Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

меня, если я не сам отвечу на этот вопрос, а предоставлю его на обсуждение рыцарского совета старейшин нашего стана, который мною уже созван, — сказал магистр.

Действительно, неподалёку стояли несколько рыцарей в белых плащах, накинутых поверх железных доспехов. Это всё были старые, поседелые на войне рыцари, люди опытные и в мире, и в войне, душа и ум рыцарства. Их уверенность в разгроме союзников была так велика, что никто из них не пожелал оставаться в Мариенбурге, но спешил под знамёна, чтобы участвовать в славном бою и, разумеется, в дележе добычи.

Они окружили великого магистра и со вниманием его выслушали.

— Тут остаётся только одно средство, — после долгой паузы отвечал один из стариков, переговоривший со стоявшими рядом, — послать неверным герольдов с мечами. От такого вызова на бой они не уклонятся!

— Правда, правда, — заговорили все рыцари, собранные на совет, — после такого вызова ни один трус не откажется от битвы!

— Итак, господа крейцхеры, — провозгласил великий магистр, — ваш совет послать послов. Я его принимаю, но укажите мне теперь, кого же послать выполнить это важное поручение. Нужны мужья искусные в деле герольдов.

— На что же лучше, — отвечал Марквард Зальцбах, бывший в числе членов совета, — среди нас находятся теперь герольд короля Сигизмунда Рамрик и герольд их светлости, — он указал на герцога Казимира Штетинского. — Они не принадлежат к нашему священному ордену, упрекнуть их в пристрастии нельзя, они только будут посредниками в деле чести.

Остальные рыцари подтвердили выбор Зальцбаха, и великий магистр отдал распоряжение, чтобы названные герольды были приведены к нему немедленно. Герцог Казимир торжествовал: все его заветные мечты сбывались, он не только был посвящён в рыцари на неприятельской земле, но даже и его герольд удостоился чести нести вызов христианского рыцарского войска неверным! Воспитанный в рыцарских понятиях своего века, он сердечно верил, что и Литва, и Жмудь, и даже русские — язычники!

— Брат, великий маршал! — обратился великий магистр к высокому чернобородому рыцарю, Генриху Валленроду, брату бывшего великого магистра, — вручи герольдам два нагих меча и научи их тому, что они должны будут сказать королю Владиславу и князю литовскому. Пусть идут во имя Божье.

Генрих Валленрод только и ждал этого приказания. Он тотчас же вызвал обоих названных герольдов, находившихся при обозе и, вручив им два меча без ножен, долго объяснял то, что они должны были сказать королю.

— Благородный господин, — смело и самоуверенно отозвался герольд короля Сигизмунда, — я служу герольдом его величеству королю вот уж двадцать пятый год и сумею вызвать из лесных трущоб и не таких вепрей!

Другой герольд сказал почти то же самое, и через несколько минут, предшествуемые трубачом и знаменщиком, который вёз белое знамя, они выехали в узкое пространство, которое отделяло опушку леса от линии рыцарских знамён.

Глава X. Король молится

Был третий час пополудни, а Ягайло всё ещё не выходил из своей часовни. Он молился перед походным алтарём и только изредка вставал с колен, подходил к шёлковому пологу палатки, оглядывал испытующим оком окрестности, затем снова распростирался ниц и целыми минутами лежал неподвижно.

И духовник королевский, и пан Николай Тромба, в качестве капеллана тоже присутствовавший на церковной службе, только удивлялись подобной несвоевременной молитве; подканцлер хотел даже напомнить королю о времени, но уже один взгляд короля сковал ему уста. Он молча опустился на колени рядом с королём.

Во всей церковной палатке царствовала полутьма, среди которой ярко выделялись огни свечей, горевших перед священными реликвиями короля, расположенными теперь на престоле. Вдруг луч дневного света ворвался в палатку. Вошёл Витовт.

Король тотчас обернулся. Он узнал своего брата и друга, но не подал вида, что замечает его и продолжал шептать слова молитвы.

— Король и брат, — тихо, но энергично проговорил великий князь литовский, подходя к самому Ягайле, — время не ждёт. Враги перед нами. Войска наши рвутся в битву, дозволь начать бой!

Ягайло даже не шелохнулся. Губы его продолжали шевелиться, а рука на груди делала движение креста. Он слышал, но не хотел отвечать.

— Заклинаю тебя всем святым, кровью наших близких, пролитой злодеями, дозволь начать битву! Враги истомлены походом. Они слабее нас. Господь дарует нам победу. Дозволь, государь и брат, уж солнце склоняется к вечеру!

— К вечеру, говоришь ты, к вечеру! — вдруг заговорил Ягайло и снова бросился к пологу. — Нет, ты ошибся, ещё часа два до вечерен!

— Чего же ты медлишь, брат мой, друг мой?! — воскликнул Витовт. — Враги перед нами. Вели строить ряды и идти на врагов. Заклинаю, не медли более! Мне больше не сдержать ярости своих литвинов, дозволь наступать!

Ягайло ничего не ответил, но глаза его, направленные сквозь разрез палатки на стан рыцарей, видневшийся вдали, вдруг вспыхнули. От группы рыцарских начальников отделились несколько человек с белым знаменем впереди.

— Смотри, смотри, — вдруг воскликнул он, схватывая за руку Витовта, — я так и знал, они шлют послов, они сознают свои вины перед нами, они хотят мириться.

Гулкий звук медного рога прокатился по полю. Знаменщик, носящий знамя, махал им над головою.

— Скорей, брат и друг, скорее пошли встретить вестников, честь честью. Пусть ведут их сюда, ко мне. Вестник мира — всегда желанный гость!

Витовт слушал и ушам своим не верил. Так говорил тот самый человек, который ещё утром дышал безумной ненавистью к немцам. Подобные перемены в характере Ягайлы были давно известны его близким, но Витовт не мог допустить, чтобы его ратный товарищ мог бросить начатое дело, мог отказаться от давно ожидаемого им отмщения, когда оно уже наступало.

Он бросился к Ягайле и с жаром схватил его за руку.

— Что ты хочешь? Мириться теперь, когда злодеи перед нами? Какой ценой купишь ты мир? Ценой позора, унижений? Помилуй, пощади нашу честь. Лучше смерть, чем такой позор!

— Смерть, — прошептал как будто в забытьи Ягайло. — Смерть, говоришь ты! — и лицо его приняло то выражение, которое