DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

– Это блогеры, – говорит Вика. И спрашивает дочь: – Ты не сказала бабушке?

– Я же слово дала. Я не разрешала ей себя обнимать.

– Хорошо. – Вика приседает на корточки перед дочкой. – Родная, дядя Гриша пришел помочь тебе.

– Секундочку…

Вика игнорирует гостя.

– Ты можешь снять футболку и показать ему спину.

– Вы правда поможете? – Амина смотрит на Гришу доверчиво.

– Так, давайте притормозим!

– Нет времени! – отрезает Вика. – Снимай… Нет. Сначала расскажи, чем вы занимались у Танечки. Я не буду сердиться.

– Мы играли. – Амина нервничает и становится еще сильнее похожей на папу. – Знаете про Пиковую даму?

– Которую надо вызывать? – спрашивает Гриша. – Зеркало, свечи и нарисованные ступеньки? Мы вызывали ее в летнем лагере.

– И что произошло?

Пытливые глаза ребенка сканируют Гришу. Ему начинает казаться, что он здесь в роли эрзац-заменителя отца. Типа добренького отчима, с которым и трахаться не надо.

– Ничего. Это же байки. Городская легенда.

– Таня говорила: Пиковая дама, Пиковая дама… – Амина всплескивает руками. – А я позвала папу.

– Папе будет приятно… – Гриша ищет правильные формулировки. – Папа на небе. И в песнях. Он…

– Достаточно! – вклинивается Вика. – Родная, сними футболку.

Амина поворачивается лицом к окну, а Вика направляет на дочь ночник.

– Я же не доктор! – шипит Гриша Вике.

Потом он видит голую спину девочки. Позвоночник, родинки. Он видит что-то аномальное, выходящее за рамки научных представлений о мире. Потрясенный, он склоняется к Амине. Чтобы убедиться, что это розыгрыш, боди-арт или наклейка из магазина приколов. Но убеждается в обратном.

– Это началось вчера утром, – говорит Вика. – Сначала вырос нос, за ним – остальное. И оно растет постоянно.

– Стоп… – бормочет Гриша.

На левой лопатке Амины созрело лицо, идентичное лицу с наиболее востребованных футболок «Кометы». Лицо Тихона. Точнее, фрагмент лица в натуральную величину.

– Не пугай ее, – просит Вика.

Гриша и сам испуган до чертиков.

– Это папа, – виновато сообщает Амина.

– Черт меня подери…

Это действительно папа. Его нос, хрящи, обтянутые кожей девочки. Горбинка, по официальной версии – последствие полусмертельной битвы со скинхедами, в реальности – попойки на набережной. Тихон так достал идиотскими выходками престарелого рыбака, что тот был буквально вынужден прописать зарвавшейся звезде в табло.

Ноздри невероятного носа уходят своими туннелями куда-то вглубь тела, в легкие Амины. В них согнувшийся в дугу Гриша различает волоски. Единственный глаз расположен справа. Обыкновенный глаз, если не считать того, что не бывает девочек с глазами на спине. Глаз закрыт, веко опушено ресницами. Чуть ниже – что-то темное. Грязь?

«Татуировка», – осеняет Гришу. На коже девятилетней Вики проявилась татуировка ее отца, кусочек пентаграммы, набитой за год до роковой инъекции. Чертова наколка, и отцовский нос с волосками в ноздрях, и отцовский глаз. Лицо выступает на несколько сантиметров над поверхностью лопатки.

– Господи! – выдыхает Гриша. – Это он…

Гриша протягивает руку, но не решается коснуться аномалии, этого барельефа из кожи, хрящей и слизистой.

– Татуировка увеличилась, – шепчет Вика. – Этого не было, когда я уходила. – Она указывает на небольшое углубление под носом. Наметившийся губной желобок.

Когда появится рот, он заговорит? Гришу кидает в жар.

– Я умру? – косится через плечо Амина.

– Умрешь, – заверяет Вика. – В сто лет.

– Вы были у врача? – Гриша не может оторваться от открывшейся ему мерзости. Все это так неправильно.

«Надо было перепихнуться и ехать домой…»

– Оденься, родная. Мы с дядей Гришей поговорим на кухне. Постарайся заснуть, хорошо?

– Мне страшно. Я не вижу, что он там делает.

– Ничего он не делает. – Вика целует дочь и разглаживает складки на ее футболке с нарисованными фиксиками. – Он не живой. Считай, это родимое пятно.

Смысл ее увещеваний ускользает от Гриши. В голове противная пульсация. Кто-то сгонял в прошлое, вырезал у Тихона, скажем, задремавшего в гастрольном автобусе, кусок лица и пришил без швов к спине невинной крошки.

Вика подталкивает Гришу к дверям.

– До свидания, – говорит Амина. – Спасибо вам.

5

– Давай пропустим этот этап. – Вика подает Грише банку пшеничного.

Он не помнит, чтобы она спрашивала, какой напиток предпочтительнее в это время суток. Гриша вскрывает банку и припадает губами к алюминию. Глотает холодное пиво, утирает подбородок.

– Какой этап?

– Этап «этому есть рациональное объяснение». – Вика наливает себе вина в бокал.

– Есть, – цепляется Гриша. Вика вопросительно вскидывает бровь. – Вросший близнец! – Вспоминаются кассеты, которые они с Тихоном брали в киоске проката. «Темная половина» и та экранизация Филипа Дика со Шварценеггером.

– Вросшие близнецы не вырастают за ночь. – Вика слишком уравновешена для женщины, чей покойный муж вылез из спины их ребенка.

– И ты не обращалась к врачу, – говорит Гриша утвердительно.

– Зачем? По-твоему, это сфера медицины?

Нет, черт подери. Это сфера сраного ужастика.

– Но они бы вырезали… это… – «Пока не поздно», – приходит мысль. Пока Тихон не вымахал в полный рост. Тогда Амина станет придатком существа из тех, которых малевали на средневековых географических картах. Терра инкогнита. Сросшиеся спинами мутанты.

– Я не позволю им проводить эксперименты над Аминой. Ее не будет в их кунсткамере, заспиртованной. Тут, скорее, нужен экзорцист.

Гриша яростно трет лицо ладонями.

– Итак, твоя дочь вызвала Тихона, и он появился… таким оригинальным способом. А при чем здесь я? Я не изгоняю бесов. Я музыкант, Вик.

– Ты был его лучшим другом.

Гриша фыркает:

– Не было у Тихона друзей. Только носильщики, чтобы тягать его эго.

Вика легко соглашается:

– Его эго я несла на себе пять лет. Он был говном, уж мне ли не знать. Самовлюбленный, жестокий, разбалованный козел. Я счастлива, что дочь не переняла черты его характера. И все равно он считал тебя лучшим другом. Любил, как умел, и дружил, как умел.

– И что мне… Поговорить с ним по душам? Каков план?

– У меня нет плана. – Вика смотрит в пустоту. Мнимое спокойствие дается ей мучительными усилиями. – Но я хотя бы выяснила, что это не наша с Аминой галлюцинация на двоих.

– Маловато.

– А что насчет горохового поля?

Пиво в желудке Гриши превращается в кислоту.

– Он мне рассказывал. Только раз, перед свадьбой. Вы были в поле, и там что-то случилось. Он сказал «крещение», его покрестили, дали второй шанс или что. Какой-то бред, я не восприняла всерьез.

– Ничего там не было, – чужим голосом говорит Гриша. В его голове – плантация запыленного гороха. Голубой купол неба, редкие облака, палящее солнце. Созревшие стручки ждут комбайна. – Тем более это никак не связано.

– Я вся внимание.

Вика пододвигает новую банку с пивом. Гриша опустошает ее на треть, прежде чем начать.

6

В две тысячи четвертом «Комета» пребывала в творческом кризисе. Десять лет на сцене,