Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

а преломляется один хлеб, и одна чаша идет вокруг стола. Это древний символ единства. Иудеи его понима­ют как единство народа. Это правильное понимание. Но в христианстве эта традиция вкушения будет понята как единство во взаимной любви всех народов, всех людей, ко­торые вошли во Христа, пришли ко Христу, независимо от того, иудей или не иудей. По сути говоря, то же самое было в иудаизме, потому что прозелиты так же участвуют в пас­хальном седере на равных, хотя у некоторых ревнителей были мысли, что не подобает им участвовать, но такие чу­даки, ревнители не по уму, всегда есть всюду. Итак, в се­дере Иисуса — знамение будущего единства, будущей це­лостности человеческого рода и одновременно знак того, что совершается таинство, совершается пасхальная тра­пеза, и «вы это творите в Мое воспоминание». Скоро, со­всем скоро произойдет великая трагедия и великая победа.

Это — Плоть Моя, это — Кровь Моя

Иисус в беседе с учениками на этом последнем для Него пасхальном седере перед смертью и Воскресением под­черкивает: «Это Моя Плоть и это Моя Кровь». Странные, как кажется, слова. Евангелист Иоанн передает слова Иисуса, сказанные задолго до этого окружившим Его лю­дям: «истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не бу­дете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в по­следний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» [Ин. 6: 53-56]. Многие иудеи говорили: как это может быть? Как Он мо­жет дать нам есть Свою плоть и кровь? И многие тогда, как пишет евангелист, отошли от Него, не поняв Его.

Между тем, что здесь имеется в виду? Говоря о при­звании человека, Христос Яннарас указывал: «Человек не просто зритель, наблюдатель, истолкователь мира, но существо, непосредственно (собой. — А.3.) познающее мир через пищу, усваивающее и преобразующее мате­рию мира в плоть своего собственного тела»[131]. Вкушение пищи — это соединение с естеством пищи. Мы вкуша­ем земную пищу, которая прорастает из земли, и соеди­няемся с землей, когда умираем: «прах ты есть и в прах отойдешь». То есть мы есть организованная определен­ным генетическим образом земля, материя, и мы отхо­дим в стихию земли. Земля сама по себе не плоха, но у нее есть один минус: она безвольна, земля — это толь­ко пассивная стихия. Волю и свободу предаем земле мы. Все творение (греческое кт'кги; от кт''^ш — созидать, тво­рить, населять), вся материя ожидает от человека своего освобождения из-под власти сатаны. Человек покорился сатане по своей воле, а мир — из-за человека. Помните — «проклята земля за тебя» [Быт. 3:17]? Апостол Павел объ­ясняет: «тварь (KTiaig) покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее (то есть Адама. —А.3.), в наде­жде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тле­нию в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе сте­наем, ожидая усыновления (Богом. — А.3.), искупления тела нашего» [Рим. 8: 20-23].

Пища из падшей материи не пересоздает наше тело, не приводит человека к искуплению. Он остается в сти­хиях падшего мира. Нужна другая пища — пища, которая нас соединит со свободой в Боге, то есть вернет нам боже­ственное бытие. А кто это божественное бытие человека восстановил? Иисус. Соответственно, мы должны соеди­ниться с Ним самым прямым образом — мы должны есть Его как пищу, чтобы стать Им. Ведь Он, опять же по сло­ву апостола, «спаситель тела» [Еф. 5: 23].

В этом — символ и образ победы над грехом, и в этом смысл того акта, который Греческая Церковь назвала Евхаристией. Вы помните, что %apira — благой дар (вот это слово нам вновь и понадобилось). Добавление пре­фикса еи возводит и без того «хорошее» слово в превос­ходную, высшую степень — eu%apipr'ia — благодарность, благодарение. Греки и сейчас, когда благодарят, говорят «эвхаристо!». Отсюда и название этого центрального ак­та христианской жизни — Святая Евхаристия.

Святой Дионисий Ареопагит, размышляя о матери­альных образах (иконах — eiKova) духовных сущностей и приводя многочисленные этому примеры, в частно­сти, пишет: «Знак причастности Иисусу — соучастие в Божественнейшей Евхаристии, и все прочее небес­ным сущностям передано надкосмично (умопостигае­мо), нам же символически (<ru^^oXiKwg)» [О небесной иерархии. I, 3][132].

Наша земная пища — хлеб, вино приносятся, есте­ственно, от земли, это обычное зерно, обычный вино­град, обычным образом из них делают вино и хлеб, но они потом освящаются и подаются не как земной хлеб и ви­но, а как Плоть и Кровь Христа. И это Он Сам говорит на последнем седере: «Это — Плоть Моя, это — Кровь Моя». Вкушающие их соединяются со Христом в одно целое. Как мы соединяемся в одно целое с землей, так же точ­но мы соединяемся со Христом в таинстве Евхаристии.

Для описания единения христиан со Христом в Новом Завете используют многочисленные и очень емкие обра­зы: образ рождения, образ вкушения пищи, образ бра­ка. Апостолу Павлу и евангелисту Иоанну явно не хва­тает человеческих образов, чтобы показать эту великую тайну, до конца ни в каких символических образах не­выразимую. Что касается рождения: «Если вы знаете, что Он праведник, знайте и то, что всякий делающий правду рожден от Него» [1 Ин. 2: 29]. В Послании апо­стола Павла к Ефесянам говорится о том, что человек, как невеста с женихом, соединяется со Христом в таин­стве Брака, и становятся, как и в браке, двое — одна плоть [Еф. 5:24-32]. И вот здесь, на последнем пасхальном седе- ре, и до того в Капернаумской синагоге — образ пищи. Бог сделался человеком, и Свою богочеловеческую жизнь Он дал братьям Своим, верующим во имя Его. Посмотрим, как в Евхаристии это происходит.

Таинство Благого дара

Очень важные слова ХристосаЯннараса: «Все мы объеди­няемся в Собрание (Церковь) не потому, что хотим усо­вершенствовать наши «добродетели» или «исправить» наши характеры, но потому, что жаждем жизни, свобод­ной от разрушения и смерти. Нас интересует не добро­детель смертного человека, но вечность человека, изме­нившего свой ум (раскаявшегося — в русском переводе)»[133].

Перед тем как начинается Евхаристический канон, дькон обращается ко всем молящимся: «Возлюбим друг друга, дабы в единомыслии исповедовать», и молящиеся, а теперь — хор тут же отвечают: «Отца и Сына и Святого Духа, Троицу Единосущную и