Скоро Москва - Анна Шипилова

Анна Шипилова

Скоро Москва

Редактор: Аглая Топорова

Издатель: Павел Подкосов

Главный редактор: Татьяна Соловьёва

Руководитель проекта: Мария Ведюшкина

Арт-директор: Юрий Буга

Корректоры: Светлана Лаврентьева, Юлия Сысоева

Верстка: Андрей Ларионов

Дизайн обложки: Holystick

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© А. Шипилова, 2024

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2024

Линия отрыва

Он рассматривает ее расплывающиеся самодельные татуировки, уходящие под одежду, и смеется. Говорит: «Синие, прямо как у зэков. Сейчас заработаю, и надо будет перебить».

У нее на руках царапины от ножей, от бритвенных лезвий, рваные – будто от консервных банок. «Меня успокаивает боль», – говорит Алина и отодвигается, закрывается, сворачивается, как зверек. Ей шестнадцать.

Гаражи тянутся над краем обрыва, вдоль железной дороги. Если забраться на крышу, видно мост и реку, и можно долго гулять, перепрыгивая с одного гаража на другой. Днем здесь почти всегда никого, стальные листы грохочут под ногами, после дождя скользят, в жару обжигают голые ступни.

Гараж достался от деда. Ваня с детства наблюдал, как старик перебирал свою «копейку». В гараже дед пропадал днями и ночами – там и умер. Ванина мать машину сдала на металлолом, а гараж решила продать. Пару месяцев он срывал материнские объявления о продаже по всему району, перевез от друга пыльный диван и практически поселился в гараже.

Дед появляется иногда – Ваня видит его краем глаза, – читает газету, сидя на солнце, рассматривает мопед внука, который не застал, даже пытается ковыряться в двигателе, тихо матеря «узкоглазых чертей».

Утром Ваня и Алина умываются из шлангов, врезанных в водопроводные трубы. Он поливает ее ледяной водой, она кричит и смеется, задыхаясь от напора воды и холода. На вопросы, откуда ее синяки, ушибы, следы пальцев на руках, Алина отвечает: «Упала, ударилась, ты слишком сильно схватил». Но Ваня не хватал – это он помнит точно.

Шпильки Алины вязнут в песке, когда она идет к нему, автоматически повторяя заученные предложения на английском. Мать наняла репетитора, чтобы Алина, в отличие от нее, поступила в вуз. У матери доля в магазине штор на первом этаже их дома, поэтому в своем районе она считается зажиточной предпринимательницей, выше – только директора продуктовых.

Вода из горячего шланга охряная, из холодного – просто желтая. Ваня наливает кружку холодной воды и прикидывает, можно ли ее пить. Можно ли ее прокипятить? Алина думает: можно ли сварить на ней суп? Ржавая вода в старых домах сопровождает их всю жизнь, она будто следует за ними, находит путь по сообщающимся трубам.

Ваня показывает ей свой шрам – глубокую реку с расходящимися от нее ручьями, через всю грудь и живот, – уходящий вниз, под ремень, и говорит: «Шесть ножевых». Алина смеется недоверчиво: «Да ладно, не верю, за дуру меня держишь? Что я, ножевых не видела?» Ваня опускает глаза и смущенно признается: «Это мне селезенку отбили, вообще-то, после такого не выживают, мне ее удаляли, еле откачали». Алина ведет по шраму вниз сначала пальцами, потом продолжает языком, так быстро и умело расстегивает ремень, что он замирает и задумывается: «А сколько было до меня?» Но мысли быстро пропадают из Ваниной головы, остаются только потолок гаража, неудобный диван, пружины которого впиваются в голую спину и бока, пробор с отрастающими русыми корнями. Высматривая Алину на переменах, он так часто представлял ее голову внизу, между своих ног, что происходящее кажется ему сном. Он лежит, боясь спугнуть, проснуться, пошевелиться лишний раз, и только когда последняя мысль уходит и в глазах начинают расплываться красные всполохи заката, видного в круглом вентиляционном окошке гаража, выдыхает.

Алина прыгает на продавленном диване, босые ступни проваливаются в щели расходящегося от старости поролона, положенного на жесткую панцирную сетку. У нее перехватывает дыхание, ей весело, она то валится на подушки, то допрыгивает до потолка, касаясь его руками. На ее ладонях остаются куски зеленой краски. Приходя домой, Алина несет их с собой в кровать, и они собираются в складках простыни.

У матери в магазине телевизор выключают только на ночь: она смотрит все, начиная с первых новостей и ток-шоу и заканчивая турецким сериалом или концертом в честь очередного государственного праздника. Алине приходится по нескольку раз переспрашивать, мать почти не замечает ее.

Алина зубрит неправильные глаголы, они даются ей тяжелее всего, она каждый раз с ужасом ждет конца занятия, когда репетитор начнет гонять ее по длинным столбикам слов.

«Ты куда собралась поступать? В МГИМО, что ли?» – спрашивает Алину подруга матери.

«В пед? Около вас? Совсем зазнается теперь девка, – говорит потом подруга, – тебя перестанет за человека считать, без высшего образования-то. Зря ты ее туда отдала. Кем она будет, училкой в школе? Замуж не выйдет, эх-х-х».

Мать Алины гладит ее студенческий, рассматривает синюю печать. «Первый курс, приняли, приняли на очное, бюджет, первый курс». Алина первая в семье, ни у кого до этого не было высшего: бабушка была неграмотной, дед окончил вечернюю школу, отец – литейно-механический технарь, мать вышла замуж сразу после школы. Мать думает: «Дочь-оторва будет учительницей в школе, англичанкой». Тянет про себя: «Англича-а-ан-ка», как тянули насмешливо ее одноклассницы.

Они просыпаются от сирен, треска, грохота, от едкого дыма, проникающего в гараж. Алина распутывает волосы, он шарит в поисках одежды, они одеваются и забираются на крышу посмотреть, что происходит. Один за другим огонь охватывает пустующие этажи автомобильного завода. Дед тоже вылезает на крышу, впервые на Ваниной памяти, до этого он только гонял оттуда детей. Они смотрят на пожар, как в костер, завороженно, вздрагивая, когда что-то взрывается – может, случайная канистра с оставшимся на дне керосином, маслом, тормозной жидкостью. Пожарные работают всю ночь.

Утром приезжают экскаваторы и сгребают дымящиеся кирпич, стекло и бетон в огромные кучи, давят колесами то, что не забрал огонь. На блестящих тонированных машинах приезжают крепкие ребята в кожаных куртках с перстнями-печатками на пальцах. В цеха они не заходят, стоят у ворот, разговаривают по телефонам с антеннами, размахивают руками. О чем говорят – не слышно, слишком далеко, да и ветер в другую сторону.