Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Народный костюм как начало «поэтики одежды» Есенина

Первым типом приложенного к себе Есениным костюма была русская народная одежда, что естественно для уроженца села.

По мнению Е. П. Осиповой, «народный костюм несет на себе отпечаток имущественных различий, выражавшихся в том, что части одежды состоятельных крестьян выполнялись из более качественных тканей и богаче украшались». [1250] Этнографы неоднократно отмечали, что зажиточные крестьяне, занимавшиеся отхожими промыслами и ежегодно периодически покидавшие родные селения для найма на работу в городе или на торфоразработках, вождении барок и т. д., шили костюм из покупных тканей и пренебрегали домотканиной.

Сословные различия на Рязанщине заметны в видовых особенностях состава и кроя народной одежды у потомков однодворцев, помещичьих, монастырских и государственных крестьян: «Еще в 1920-е гг. в некоторых рязанских селах наблюдалась пестрая картина, которую можно объяснить проживанием в одном населенном пункте бывших помещичьих и казенных крестьян, потомков людей из военно-служилого сословия». [1251]

О. Е. Воронова отмечает отражение в художественной литературе более явных признаков сословного характера народного костюма мужчин в начале ХХ века:

Мужская одежда героев «Яра» более, чем женская, несет на себе отпечаток материального достатка или рода занятий. Так, лесной сторож Филипп одет в традиционную одежду охотника («лосиная шапка», «кожух», «кушак», «голицы»), зажиточный вдовый мужик Ваньчок носит «казинетовую поддевку», на молодом герое повести Константине Кареве из семьи крепких крестьян – «короткий шубейный пиджак» или «кожан», «папаха», «кожаные сапоги», «онучи»; молодцеватый батрак Каревых Степан, ухаживающий за молодой хозяйкой, носит «нанковый казакин», мужики-скупщики приезжают к Филиппу в «башлыках». [1252]

По нашему мнению, в повести Есенина наблюдается явный приоритет вообще мужского костюма, даже без учета его сословных признаков. Очевидно, это связано с количественным преобладанием персонажей мужского пола – разновозрастных, принадлежащих к различным классам и сословиям, главным и второстепенным (даже эпизодическим), сельским и городским. Все это свидетельствует о доминировании статуса мужчины в крестьянском мировоззрении, которое отразил Есенин. Само мировоззрение народа в большой степени обусловлено патриархальным укладом и православием с его ведущей «мужской» Троицей: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог – Дух Святой. Заметим, что мировоззренческий подход Есенина к приоритетному выбору мужских видов одежды сопоставим с аналогичным явлением в частушке, у которой «в синекдохе обычно речь идет об одежде парня и значительно реже – девушки». [1253] Безусловно, при написании повести Есенин неосознанно и подспудно черпал свои литературные навыки из жанра частушки.

Соотношение утилитарных и символических функций в народном костюме устанавливает его семиотический статус.

При жизни Есенина одежда стала рассматриваться как зримое воплощение идеальных представлений о человеке. По наблюдению помещицы О. П. Семеновой-Тян-Шанской, сделанному на юге Рязанской губ. (д. Мураевня Данковского у. и окрестностей): «В прежние времена костюм парней не имел такого значения, как теперь: прежде любили “кудрявых да румяных”, да веселых, не глядя на то, что они обуты в лапти». [1254]

Типология одежды – народная и авторская

Термин «одежда» в сочинениях Есенина встречается не просто в привычном значении обобщения любых одеяний. При сохранении обобщающего смысла каждый раз он конкретизирован эпитетами, придающими дополнительные оттенки движения, праздничности или обветшалости: «И ловит край махающей одежды // Его чуть мокрая буланая губа» (I, 79 – «Голубень», 1916); «И в одежде празднично белой // Ждать, когда постучится гость» (I, 144 – «Хорошо под осеннюю сырость», 1918); «Только сердце под ветхой одеждой » (I, 160 – «Сторона ль ты моя, сторона!», 1921).

Есенин в своих сочинениях использует дериваты, образованные от слова «одежда»: « Одежонка худая, сапожки снег жуют…» (V, 43 – «Яр», 1916); «Сапоги промокли, // Одежонка тоже» (II, 168 – «Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве», 1925).

Приведенные примеры показывают вычленение Есениным из обобщенного понятия одежды ее типов – в первую очередь будничного, праздничного и обветшалого. Эти типы, естественно, не придуманы поэтом, они лишь поэтически осмыслены и восходят к рязанским диалектным наименованиям. Так, повседневная, будничная одежда, обладавшая минимальным и скромным набором украшений и отличавшаяся приглушенностью цветовой гаммы, на Рязанщине называлась будинская, будневая и будневáя, буднёвая, будник, будницкая, буднишная, будняя, носильная, похóдная и походнáя, похожáлая, расхóжая, ходильная, хожáлая [1255] .

Праздничная, нарядная одежда, надевавшаяся по «годовым праздникам» преимущественно для посещения церкви и хождения в гости, именовалась как бодрая обряда, годовая наряда, годовая снаряда, годовишнай наряд, годовойский наряд, добрая одёжа, нарядная убора, нарядный убор, праз(д)ниш-ная наряда, празднишная обряда, празднишная смена, праз(д)нишная сряда, ряженая снаряда, годовое, коренная, снаряд, снаряда, сряда, наряд, наряда, обряда, обрядка, снизка, убор, убора [1256] .

Ветхая, изношенная, рваная одежда представлена лексемами: барахлó, вéтошка, вéтошь, вéтша, колтки, лохмóтки, лохмóтья, лохмоты, мохры, старило, отрéпье, отрёпье, тряплó, тряпьё, шаблы, шабóл, шаболы, шабольё [1257] .

Общими наименованиями одежды в Рязанском крае служили лексемы: добрó, монáтки, одёжа, одёжка, одёвка, наряда, обряд, обряда, сряда, снаряд, снаряда, снарядка, сруза, шаболы [1258] . Лексическим фоном (то есть наиболее употребительными) являлись «одёжа » и «одёжка » , восходящие к древнерусскому корню – в противовес церковнославянизму «одежда», не пользующемуся предпочтением у лиц пожилого возраста. [1259]

Кроме понятия «одежда» поэт отталкивался от ряда народных (диалектных) и христианских терминов, используя в качестве обобщения лексемы «наряд», «обнова», «покров».

В поэтическом творчестве Есенин игнорировал диалектные термины одёжа, одёжка и применил восходящее к старославянскому языку и ставшее литературным слово «одежда» для описания забавного взаимодействия коня с человеком: «И ловит край махающей одежды // Его чуть мокрая буланая губа» (I, 79 – «Голубень», 1916).

Народное слово «наряд» как обозначение праздничной одежды у Есенина встречается в обращении к родине: «Ты ли, Русь, тропой-дорогой // Разметала ал наряд ?» (I, 35 – «На плетнях висят баранки», 1915). Указанный через эпитет цвет выбран не случайно: праздничное звучание одежды получалась из-за красного основного тона рубахи, сарафана, платка, кички, сороки, повойника, а также за счет вышивки красной нитью на оплечье рубахи и пришивания красных полос по низу понёвы и фартука. В с. Секирино Скопинского р-на Рязанской обл. на женскую рубаху нашивалась « воробьёвка – тканая красная лента на подоле»; там полагали, что « красный подол (нашивная полоска) носят замужние, без него – вдовые». [1260] В с. Чернава Милославского р-на Рязанской обл. молодые женщины украшали понёву двумя красными «обложками» и шли в ней в церковь на Пасху или отправлялись на свадьбу в другое время (как правило, на Троицу сменяли «обложки» на зеленые, хотя строгой прикрепленности цвета таких нашивок к определенным праздникам нет). [1261]

Одежду красного цвета дозволялось носить только молодым замужним женщинам – полнокровным, лица которых – «кровь с молоком»; в пожилом возрасте переходили на более мрачный оттенок красного тона – «бурдовый» или отказывались совсем от красной палитры. По наблюдению Е. П. Осиповой:

С увеличением возраста женщины изменяется цветовая гамма (колорит) костюма: на смену красному цвету приходит пестрый более спокойных тонов, в одежде пожилых женщин преобладают синий или черный цвета; богатство отделок и украшений с возрастом сменяется скромностью, сдержанностью, художественные элементы практически исключаются в одежде пожилых и старых женщин, что находит отражение в наименованиях. В Рязанской Мещёре за определенной возрастной группой был закреплен отдельный комплекс ( смена ). Постепенные изменения в оформлении костюма отражают названия первая смена, вторая смена, третья смена, четвертая смена, последняя смена [1262] .

Таким образом, Есенин мыслил Русь молодкою в самом расцвете жизненных сил. По меткому наблюдению Д. Д. Бурлюка, современный поэту художник «Малявин своих знаменитых красных баб нашел на родине Есенина». [1263] Воспоминания сестры Александры Есениной акцентируют внимание на праздничной сенокосной народной одежде, которую также наблюдал поэт в родном селе Константиново: «Приятно посмотреть на баб, рассыпавшихся по лугу в ярких, пестрых нарядах . На сенокос у нас одеваются по-праздничному , особенно молодежь». [1264] В «Яре» (1916) Есенин особо подчеркивает красный девичий сарафан: «…за копной сверкнули ее лапти и, развеваясь, заполыхал сарафан » (V, 80).