Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Л. М. Клейнборт подчеркивает неузнаваемость персонажа, приобретенную исключительно при помощи смены привычного наряда, замены его на более дорогостоящий – как это случилось с Есениным по возвращении из-за границы: «Так ли он в самом деле изменился, потому ли, что так уже меняли его меховая шуба, бобровая шапка – они не гармонировали с тем обликом, к которому я привык, – но узнал я его не сразу». [1243]

Подчиняясь действию бытовых закономерностей и признавая силу законов искусства, Есенин допускал подмену настоящей одежды чем-то иным, исполняющим ее функцию, функциональным заместителем: « Забинтованный лежу // На больничной койке» (I, 178 – «Годы молодые с забубенной славой…», 1924) – ср. мотив в сказочной «Девке-семилетке», одевшейся в рыболовную сеть в ответ на поставленную царем задачу явиться к нему ни в одежде, ни раздетой.

Помимо реальной одежды, которую надевает человек, в искусстве известна и с и мволическа я одежда , являющаяся иносказанием, воплощением авторского понимания формальных законов искусствоведения и теории культуры, носящая знаковый характер. В «Манифесте» 12 сентября 1921 г. с подписями С. А. Есенина и А. Б. Мариенгофа рассматривается один из путей творения словесного искусства «через смерть, т. е. одевания всего текучего в холод прекрасных форм» (курсив наш. – Е. С .; VII (1), 309) – иными словами, речь идет об облачении художественных образов в «смертную одежду».

Выражение родства с помощью одежды

Понятно, когда в народной традиции одежда каждого села пусть в незначительной своей части являлась уникальной (входя в севернорусский или южнорусский одежный комплекс), зримо закрепляющей топографическую принадлежность ее носителей. На Рязанщине до сих пор сохранились «заповедники с народной одеждой», где пожилые женщины повседневно носят рубахи с поневами и «занавесками» и различают особенности их узоров для соседних сел (например, в с. Чернава и Озёрки Милославского р-на или с. Секирино и с. Чулково Скопинского р-на).

Гораздо более удивительно то, что Есенин подметил общность русского и американского мундира и нашел этому объяснение. В «Железном Миргороде» (1923) Есенин сформулировал свое наблюдение: «Со стороны внешнего впечатления в Америке есть замечательные курьезы. Так, например, американский полисмен одет под русского городового, только с другими кантами . Этот курьез объясняется, вероятно, тем, что мануфактурная промышленность сосредоточилась главным образом в руках эмигрантов из России. Наши сородичи, видно, из тоски по родине, нарядили полисмена в знакомый им вид формы » (V, 171).

Научные подходы к «поэтике одежды» Есенина

В отношении Есенина к одежде (исключительно к народной) сделаны первые подступы к этой важной культурологической проблеме. Подходы литературоведов можно подразделить на два вида: 1) исследование поэтики одежды на основе сочинений поэта и 2) изучение личности Есенина на примере смены его костюма.

Используя первый подход, современный литературовед О. Е. Воронова отмечает: «Повесть “Яр” содержит в себе ценный материал и для этнографов, исследующих историю народного костюма и, в частности, специфику одежды рязанских крестьян конца XIX – начала XX в. По нашим подсчетам, в повести содержится достаточно большой перечень (около 40 наименований) различных элементов мужской и женской одежды». [1244] Исследовательница соединяет несколько критериев структурирования народной одежды и выделяет «летний комплекс одежды молодых героинь», «осенне-зимнюю одежду пожилых женщин», «одежду старой богомолки»; подразделяет всю крестьянскую одежду на «образцы не только будничных, но и нарядных костюмов». [1245] О. Е. Воронова делает вывод: «Анализ показывает, что в основных своих деталях типы мужской и женской одежды, представленные в повести “Яр”, соответствуют образцам полевых этнографических исследований, проводившихся в 1920-е гг. в Рязанской губернии известным ученым-этнографом Н. И. Лебедевой». [1246]

Применяя другой подход, филолог В. Г. Базанов в 1972 г. рассуждал о трансформации личности Есенина сообразно смене его костюмов и о подчиненной роли одежды внутреннему духовному облику, а также улавливал традиционность нарочитого изменения имиджа в общественном движении и устанавливал типологию переодеваний. Ученый писал:

…для него было важно своим стилизованным костюмом подчеркнуть значение крестьянства в общественном и литературном движении. Ходить известному поэту по Петербургу в поддевке и сапогах – значит бросать не только стихами, но и своим внешним видом вызов официальному Петербургу и тем литературным особнякам, где на деревню смотрели с пренебрежением или снисходительно. История русского освободительного движения XIX века знает разного рода переодевания и водевили. Маяковский в желтой кофте и Есенин в рубашке, вышитой крестиком, – явления очень схожие. В обоих случаях бутафория имела протестующий характер, была пощечиной господствующему общественному вкусу. Правда, Есенин и после 1917 года не прочь поиграть в мужика , но на это имелись свои причины. Безусловно, сказывалась дружба с Николаем Клюевым, любителем показной народности. Оба поэта, каждый по-своему, перетолковывают старые концепции крестьянской России, своим видом напоминают славянофилов и народников , восстанавливают «духи прошлого» [1247] (курсив наш. – Е. С. ).

В. Г. Базанов продолжает:

Переодевание в костюм европейского денди представляется еще более театрализованным представлением , нежели «поддевка с гармошкой» – фрак с чужого плеча. В конечном итоге Есенин не делает различия между цилиндром и лукошком [1248] (курсив наш. – Е. С. ).

По нашему мнению, оба подхода – к «поэтике одежды» в художественных сочинениях и «одежному коду» в личной жизни поэта – взаимодействуют друг с другом, дополняют один другого и в итоге высвечивают целую палитру авторских мыслей, стремлений и чувств. Известно, что, задумывая поэтическое произведение, Есенин применял в жизненной практике детали будущего сочинения, примеривал к себе элементы одежды и целые костюмные комплексы, вертелся в необычном костюме перед зеркалом и разыгрывал для одного себя зрелищное действие с какой-нибудь деталью одеяния. Например, смысл эпизода перед зеркалом в перчатке рассмотрен в монографии Н. И. Шубниковой-Гусевой. [1249]

Не менее важна и обратная зависимость есенинского художественного текста от определенной реалии жизни, которая подействовала особенно сильно на поэта в момент написания им произведения, повлияла на авторский замысел, а порой и послужила непосредственной побудительной причиной к созданию сочинения. Безусловно, все типы костюма, примеренные Есениным, отразились на его творчестве и нашли непосредственное воплощение в одном, а то и в целом ряде произведений.

Художественные аспекты поэтики одежды

В художественном аспекте к поэтике одежды относятся следующие основополагающие факторы и компоненты:

1) структурное звено (упоминание одежды как составляющей части портрета);

2) план «содержательной стилистики» (соответственное одеяние героя как романтического или реалистического типажа);

3) «представительский прием», вводящий героя посредством костюма в определенный социальный круг и определяющий хронологический и историко-государственный срез цивилизации;

4) элемент костюма как опознавательный знак принадлежности героя к тому или иному слою общества;

5) символическая и знаковая сущность детали или части костюма, иногда генетически восходящая к архетипу;

6) сюжетообразующая роль способов приобретения и особенностей ношения одежды;

7) средства выразительности (вживание в ситуацию с помощью костюма, метафоричность внешнего облика героя) и многое другое.

Народный костюм как начало «поэтики одежды» Есенина

Первым типом приложенного к себе Есениным костюма была русская народная одежда, что естественно для уроженца села.

По мнению Е. П. Осиповой, «народный костюм несет на себе отпечаток имущественных различий, выражавшихся в том, что части одежды состоятельных крестьян выполнялись из более качественных тканей и богаче украшались». [1250] Этнографы неоднократно отмечали, что зажиточные крестьяне, занимавшиеся отхожими промыслами и ежегодно периодически покидавшие родные селения для найма на работу в городе или на торфоразработках, вождении барок и т. д., шили костюм из покупных тканей и пренебрегали домотканиной.

Сословные различия на Рязанщине заметны в видовых особенностях состава и кроя народной одежды у потомков однодворцев, помещичьих, монастырских и государственных крестьян: «Еще в 1920-е гг. в некоторых рязанских селах наблюдалась пестрая картина, которую можно объяснить проживанием в одном населенном пункте бывших помещичьих и казенных крестьян, потомков людей из военно-служилого сословия». [1251]