Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скажите, вы бы поехали сейчас делать бизнес в «горячую точку»? Нет? Скажем по секрету, что и мы тоже не рискнули бы, а значит, нам вместе с вами не понять, как отважился отправиться в 1921 году в Россию совсем зеленый бизнесмен из Штатов, только что, тем не менее, сделавший свой первый миллион на «сухом законе» в США. Это тоже интересная история – его фармацевтическая компания буквально монополизировала изготовление имбирной настойки на этиловом спирте. Понятно, что кашля, как прописывали врачи, ею не лечили: драгоценный алкоголь с имбирным привкусом принимали вовнутрь совсем в иных целях. Что и говорить, удачное имечко дал своему старшему сыну Хаммер-папа – социалист родом из Одессы: в переводе с английского «Arm and Hammer» – это «рука и молот». Будто в воду глядел один из организаторов компартии США – всю свою жизнь как молотом заколачивал сынок денежки, ничем не гнушаясь и не брезгуя.
Преодолеем искушение рассказать всю долгую и ох какую неблаговидную историю хаммеровской жизни. Вернемся к нашим российским баранам, которых долгие годы стриг заокеанский бизнесмен. Голодная Россия платила за американское зерно мехами, икрой, концессией на добычу асбеста на Урале и, главное, бесценными «сокровищами Романовых» – картинами, серебром, шедеврами Фаберже, которые Хаммеру поручили продать в Америке. Он и продал, причем знаменитых «яиц Фаберже» – гораздо больше, чем вывез: фирменное клеймо тоже попало в его нечистые руки.
Неплохую прибыль принесла Хаммеру ликвидация безграмотности в России. По его собственным словам, Хрущев, Брежнев и Черненко признавались: именно Хаммеру они частично обязаны тем, что умеют читать и писать. Дело в том, что до революции простые карандаши привозили в Россию из Германии. Война и революция оборвали экономические связи. «Даешь карандаши, которые хороши!» – призвал отечественных производителей агитатор и горлан Маяковский. Отечественных не нашлось, зато в 1926 году первую карандашную фабрику в Москве открыл Арманд Хаммер. В 1932 году ее выкупило у Хаммера государство, но и за этот короткий срок ушлый бизнесмен заработал на российском просвещении больше миллиона долларов. Госпредприятию присвоили имя рабочих-революционеров из США Сакко и Ванцетти (которые, заметим в скобках, никогда не делали карандашей), с ним оно дожило до XXI века, пока не уступило место в центре Москвы элитной, как принято писать в рекламе, недвижимости. И только Центр международной торговли на Краснопресненской набережной, который неофициально называют Хаммеровским центром, напоминает сегодня о «красном капиталисте», общем знакомом Ленина и Горбачева.
Харитоньевские переулки
Пушкинская любовь
О том, что в Москве есть или, по крайней мере, были Харитоньевские переулки, знает любой школьник, даже не москвич, класса примерно с 8-го – как только дело на уроках литературы доходит до «Евгения Онегина». Про то, как в Москву в переулок «У Харитонья» к старой чахоточной тетке Алине прибыла родственница из провинции, чтобы выдать дочку замуж, не ведают только уж самые отпетые двоечники, – а среди наших читателей таких нет. Больше того, образованной публике до зарезу надо было точно установить, в каком именно домике квартировали Ларины в Москве. Общими усилиями молва определила на эту роль деревянный домик на углу Большого и Малого Харитоньевских переулков напротив той самой церкви Харитония в Огородниках, которая дала названия переулкам. Только не спешите бежать на экскурсию: с середины 30-х годов нет ни церкви – ее закрыли и снесли, ни домика Татьяны Лариной – его постигла та же участь. Хорошо хоть сами переулки уцелели и даже носят сегодня те же имена. И самое интересное: почему Пушкин поселил Лариных в Москве именно здесь? Вот тут как раз никакой тайны нет: это были милые сердцу места его детства. В Огородной слободе жила мать Сергея Львовича Пушкина, здесь нанимал дом его старший брат Василий Львович, здесь же, поближе к родне, поселилось осенью 1800 года семейство Пушкиных. Мятежный нрав матушки, Надежды Осиповны, не давал долго сидеть на одном месте, поэтому до 1805 года, пока не переехали в район Арбата, Пушкины поменяли в приходе церкви Харитония четыре адреса. Шестилетний Саша хорошо запомнил эти места. И, видно, на всю жизнь полюбил, раз поселил здесь свою самую любимую героиню.
Хива
Кабак для добровольцев
Среди Марксистских и прочих Товарищеских на Таганке вроде бы затерялась скромная Добровольческая улица. По официальным данным, названа она так в 18-м году в честь московских добровольцев Красной армии. Учебники истории сделали очередной скачок, и куда известнее красных добровольцев стали ратники белой Добровольческой армии. Вроде бы надо во избежание двусмысленностей улицу переименовать. В таких случаях ей возвращают прежнее название. Вот тут-то и возникает закавыка. Прежнее название Добровольческой улицы – улица Хива. Не слабое? Только не подумайте, что это в честь стольного города Хивинского ханства (не скроем, есть и такие предположения). Нас же вполне устраивает разъяснение Ивана Кондратьева. Стоял на улице, рассказывает исследователь Москвы, кабак. Был необычайно популярен у украинцев. А что от малороссов услышишь? Всё твердят свое «хиба». Вот и прозвали кабак Хивой. А потом имя и к улице перешло. Пока 18-й год не случился.
Хамовники
Ткачи, декабристы и прочие глыбы и человечищи
«Хамовники во всех отношениях походят на самый дюжинный уездный городишко. Местами только вымощенные, узенькие улицы, низенькие деревянные дома, пустыри, огороды, пять-шесть небольших каменных домов, столько же дворянских хором с обширными садами, сальный завод стеариновых свечей с вечной своей вонью, непроходимая грязь весной и осенью».
Писатель Михаил Загоскин реалистично-беспощаден: в его время – первой половине XIX века – все так и было. Хамовники вполне отвечали своему грубоватому названию, даром что в корне не хамы, а лен, вернее полотно изо льна. Лен с ткачами утвердились в этих местах гораздо раньше Загоскина – еще в XVII веке. И по вполне экономической причине: возрос спрос на русский лен. Первый царь из Романовых приказал переселить внутрь москворецкой излучины мастеров-ткачей из Твери, и закрутились прялки, застучали ткацкие станы. Внук Петр расширил дело и лично пригласил топ-менеджера из-за границы. Джон (или на