Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Либо партия продолжит поощрять и защищать классово чуждую пролетариату верхушку деревни, ставшую новым эксплуататором, либо станет выполнять резолюцию 14-го съезда и приступит к индустриализации.

Дилемма только казалась простой. Выбор любого варианта решения непременно оказывался чреватым серьезными оргвыводами. Если поддержать проект резолюции Рыкова, то следовало еще и осудить «левых» — Троцкого и Каменева, Пятакова и Зиновьева — как открыто выступивших против линии партии. Попытавшихся создать «платформу», то есть идеологическое обоснование для вполне возможной новой оппозиции. Но если же признать правоту тех, кто требовал коренной переработки проекта, то тогда пришлось бы оценить взгляды «правых» — Бухарина и Рыкова — как ревизию фундаментальных положений марксизма.

Первым поднявшись на трибуну, Сталин избавил членов ЦК и ЦКК от необходимости тяжкого выбора. Генсек сразу же заявил о себе как стороннике «правых», приняв, тем самым, решение за большинство, всегда конформистское, оппортунистическое. Поправки Троцкого и Каменева отверг. Отверг и все предложения Зиновьева. А что же предложил взамен? Стал ли отрицать вообще необходимость индустриализации?

Сталин, говоривший довольно долго, постарался весьма ловко изменить сущность вопроса, обсуждавшегося на пленуме. Заявил: мол, сутью проекта Рыкова является не план на будущий год, а всего лишь обозначение ближайшего пути выхода из хозяйственных затруднений, то есть кризиса. И вслед за тем повторил слова Зиновьева, но уже как собственную мысль. Пояснил, что особенностью второго этапа НЭПа, в котором находилась страна, и является индустриализация, без которой не обойтись. Тем лишний раз доказал, что далеко не случайно его и его ближайших соратников уже не первый год называют «центристами». Но зато добился поддержки окончательного варианта резолюции. Против которого проголосовало всего пять человек — Троцкий, Каменев, Зиновьев, Пятаков и Смилга.

Утвержденная резолюция гласила: «Предложить всем партийным организациям на ближайшее время руководствоваться при решении текущих задач следующими указаниями.

а) в области эмиссионной и кредитной политики необходимо на протяжении ближайших месяцев достигнуть соответствия между массой обращающихся в стране денег и товарной массой… б)… добиться решительно понижения цен… в)… на оставшуюся часть хозяйственного года руководствоваться необходимостью обеспечения достигнутого уровня зарплаты, г) в области капитальных затрат в промышленности руководствоваться постановлением Политбюро от 25 февраля с. г. (предусматривавшем выделение на капитальное строительство 671 млн рублей, на заграничное оборудование этого строительства — 95, 3 млн рублей, на сельское хозяйство — 30 млн рублей — Ю. Ж. 470)»471.

3.

Хотя в резолюции апрельского пленума Зиновьев и мог — при очень сильном желании — найти отголоски того, что он предлагал в своем выступлении, все же он решил непременно поквитаться со Сталиным. За его издевательскую, полную ехидства критику. За сознательное стремление приписать ему те прегрешения, в которых он, Зиновьев, обвинял Троцкого. За якобы непонимание особенностей второго этапа НЭПа. За случайно привязавшееся к нему многократное повторение, что 1926 год — это не 1923. За тот менторский тон, которым обычно высмеивают перед всем классом глупого, нерадивого ученика: «Идя по стопам Зиновьева, — вещал Сталин, — следовало бы признать, что Иван Грозный тоже был индустриалистом, ибо он поддерживал промышленность, а Петр Великий превзошел всех индустриалистов. Это, конечно, смешно, но мы неизбежно приходим к этим смехотворным выводам, если идти по стопам Зиновьева». А чего стоило такое голословное заявление генсека: «Я утверждаю, что под видом защиты резолюций 14-го съезда наши критики (следовательно, и Зиновьев — Ю. Ж.), добиваются на самом деле пересмотра этих решений. Они ведут борьбу против этих решений»472.

Не перенеся таких оскорблений, Зиновьев и решил в свою очередь напомнить всем о весьма значительной теоретической ошибке Сталина, допущенной тем давным-давно, еще в конце лета 1924 года. В брошюре «К итогам XIII съезда РКП». И использовал для того как формальный предлог слова Сталина, сказанные утром 9 апреля. Приписавшего Зиновьеву «ту мысль, будто я отстаиваю диктатуру партии в отношении рабочего класса».

Зиновьев обратился в секретариат пленума чуть ли не в последние минуты его работы с заявлением «личного характера», настаивая на том, чтобы это заявление приобщили к протоколу.

«Насколько я знаю, — писал Григорий Евсеевич, — протоколы пленума читаются более широкими кругами, чем члены ЦК, а старое наше правило должно соблюдаться. Не понимаю, как можно отказать члену ЦК в том»473.

В заявлении Зиновьев доказывал, что всегда придерживался противоположной точки зрения, нежели та, что ему приписал Сталин. О том он, Зиновьев, упоминал в пространной, на два «подвала», теоретической статье «К вопросу о диктатуре пролетариата и диктатуре партии», опубликованной «Правдой» 23 августа 1924 года как редакционная, то есть без подписи, что лишь усиливало ее значимость для читателей. Направленной против идеологически неверных воззрений Троцкого, что излагалось в четырех главах. Но в рукописи, переданной газете, содержалась и еще одна глава, снятая без его ведома редакцией, скорее всего Бухариным, — «Ошибки товарища Сталина». Вот теперь-то, он, автор, и хотел бы восстановить справедливость, пусть и задним числом. Для того и написал свое заявление, которое, как он считает, должно быть приложено к протоколам пленума. Скорее всего, имелось у Зиновьева и еще одно желание — показать всем, когда же в действительности и почему распалась руководящая «тройка», включавшая его, Каменева и Сталина.

Как истый начетчик, Зиновьев начал с обширной цитаты из написанной им же резолюции 12-го съезда, подчеркнув — «никем не отмененной»:

«Диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, т. е. компартии. Систематически привлекая к хозяйственной и общегосударственной работе все, что есть ценного среди беспартийных рабочих и крестьян, партия, вместе с тем, не может ни на минуту забывать, что главная ответственность за работу хозяйственных и общегосударственных органов лежит на РКП, ибо она одна исторически призвана быть действительным проводником диктатуры рабочего класса».

Не удовлетворившись тем, привел еще одну цитату точно такого же содержания — из «Манифеста» ЦК РКП к 25-летию партии. Добавил не менее важное: его статья для «Правды» — «К вопросу о диктатуре пролетариата и диктатуре партии» — была утверждена совещанием членов ЦК, состоявшимся 17 августа 1924 года, в котором участвовали он, Сталин, Рыков, Томский, Бухарин, Калинин, Каменев, Рудзутак, Ворошилов, Угланов, Микоян, Орджоникидзе, Петровский, Сокольников, Каганович, Лобов, Комаров, Куклин, Харитонов, С. Шварц, Дзержинский. То есть все те, кто стал и участниками апрельского пленума. Ну, а далее шла прилагаемая пятая глава, не увидевшая свет.

«V. Ошибки товарища Сталина.

17 июня 1924 г. тов. Сталин прочитал на курсах секретарей укомов доклад об итогах XIII съезда РКП. Этот доклад, прочитанный тов. Сталиным, появился двумя фельетонами (частями — Ю. Ж.) в центральном органе нашей партии, а затем вышел