Скоро Москва - Анна Шипилова

на двигателе. «Бьешь молотком только один раз! Смотри по пальцам не попади. Второй раз нельзя, меня зови. Если не получилось с первого, надо сошлифовывать. Потом песком посыпь, содой – смой и маслом сбрызни. Будто готовишь, поняла?» – смущается он.

Надя прячет заработанные деньги в коробке с зимними сапогами в шкафу, отделяющем ее кровать от маминой. Она решает копить на свою комнату – в соседней с ними коммуналке как раз одна продается. Саша приводит ее к себе, только когда его мамы нет дома, и не спешит их знакомить, как и сам знакомиться с мамой Нади.

Встречи с покупателями назначают вечером, чтобы они не разглядели купленные ПТСы и перебитые номера. Надю просят отойти и не светиться: «Мало ли, махач начнется». Пока идет осмотр и торг, она отсиживается в брошенной дощатой будке охранника, надстроенной над гаражами.

Поэтому, когда приезжает милиция, Надя видит сверху, как Саша убегает через забор, но цепляется за колючую проволоку и падает в овраг, Женька валят на землю, а Малой, который всегда ошивался рядом, сам садится в полицейскую машину. Надя остается в будке до утра, ее трясет от страха и холода, спускаться она боится и наблюдает, как мотоциклы выкатывают, фотографируют, описывают и грузят на эвакуатор. Она слышит, как кто-то говорит по телефону: «Конфисковали много! Как только пиздюки додумались такой цех организовать!»

Денег от продажи угнанных мотоциклов отцу Женька едва хватает, чтобы откупить сына и Сашу: Женёк просит за друга. Саша сдает Надю и проходит по делу свидетелем. Милиция забирает Надю прямо с пары в колледже. Адвокат, нанятый ее мамой в конторе около метро, говорит, что следователи и так все уже знают и Наде нужно просто подписать признание, чтобы скостили срок. Мать Женька говорит Надиной: «Она несовершеннолетняя, в отличие от моего, ей условку дадут. А парню в тюрьму нельзя, его там пидором сделают».

На основании доказательств – одинаковых до запятой свидетельских показаний и найденных при обыске денег – Надю признают организатором и дают максимальный срок. Не спасает ни отличная характеристика из колледжа, ни отсутствие приводов. Мать, поседевшая за время суда, продает комнату, чтобы не позориться перед соседями, ставит свечку в храме «за упокой» Саши – так учит ее наводить порчу соседка-ведьма – и уезжает к бабушке.

Туда же через шесть лет возвращается из колонии Надя. Раскладушку около печки она отгораживает шторой, пошитой из цветастого ситца, – пригождается тюремная квалификация швеи. «Вернулась из медвежьего угла, – ворчит бабушка. – Как замуж-то такая выйдет».

Надя раз за разом заходит на Сашину страницу во «ВКонтакте» и рассматривает его фотографии: на мотоцикле, с девушкой, с друзьями в гаражах, на вручении дипломов, у речки на квадроцикле, в костюме на чьей-то свадьбе в столовой их колледжа. Бухого и красного на его собственной свадьбе в столовой районного ДК, невесту с уже заметным животиком, а дальше – только перепосты из мужских пабликов и аудиозаписи.

Бывшая бригадирша из колонии устраивает Надю на производство мягкой мебели. За каждую диванную подушку с вшивной молнией она получает сдельно, по сто пятьдесят, и радуется, что это нормальные деньги. К ней часто подходит начальник цеха, ловит взгляд, заглядывает в вырез платья, пытается шутить, выдает самые «жирные» заказы – на диванные чехлы.

До дома из Москвы Надя теперь добирается на электричке три часа: в районе Малаховки телефон перестает ловить и интернет пропадает. Кочующие из поезда в поезд музыканты – скрипачи, «ветераны Афгана и Чечни» с гитарами и усилителями – подмигивают и улыбаются ей. Рыбаки при виде нее громче хвастаются и спорят друг с другом, где именно хорошо клюет красноперка, кто лучше знает диаметр лунки и как ее правильно просверлить. Зимнее солнце подсвечивает оранжевым дым из труб, вода в реках кажется абсолютно черной на фоне снега, сменяются платформы, дома, сельские кладбища, поля, а потом остаются только линии электропередачи и редкие фонари.

Втроем они молча ужинают и пьют чай. Иногда бабушка указывает на дом в углу участка: «Вот когда появится у тебя муж, то поддонкратит прадедов дом – будете там жить. При отце-то твоем только обвалилось все». Мама на этих словах выходит. Все молодые мужчины деревни либо на кладбище, либо в городе, остались только подростки и старики.

Надя начинает задерживаться допоздна и получать больше остальных, она берет левые заказы – отшивает то постельное белье начальнику цеха, то шторы главному бухгалтеру. Другие швеи сплетничают у нее за спиной, Надя старается лишний раз не выходить и не оставляет без присмотра машинку и свой стол – боится найти чехлы порванными и прожженными, а нитки обрезанными. В один из обеденных перерывов она придумывает жениха, чтобы припугнуть всю швейку, – говорит, что он прораб: на зоне эту профессию уважают, – и хвастается, что он обещал закопать всех, кто ее обидит. Через неделю ее увольняют – начальник цеха говорит, что за брак, и не смотрит ей в глаза, когда подписывает обходной.

На следующий день Надя впервые попадает в «Икею». Несколько часов бродит по лабиринту чьих-то чистых кухонь, спален с мягкими, не продавленными кроватями и гостиных, где ей кажется, что хозяева только что вышли и ей все можно. Проходит по зеркальным галереям ванных, прихожих, гардеробных, трогает тарелки, берет чайники, хватает пледы, подушки по акции. И только у выхода, почувствовав мыльный запах ароматизированного воска, выпускает из рук все «награбленное» и покупает одну упаковку свечей, потом хот-дог в кафетерии и, вытряхнув мелочь из карманов, мороженое. Под вечер она уезжает на бесплатном автобусе, забитом, как в утренний час пик, в толпе людей с такими же голодными глазами. Надя стоит, зажатая со всех сторон, и чей-то ребенок от усталости приваливается к ее ноге. Автобус резко тормозит, и она ловит ребенка за плечи. Мать устало извиняется и, с трудом высвободив руку, прижимает его к себе. До самого дома Надя чувствует жар и тяжесть детского тела в руках, его податливость, вспоминает, как ей хотелось прикусить его за почти прозрачный кончик уха.

Она вставляет выбитые в колонии «четверку» и «шестерку» слева, делает стрижку и мелирование – каре обнажает ее длинную шею, плечи и ключицы, косточки и впадинки. Просит маму сфотографировать ее на лавочке в парке, выкладывает портреты в сеть и пишет Саше. Сообщение остается непрочитанным. По группам, на которые подписан Саша, она вычисляет, где он работает: в автосервисе вместе с Женьком. Надя пишет Женьку, и тот сразу отвечает.

Они встречаются в кафе около автомастерской. За шесть с половиной лет Женёк сильно изменился, отмечает Надя, – «раскабанел». Он рассказывает ей, что автосервис открыл его отец, который когда-то приватизировал старые