Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

обширная равнина, а на расстоянии пяти полётов стрелы по всей линии начиналось возвышение, ярко освещённое теперь лучами полуденного солнца.

Правее леса виднелось небольшое озеро (Лубень. — Ред), а ещё дальше — убогая деревушка с ветхой, полуразрушенной церковью. Это и было селение Танненберг, о котором на последнем военном совете говорил Зындрам Мошкович.

Гораздо левее, посреди роскошного зеленого луга, белели избушки другой деревушки — Грюнвальда, или, как его ещё называли, Грюнфельда — т. е. «зеленого луга». Расположение между ними было не более полумили, но дорога шла по болотистому лугу, почти непроходимому весной и осенью.

Несколько дубов одиноко возвышались среди равнины, словно сторожевые великаны, на равном расстоянии как от леса, так и от начинающегося возвышения местности. Несколько всадников поскакали к ним, но смельчаки тотчас же были отозваны предусмотрительным Витовтом. Он не хотел, чтобы рыцари раньше времени знали, что лес занят соединёнными армиями.

Расставив войско и убедившись, что отставшие знамёна подтягиваются к лесу, Витовт направил коня к королевской ставке. Он хотел ещё раз переговорить с королём о предстоящем сражении, но Ягайло, утомлённый вчерашним военным советом и затаивший какую-то тайную мысль, едва увидев его издали, опустил глаза в землю, смиренно перекрестился, встал и торопливой походкой направился в только что поставленный шатёр-церковь.

Николай Тромба и Збигнев Олесницкий ему сопутствовали. По этикету, строго соблюдавшемуся при дворе короля, никто, даже сама королева, не имел права беспокоить короля, когда он стоял на молитве.

Это прекрасно знал и Витовт. Узнав, что король молится, он махнул с досадой рукой и хотел было снова ехать к своим полкам, как вдруг из опушки леса на поляну выскакал молодой воин на взмыленном коне. Очевидно, он гнал во весь опор. Узнав Витовта, он мигом соскочил с коня и преклонил колено.

— Кто ты и что скажешь? — спросил великий князь, зная, что гонец не смеет говорить без вопроса.

— Великие вести, государь. Крыжаки наступают, я видел их знамя в четверти мили от Грюнвальда, они идут сюда.

— Ладно, встретим, а ты кто сам-то, молодец?

— Ганко Остойчик, шляхтич из Хельма, раб и слуга вашей королевской милости.

Почти в ту же секунду с другой стороны, от Танненберга, прискакал другой гонец. Это был один из псковских лучников, присланный Видимундом Хрущом с донесением, что вблизи Танненберга показались силы рыцарей.

Один за другим прибывали гонцы с передовых постов с известиями о том же. Витовт захотел лично убедиться в этом и быстро поскакал просекой на опушку леса.

Вид противолежащей возвышенности изменился словно по волшебству. Там, где несколько минут перед тем чернели пашни или желтели убранные нивы, теперь блестели и сверкали копья, латы, шлемы и мечи бесчисленного войска. Вся армия меченосцев, повинуясь приказу великого магистра, назначившего долину между Грюнвальдом и Танненбергом местом соединения всех рыцарских знамён на полдень 15 июля, стянулась сюда, заняв возвышенность, господствующую над долиной и отчасти саму долину. Передовые линии крыжаков были не больше как на два полета стрелы от опушки леса.

Рыцари, видя, что только правая часть опушки леса занята войсками неприятеля, не поместившимися в лесу, не имела никакого понятия о действительной численности приведённого Ягайлой и Витовтом войска и, видя только незначительную часть его, вообразили, что видят перед собой всё ополчение, и заранее радовались лёгкой победе.

Зато всё немецкое войско виднелось Витовту как на ладони. Он мог не только счесть все знамёна, но даже узнавал в лицо многих рыцарей, с которыми судьба приводила его сталкиваться.

Почти в центре, под большим квадратным знаменем с большим чёрным крестом на одной стороне и распростёртым чёрным коронованным орлом на другой он узнавал колоссальную фигуру отныне своего злейшего врага Маркварда Зальцбаха. Рядом с ним стоял человек громадного роста, тоже с рыжей бородой почти огненного цвета. При первом взгляде на этого рыцаря, Витовт вздрогнул.

— Слушайте, — обратился он к нескольким молодым воинам-телохранителям, ехавшим за ним следом, — вон видите этого рыжего рыцаря, что стоит рядом с Марквардом? Тот, кто возьмет его живого или мёртвого, заслужит себе вечную славу, а мне сделает дорогой подарок.

— Тот, государь, что с павлиньими перьями на шлеме? — спросил один из любимцев Витовта, его стремянной — молодой боярин литовский Кормульт.

— Он самый. Добудь его — и проси чего знаешь.

Глаза молодого литвина засверкали.

— Или лягу головой, или голова его будет у твоих ног, государь! — воскликнул он с жаром.

— Аминь! — проговорил Витовт и перекрестился. Рыцарь, про которого шла речь, был бессердечный Шомберг, по другому произношению Зоненберг, отравивший двоих сыновей Витовта, заложников у ордена.

Топот сзади по просеке заставил Витовта обернуться в эту сторону. К нему во весь опор скакал молодой Туган-мирза с небольшой свитой татарских наездников. На татарском витязе поверх бархатного алого кафтана с позументами была надета кольчуга с чудной золотой насечкой, а на голове блестела полированная стальная шапка-ерихонка, украшенная пучком степного ковыля.

Герольды с мечами (с картины Яна Матейко)

У пояса висела кривая сабля, за плечами виднелся лук и полный оперённых стрел колчан. Большой широкий нож был заткнут за пояс, а на передней луке седла виднелся скрученный из конского волоса аркан.

Подскакав к великому князю, Туган-мирза низко поклонился, прижав руки ко лбу и груди, и вдруг словно замер в недоумении. Он увидал позади великого князя всю бесконечную массу рыцарского войска.

— Ну что, поспел ли султан Саладин на соединение с моими литовцами? — быстро спросил великий князь.

— Сам султан пришёл, четыре часа меня гайда посылай наперёд, нукер приводи, джигит приводи, много улан джигит приводи…

— Сколько привёл?

— Много привёл, десята тысяча привёл. Самый хорош джигит привёл.

— Где же вы, где остановились? — переспросил Витовт, который начинал уже сомневаться, что татары Саладина успеют вовремя явиться к Грюнвальду и принять участие в битве, которая казалась неизбежной.

— Тут за лес стоит. Все табором стоим…