Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго ли коротко пряли работники Тамесовой мануфактуры нитки и ткали полотно, но, видно, кончилась в конце XVIII века нить судьбы Хамовнической мануфактуры, и крупнейшее в Москве ткацкое производство было распродано. А на освободившейся земле в канун Отечественной войны 1812 года по проекту Михаила Казакова, сына знаменитого Матвея Федоровича, возвели казармы для Московского гарнизона – три соединенных между собой длинных корпуса. Строительство оплатил местный обыватель, но не по душевной доброте, а корысти ради: каждый уплативший деньги получал табличку «Свободен от постоя», и квартирьеры к нему не совались. В 1812-м казармы приняли московское ополчение, потом они приняли его еще раз – в 1941-м. Тогда Хамовнические казармы уже назывались Фрунзенскими – между, короткий срок, они носили имя Троцкого.
Но вернемся в канун войны с Наполеоном: тогда же напротив солдатского общежития, «на погребах» Тамесова особняка, воздвигли так называемый Шефский дом для господ офицеров и шефа полка. Из всех шефов, побывавших на постое в этом доме, история сохранила имя полковника Александра Николаевича Муравьева. Участник войны и Заграничных походов в конце 1817 года принимал офицеров, прибывших на празднование пятилетия Отечественной войны. Компанию бравых офицеров практически в полном составе описал, представьте себе, Пушкин: «беспокойный Никита» Муравьев, «друг Марса, Вакха и Венеры» Лунин, «меланхолический» Якушкин. И хотя Александр Сергеевич набрасывал поэтический эскиз петербургского собрания Союза благоденствия, сходство с московским получилось портретным. Еще бы, ведь предшественником и Союза благоденствия, и Северного и Южного декабристских обществ был Союз спасения, организованный как раз на этой встрече в этом доме. И строки из набросков к 10-й главе «Евгения Онегина»: «меланхолический Якушкин, казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал» в точности соответствуют тому, что здесь происходило. Именно в Шефском доме Иван Якушкин предлагал ценой собственной жизни устроить покушение на Александра I. В чем ему было обществом отказано.
К концу декабристского века в «дюжинном уездном городишке» завелась кое-какая промышленность: пивной завод, шелкоткацкая фабрика. Фабричные гудки долго – целых 19 лет – мешали графу Толстому, купившему в Долгохамовническом переулке усадьбу. Жил здесь граф с обильным семейством, поживал, писал о власти тьмы и плодах просвещения, любовался чудесным садом. Может, и в нарядный храм Николая Чудотворца захаживал – отлучили Толстого от церкви как раз в тот год, когда он съехал из Хамовников. А в 1921 году Владимир Ильич самолично указал устроить в его усадьбе музей. И улицу кстати переименовали – теперь она носит имя Льва Толстого. Сам он вальяжно сидит неподалеку – в сквере Девичьего Поля. Каменной глыбой – точно как Ленин заметил.
Химка, Химки
Мы с тобой два берега…
Не забыли еще про речку Фильку, поменявшую первую букву в названии? А вот река Химка Фимкой никогда не была. Но имя такое у нее тоже не с рождения (то есть не спервоначалу). В писцовых книгах Московского княжества XVI века она именуется Хинкой. Но вовсе не потому, что вода в ней горькая. Вода как раз темная, в смысле названия – «темна вода в облацех» то есть. Вроде бытовало в незапамятные времена словечко «хинью», то есть «бездвоздмездно» или даром. И речушку поименовали вроде как никчемной. Но это раньше она была никчемной. И когда в XIX веке твердо стала прозываться Химкой. И даже когда ее именем назвали сначала станцию на Николаевской дороге, потом поселок и город, поглотивший окрестные села. А понадобилась река в «будни великих строек». Для подпитки Москвы волжской водой и заодно для превращения ее в порт пяти морей проложили канал Москва-Волга. Вот по Химке он и пошел (на соответствующем участке). А то все ненужной была! Правда, река и тут извернулась, причем в прямом значении этого слова: в своем нижнем течении она протекает то слева, то справа от прямого и вознесенного вверх русла канала.
Город Химки заметно вырос. И если бы не Московская кольцевая дорога, вряд ли бы кто разобрал, где дома этого города Московской области, а где столичные. Путаница усиливается названиями: платформа Левобережная – это Химки, а улица Левобережная – это Москва. Правда, тоже Химки, хотя и немного Ховрино. Так же точно Москва – и Правобережная улица, с Химкинской больницей и профилакторием. В общем, куда ни кинь – всюду хинь. Химка то есть.
Хуторские улицы и переулки
Сплошные недоразумения
Докладываем диспозицию: соединяя 1-ю и 2-ю Хуторские улицы, с интервалом в 1-2 дома (не реже, чем на Сретенке) жилмассив прорезают четыре Хуторских переулка (кстати, упомянутой в энциклопедии «Москва» 3-й Хуторской улицы мы не нашли). Все как обычно. Но есть непонятное нам явление: кое-какие из параллельных переулков имеют нечетную нумерацию по левой стороне (как и принято в Москве), а другие – по правой (по питерским обычаям). Сомнительны и названия – явно в честь Бутырского хутора. Так ведь хутор-то лежит за железной дорогой, а улицы-переулки не на его территории.
Полезли в книжки. Справочник «Имена московских улиц» подтверждает, что весь куст – именно в честь Бутырского хутора. Намудрили что-то, короче говоря. Но заодно выясняется, что прежние названия Хуторских – Царские! Ничего себе метаморфозы! Это вам не из Грязного в Кучин переименовывать. Отчего же окраинные улочки носили столь гордое название? Авторы упомянутого справочника утверждают, что в честь Царской железнодорожной ветки, что связывала Николаевскую дорогу с западными. Энциклопедия «Москва» уверяет, что Царскую ветку прокладывали для передачи спецпоездов на Смоленский вокзал, ближайший к Петровскому дворцу.
Проштудировали карты. Ветку обнаружили. Приметой для ее поисков послужило название улицы – Веткина (не от фамилии, оказывается, а своеобразное сокращение старого названия Царская ветка). Действительно, поворачивает мимо «Станколита» в сторону Савеловского и дальше к Белорусскому железнодорожная линия. А от нее и в сторону 2-й Хуторской тоже есть пути. Вполне возможно, что ездил по ним царский поезд с соответствующими пассажирами по своим служебным делам. Ну и наградил невзрачные улицы пышным, не по чину, именем. После революции порядок навели и в городе-миллионнике возникли улицы с деревенскими названиями. Опять не по чину, что ты будешь делать!
