Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

— это диакония (fiiaKov'ia — служе­ние, услужение, а haKovoq — слуга). На самом деле апо­стол и пресвитер — тоже слуги народа Божиего. Как и Сам Иисус о Себе говорил: «Сын Человеческий не для того при­шел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» [Мк. 10:45]. Но служение диаконов было служением особого рода — не предстояние Отцу Небесному от имени общины верных, не совершение таинств, а служение общественной люб­ви — диакон представляет общину в отношениях с людьми.

Если в отношении епископов и пресвитеров у нас нет полной ясности, когда и как возникли эти властные чины, то в Деяниях Апостолов описывается довольно подробно, как возник чин диаконов: «Когда умножились ученики, произошел у Эллинистов (то есть иудеев не из Израиля, а из иных мест Римской империи. —А.3.) ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Тогда двенадцать Апостолов, со­звав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, заботиться о столах. Итак, братия, выбери­те из среды себя семь человек изведанных, исполнен­ных Святого Духа и мудрости; их поставим на эту служ­бу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова. И угодно было это предложение всему собранию; и из­брали Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святого, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников; их поставили перед Апостолами, и сии, помолившись, воз­ложили на них руки» [Деян. 6: 1-6].

«Забота о столах» (haKoveiv rpank^aic) как раз и опи­сывает характер служения этих мужей, поставленных двенадцатью апостолами. И в этом социальном служе­нии Собрание Христово не видело ничего второсортного, третьестепенного. На диаконское служение были нужны мужи изведанные, исполненные Святого Духа и мудрости. Настоящими служителями Собрания их делает коллектив­ная молитва апостолов и возложение рук — хиротония.

В этой картине апостольских времен заключен важный смысл: социальная сфера Церкви — это не что-то низшее. Вот таинства — это якобы важно, а помощь нищим, убо­гим — это не важно. Нет, одно без другого невозможно. Характерно, что началось «дело о диаконах» с возмуще­ния — некоторые члены Иерусалимской христианской об­щины спрашивали: почему наших вдов обходят при разда­че хлеба? И был создан специальный институт диаконства, который знаменовал отношения Царства Божиего в зем­ном мире, «на земле, как на Небе» — отношения любви.

Именно этим должны были заниматься диаконы. Если угодно, диаконы творят не Евхаристию соединения со Христом, а Евхаристию знаменования того, что мы все во Христе, что мы все члены Его Тела. Те, кому больше дано, заботятся о тех, кому меньше дано. Это не побоч­ная вещь для Собрания верных. Напротив, это важней­ший момент христианской жизни.

За два тысячелетия церковной истории отноше­ния между народом Божиим и Богом, между экклеси- ей и Богом то усиливались, то ослабевали волнообраз­но, но они не претерпели принципиальных изменений. Как омывали в I веке, так крестят и в XXI. Как соверша­ли Евхаристию в I веке, так ее совершают и сейчас. А вот что касается социального служения — здесь мы видим ко­лоссальные изменения. Человек, даже христианин, опять стал человеку волком, как в Древнем Риме, — homo homini lupus est. Это показывает конечно же, что Собрание хри­стиан, Communio Sanctorum — Сообщество святых, как на латинском языке именовали Церковь, стихийно возвра­щается в доблагодатное состояние...

Диакон теперь занимается чем угодно, но только не со­циальным служением, и социальное служение вообще бы­ло крепко забыто в Церкви. Чаще этим занимались в XVIII- XIX веках масонские ложи, филантропические общества. А диакон сейчас просто ассистент священника при совер­шении Евхаристии и вокальное оформление богослуже­ния. Но это совсем не его задача, совсем не его функции! То есть в свободное от основной работы время он мог де­лать все это, но это не главное в его служении. А теперь это единственное занятие диакона. В Древней Церкви звание архидиакона было вторым после звания еписко­па: епископ — это наблюдение за служением Богу, а ар­хидиакон — это наблюдение за социальным служением.

Архидиакон — фактически второй епископ каждого диоце­за, если угодно, администратор-распорядитель Собрания верных. Епископ и пресвитер своими действиями осуще­ствляют «первую и важнейшую» из двух заповедей, на­званных Иисусом основанием, на котором «весь закон и пророки», — «возлюби Бога всем сердцем своим», диа­кон же вторую, подобную первой, — «возлюби ближнего как самого себя» [Мф. 22: 40]. Конечно, и епископы «пек­лись о столах», даже Сам Иисус кормил тысячи людей хле­бом и рыбками, и диаконы пламенно проповедовали Слово Божие, о чем нам многократно повествуют и тексты Нового Завета: исповедничество диакона Стефана, деяния диакона Филиппа. Но главное служение у каждого чина было свое.

Жизненная редукция диаконии означает очень страш­ную вещь, которая, слава Богу, сейчас преодолевается. С диаконом долго еще, видимо, придется разбираться. Но институции социального служения Церкви, помимо диа­конов, возникают и складываются вновь. И Синодальный отдел социального служения, и Патриарх, и епископы всячески настаивают, чтобы в каждом храме были лю­ди, которые занимались бы социальным служением. И та­кие люди находятся — это-то и есть настоящие диако­ны. Среди них много женщин — вот это и есть те самые диакониссы, о которых упоминает апостол Павел в ли­це Фивы, диакониссы Кенхрейской [см.: Рим. 16: 1]. Все это абсолютно нормально и правильно, и это значит, что Церковь просыпается, оживает в своей любви к челове­ку—не только к собрату во Христе, но к каждому чело­веку, даже очень далекому еще от купели. Без такой люб­ви прийти к Богу никак нельзя.

Потому отсутствие социальной диаконии — это страш­ный признак умирания Церкви Христовой. Но любовь к ближнему, ответственная, я бы сказал, священная любовь к ближнему, всюду возрождается — и на Западе, и на Востоке, и в Католической Церкви, и в протестант­ских церквях, и в Православной Церкви, быть может, у нас, в России, медленней, чем всюду, но возрождается. Это значит, что мы оживаем, несмотря на все ужасы вне­шнего существования мира в ХХ-XXI веках.

Таинство Малого Собрания

Седьмое таинство — это таинство Брака. В простонародье говорят, что хорошее дело браком не назовут. Но я сразу хочу сказать, что слово «брак» в смысле «изъян» и слово «брак» как супружество мужчины и женщины происходят из двух разных корней и из двух разных языков. Слово «брак» как изъян — это в русском появилось через поль­ское brak из немецкого Brack, средне- и нижненемецко­го brak — недостаток, изъян, перелом, испорченная вещь. Отсюда и английское break — ломать, разрывать, полом­ка. Слово «брак» как супружество — древнеславянское крлкъ, оно уходит в праславянскую