в молодом человеке, но совершенно неуместными и смешными в особе, близкой к 50-ти годам, имеющей к тому же претензию считать себя государственным деятелем. Бутков принадлежал к самому темному оттенку реакции; занимая столь важную должность статс-секретаря, он сделал все от него зависящее, чтоб противодействовать освободительным намерениям императора и великого князя; уже давно он заслужил отставку, но покровительство партии стародуров продолжает поддерживать его в тех ответственных должностях, которые он занимает к позору России»[399].

«Статс-секретарь Бутков, — сказано в другом месте, — разделяет мнения и направления графа Панина, не обладая ни его образованием, ни его воспитанием, ни его умением себя держать, и является главою стародуров и бюрократии в полусвете, как Панин является в великосветских салонах»[400].

32

Н. В. Исаков. О действиях попечителя Московского университета Н. В. Исакова во время студенческих беспорядков 1861 года Долгоруков пишет в № 23 «Будущности»: «Студенты собрались в числе до 500 и пошли к Н. В. Исакову, попечителю Московского университета. Исаков, генерал-майор свиты государевой, один из тех господчиков, которые покровительством разных придворных барынь достигают известного вензеля на эполетах… и, получив желаемый вензель, считаются уже способными к исправлению всех должностей и к занятию самых высоких мест. Генерал свиты его императорского величества испугался, струсил и заперся у себя на ключ. Студенты вломились и в эту комнату, разругали Исакова дураком и подлецом и отправились к Тучкову». Совершенно иначе рисует роль Исакова в этом эпизоде Б. Н. Чичерин, отмечающий, что он держал себя «сдержанно и твердо». И о самом Исакове Чичерин отзывается[401] с положительной стороны и говорит о нем как о «военном генерале, вовсе не сведущем в деле народного образования, но человеке хладнокровном, твердом, разумном и порядочном» и одобряет его поведение во время беспорядков[402]. Впрочем, надо иметь в виду совершенно противоположные точки зрения обоих авторов на самые беспорядки: Долгоруков сочувствовал студенческому движению, Чичерин, наоборот, осуждал молодежь.

33

П. К. Мейендорф. О нем Долгоруков пишет[403]:

«Барон Петр Казимирович Мейендорф, родившийся в 1796 году, происходит из древней германской фамилии, осевшей в Ливонии в начале XIII века; он последовательно занимал посты русского посла при дворах Стутгартском, Берлинском и Венском. Один русский сановник прекрасно определил барона Петра Казимировича, сказав о нем: «Барон Мейендорф — человек умный и ученый: он знает все в мире, за исключением России, о которой не имеет никакого понятия». Это очень ловкий дипломат, с его собственной точки зрения, но дипломат старой, и даже очень старой школы, ученик и подражатель тех, кто на Венском конгрессе резали на части нации, чтобы дать столько-то и столько-то тысяч душ тому или иному государю. Для этой школы дипломатов правительство — все, а народы — географическое понятие. Большой поклонник Меттерниха, с которым он встречался в Вене в интимном кругу (баронесса Мейендорф, сестра графа Буоля, была другом детства княгини Меттерних), барон Петр Казимирович считал Австрию державой, поддержание которой в ее настоящих границах необходимо для Европы и по этой причине является врагом славянских народностей. Эти две причины сделали его, несмотря на его замечательный ум, чрезвычайно вредным для России во время исполнения им обязанностей посла в Вене; вместо того чтобы создавать нам симпатии среди славян, он боролся против них с ожесточенной убежденностью, с тем большей энергией, что убежденность его была искренна и что нелепость его поведения в Вене не имела никакого бесчестного и безнравственного основания. Он особенно проявляет глубочайшую ненависть к одной из славянских народностей, которая имеет перед собой самую прекрасную будущность, — против сербов; и эта ненависть имеет источником кастовое чувство барона Петра Казимировича. У славян нет знати, и они слишком разумны, чтобы иметь глупость создать себе таковую в тот момент, как всюду она исчезает. Барон Петр Казимирович — враг идей либеральных: особенно ему противно равенство перед законом. Он один из тех, кто думает, что одни дворяне — люди, и он недалеко ушел от маршала князя Виндишгретца, который говорил: «Человек начинается с барона». В тот момент, когда канцлер Нессельроде был принужден общественным мнением отказаться от портфеля иностранных дел, партия стародуров очень хотела вручить его барону Мейендорфу, но ее усилия оказались тщетны. Ему был предложен пост посла в Лондоне; он отказался под предлогом здоровья, но мы думаем, что не ошибемся, если скажем, что настоящая причина его отказа заключалась в его несогласии с русской и антиавстрийской политикой князя Горчакова и что он приберегал себя для поста министра; последнее, к счастью для России, так и осталось мечтой. Впрочем, впоследствии почтенный возраст и усилившиеся болезни барона Петра Казимировича, страдавшего частыми, чрезвычайно сильными мигренями, заставили его, как слышно, отказаться от мысли лично руководить Министерством иностранных дел. Его желание, как и желание всей партии стародуров, одним из наиболее влиятельных вождей которой он является, состоит в том, чтобы вручить этот портфель барону Будбергу, что было бы настоящим несчастием для России».

34

Спасение Австрии. Долгоруков имеет в виду события 1849 года, когда только при помощи русской интервенции австрийскому правительству удалось подавить восстание Венгрии