Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

по-видимому, требования. Для выполнения цели творения, т. е. для создания наибольшей суммы счастья, должно существовать население настолько значительное, что оно могло бы содержаться лишь при системе, ведущей к наибольшему производству, т. е. при наибольшем разделении труда, другими словами, при наибольшей взаимной зависимости. В то же время каждый индивидуум должен иметь возможность делать все, к чему его побуждают его желания. Эти два условия могут быть приведены в гармонию только процессом приспособления, которому подвергается человечество. В течение сказанного процесса все желания, несогласные с самой совершенной общественной организацией, уничтожатся и разовьются другие, соответственные этой последней. Может быть, не совсем ясно, каким образом такой процесс должен когда-нибудь привести к совершенной индивидуализации и полной взаимной зависимости?

Но это можно объяснить примером. Мы имеем известные семейные склонности, которые могут быть удовлетворены только близостью других существ и известной с ними связью. В отсутствии этих существ, когда, следовательно, относящиеся сюда чувства бездействуют, индивидуальность не может получить надлежащих своих размеров; итак, нормальное развитие супружеских и родительских элементов зависит от обладания семейством. Точно таким же образом нормальное развитие всех других элементов индивидуальности при высшей степени цивилизации будет зависеть от существования цивилизованного общества. Личностью будет приобретен именно тот род индивидуальности, который находит самую удобную сферу для своих проявлений в обществе с самой совершенной организацией; каждое общественное учреждение будет составлять условие, соответствующее какой-либо из его способностей – при других обстоятельствах существо это будет лишено всякой возможности проявить себя. Окончательно развитой человек есть такой, у которого частные потребности совпадают с общественными. Он будет принадлежать к тому роду людей, которые, удовлетворяя требованиям собственной своей природы, вместе с тем выполняют и отправления общественной единицы; он будет способен вполне удовлетворить себя только тогда, когда и все остальные будут делать то же самое.

§ 14. Следует объяснить подробнее, каким образом прогресс ведет людей одновременно и к большей взаимной зависимости, и к большей индивидуализации, каким образом благосостояние каждого с каждым днем все теснее и теснее соединяется с благосостоянием всех, и почему, следовательно, интерес каждого заключается в том, чтобы уважать интересы всех. Многим факт этот, к несчастью, совершенно не известен. А между тем люди не могут нарушать жизненный закон общественного организма – закон равной свободы – без того, чтобы тем или другим путем не навлечь на себя наказаний. Так как они сами члены общества, то все, что действует на общество, отражается на них. От хорошего или дурного состояния общества зависит степень, в которой они могут удовлетворять своим потребностям, и большее или меньшее количество зла, какое им будет причинено. Дурные учреждения, ежечасно вносящие горечь в их жизнь, суть не что иное, как соединенный результат всех прегрешений против социального закона, включая сюда и их собственные грехи. За эти грехи они отвечают не только тем, что переносят излишние стеснения и неприятности, но и тем, что для достижения своих целей должны употреблять излишнюю работу и излишние издержки.

Во все времена обнаруживался с большей или меньшей ясностью тот факт, что всякое нарушение закона приводит к реакции, общей или частной; реакция же тем значительнее, чем больше нарушение. Уже во времена Фалеса сделано было наблюдение, что тираны редко умирают естественной смертью. С того времени и до наших дней престолы на Востоке постоянно обагрялись кровью тех, которые занимали их один за другим. Тот же самый факт виден в прежней истории всех европейских государств.

Люди, владеющие неограниченной властью, могут, по-видимому, делать все, что пожелают; в действительности они, однако же, не в состоянии поступать таким образом. Они ограничивают собственную свою свободу, ограничивая свободу других; их деспотизм отражается на них самих и держит их в рабстве. Мы узнаем, например, что римские императоры были игрушками своих солдат. «В византийском дворце, – говорит Гиббон, – император был первый раб церемоний, им самим установленных». Говоря о скучных церемониях этикета времен Людовика Великого, мадам де Ментенон замечает: «После лиц, занимавших самые высшие места, самыми несчастными были те, которые им завидовали. Право, вы и понятия не можете себе составить об этом положении!» То же самое отражение на себе собственных действий ощущают рабовладельцы. Многие плантаторы Вест-Индии сознавались, что до освобождения негров они были рабами из рабов в своих владениях. Американцы во многих отношениях скованы были их собственной несправедливостью. На юге белые сами стесняют себя для того, чтобы быть в состоянии притеснять черных. Брак со смешанными расами запрещен; для того чтобы быть сенатором, нужно владеть известным количеством рабов; никто не может освобождать своих рабов без особого дозволения; лишь под страхом суда Линча можно осмелиться сказать слово в пользу освобождения.

Для многих ясно, что подобные великие нарушения человеческих прав обращаются на нарушителей – «беспристрастная справедливость подносит отравленную чашу к губам тех, кто сам ее приготовил». Но лишь немногие понимают, что то же самое правило можно применить к меньшим нарушениям, в которых люди оказываются виновными. Вероятно, современные защитники власти одного класса над другим понимают ясно, что их предки, феодалы, несколько дорого платили за порабощение масс. Они видят, что бароны пользовались за это весьма некомфортабельной жизнью в своем вооружении и скрытых кольчугах, со своими потаенными помещениями, тайными проходами, полусветом в комнатах, с предосторожностями против отравы, среди постоянного страха сделаться жертвой нечаянных нападений или измены. Они понимают, как велика была иллюзия людей, полагавших, будто, порабощая народ, можно приобрести всего более богатства. Жакерия[139], галицийские убийства, где рабы насыщали свою месть, сжигая замки и избивая их обитателей, убеждают их, что бывают дни гибельной расплаты за давнишние долги. И все же эти люди не в состоянии понять, что их собственные неправые дела – тем или другим путем – обращаются на их голову. Благородные феодалы не могли понять причину зла, которое переносили вследствие неизменных законов природы: им никогда и во сне не снилось, что эти страдания были рефлективными результатами тирании. Потомки этих феодалов не понимают, что многие из источников их несчастий порождены тем же путем.

В некоторых случаях почти невозможно угадать тайные пути, которыми наши дурные поступки относительно других обращаются на нас самих; но есть также случаи, где эта реакция очевидна. Зрители кидаются из загоревшегося театра, они торопятся обогнать друг друга и запруживают дверь так, что никто не может сквозь нее пройти – вот хороший пример несправедливого эгоизма, который вредит самому себе. Аналогический результат представляют американские дешевые общие обеды, где жадные посетители пытаются съесть более, чем им следует по справедливости: является конкуренция скорой еды, которая не только делает