Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как же быть? Вот христианин согрешил тяжко. Все, погиб? Ведь нельзя омыться от греха Адамова дважды? Омыться нельзя, но Христом учреждено таинство, которое греки называют «метанойя» — ^eravoia — изменения ума (^era-voeM — поменять свои мысли, ум). Мы его, опять же не совсем точно, переводим словом «покаяние». Славянское слово «покаяние» имеет другой смысл, это обличение, обвинение себя, это бить себя в грудь и говорить, какой я плохой. Такой элемент может быть в метанойе: человек изменил ум, и ужаснулся себе, и стал себя бить в грудь. Но может человек себя не бить в грудь и тихо исповедоваться священнику, а при этом страдать за содеянное ничуть не меньше.
Нашим простосердечным славянским предкам такая очевидная форма изменения ума была ближе, потому и использовали они для его обозначения слова с санскритским корнем cayate — мстит, наказывает, или авестийским — cay — отплатить, воздать (от них старославянское кл^ти са). Возможно, они воспринимали по дохристианской традиции Бога как отмстителя за грех, а не как искупителя. Но для культурного грека в примирении с Богом было важно не внешнее выражение покорности и даже не мольба о прощении, но именно изменение строя мыслей. Отсюда — метанойя, наиболее подходящее новозаветное слово для таинства примирения с Богом[156].
У нас не всегда правильно понимают таинство Покаяния, чаще говорят: «Мне не в чем каяться», или просто перечисляют плохие, на взгляд кающегося, поступки. А в действительности надо не столько перечислять соделанное зло, хотя стыд от произнесенных вслух дел часто имеет немалый душевно-терапевтический эффект, сколько изменить свое отношение к тому, что для тебя — грех, возненавидеть его.
Для этого учреждается третье, важнейшее для всех христиан таинство — таинство Покаяния (Метанойи). Таинство Покаяния предполагает сначала изменение ума. Если ты считаешь, что это поступок хороший, тогда тебе в нем нечего каяться. Это не формальная вещь — каяться, потому что тебе священник говорит: «Покайся!» Ты должен сам понять: то, что ты сделал, подумал, сказал, — это несовместимо со Христом. И это достаточно серьезная вещь. Все мы тысячу раз на день делаем вещи эгоистичные. И на самом деле все, что не ради Бога, все — грех. Но мы, совершая эгоистичные поступки, переживаем за это и в молитвах каемся — и этого достаточно. Но когда совершается нечто, что действительно между тобой и Богом воздвигает стену, каждый это чувствует сам, здесь нет формального подхода. То, что для одного — воздвигающий стену грех, для другого в общем-то обычная пыль, которую легко можно преодолеть. И для человека более духовного — это стена, а для человека менее духовного — это пыль. Но от каждого Бог требует по его внутреннему осознанию, а не по внешнему формальному признаку.
И вот когда вот эта стена воздвигается твоим поступком и ты ужасаешься, мучаешься и тоскуешь, ты идешь к священнику и исповедуешь ему этот грех. Вы знаете, что с давних пор священник в молитве сравнивает приход грешника на исповедь с приходом в больницу к врачу. Если ты, говорит, пришел в лечебницу, ты не пугайся, не поддайся стыду, но скажи все как есть, иначе врач не сможет тебя вылечить. Так же и в Церкви — Собрании Христовом.
Причем священник подчеркивает, что он только свидетель, а человек говорит о своих грехах Христу. Я-то такой же, как ты, может, даже хуже, говорит священник, но ты обращаешься ко Христу, который победил грех. Все соблазны Он победил и все наши грехи Он победил Своей жизнью и Своей смертью. Поэтому к Нему обращайся, Он победитель. Он этот грех победил. Ты же христианин, ты отпал от Церкви, но ты хочешь вернуться в нее. Ты остался христианином (ведь таинство омытия не упразднилось), но как бы изгнанным из небесного отечества на чужбину, в царство сатаны. И Тот, Кто Владыка жизни и смерти, Владыка над грехом и праведностью, — Он готов принять тебя назад, если ты изменишь свой ум. Если же ты не изменишь, если ты думаешь: «Я покаюсь, причащусь, а потом опять...» — это хуже, чем оставаться в отпадении от Церкви. Как сказано у апостола Петра, это все равно как собака возвращается на свою блевотину, а вымытая свинья вновь идет валяться в грязную лужу [см.: 2 Пет. 2: 22]. Возможно, кающийся грешник и падет вновь, все бывает, но, проходя таинство Покаяния, он должен ненавидеть свой грех и всецело желать не совершать его вновь.
И тогда священник, совершающий таинство, произносит главные слова молитвы: «Господи Боже. прояви милость о рабе Твоем (имярек) и подай ему образ изменения ума, прощение и отпущение грехов. Примири и соедини его со святым Твоим Собранием (Церковью) ради Христа Иисуса, Господа нашего». Так ушедший в дальнюю страну греха и сатаны возвращается в собрание детей славы Божией, в Тело Христово.
Обратите внимание: и таинство Покаяния начинается со свободного волевого решения человека. Не с какого-то магического обряда, а с волевого решения изменить свой ум. И это волевое решение кающийся объявляет Христу. В этом суть таинства Изменения ума.
Разумеется, это опять же ошибка нашей традиции, нашего русского обычая (преподобный Макарий Оптинский любил каламбур: «Обычай — голос бычий»). Мы требуем участия в таинстве Покаяния, воспринимая его как некий ключик, разрешение для того, чтобы подойти к Причастию. А это вещи совершенно разные. И в большинстве церквей — и в Греции, и на Западе — они абсолютно разведены. Там любой священник служит Евхаристию, но далеко не каждый священник принимает исповедь, только опытный священник — на это нужно особое благословение. Христианин может исповедоваться раз, два, три в год, сколько ему надо, а причащаться надо как можно чаще.
Почему в Русской Церкви возник этот обычай — соединение Евхаристии и Покаяния? Потому что люди в России, как я уже говорил, все последние века приходили к Причастию крайне редко. Владыка Филарет Московский писал в катехизисе, что надо причащаться не реже одного раза в год. Этот призыв — вообще-то прямое нарушение канонов
