Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Засим он прислушался, чтобы понять, где тут что, и услышал, как сеньор болтает и смеётся со своею служанкой. Поняв, что они столковались между собой, Амадор дождался той минуты, когда хозяйка замка осталась одна в своей спальне, и пробрался к ней босиком, дабы сандалии никому его секретов не выдали. Он явился пред женщиной при свете лампы так, как являются монахи по ночам, то бишь сверхъестественным, чудесным манером, что мирян всегда смущает, понеже ряса возвеличивает и внушает почтение. Затем незваный гость дал ей понять, что он в самом деле монах, а не привидение, и вкрадчиво промолвил таковые слова:
– Да поможет вам Бог, госпожа, знайте, что я послан сюда Иисусом и Девой Марией, дабы предупредить вас и положить конец гнусным порокам, оскорбляющим добродетель вашу, предательски лишаемую лучших знаков внимания со стороны мужа, который дарит их вашей же служанке. К чему быть госпожой, если причитающиеся вам как сеньоре подати уходят на сторону? По всему выходит, ваша служанка тут госпожа, а вы всего лишь служанка. Не вам ли подобает получать удовольствия, кои крадёт у вас нечестивица? Однако не меньшие удовольствия дарует наша святая церковь. В лице моём вы можете видеть посланца, готового, если изволите, погасить все долги.
С этими словами добрый монах слегка распустил стеснявший его пояс, ибо прелести, коими пренебрегал сеньор де Канде, весьма его взволновали.
– Если то, что вы, святой отец, говорите, правда, я готова следовать за вами, – промолвила дама и проворно соскочила с кровати. – Я не сомневаюсь, что вас послал Всевышний, ибо вы за один день узнали то, что столь долго скрывалось от моих глаз.
Засим она приблизилась к монаху и пощупала монашескую рясу, дабы удостовериться, что всё это не сон, а удостоверившись, пожелала немедля застичь своего мужа врасплох. Она в самом деле услышала, как муж её обсуждает Амадора в постели Перотты. Сия подлая измена привела госпожу в ярость, и она открыла рот, намереваясь излить негодование своё в словах, как это свойственно всем женщинам, и поднять адский шум, прежде чем покарать паршивку. Однако монах остановил её, сказав, что куда мудрее будет сначала отомстить, а потом уже вопить.
– Так отомстите за меня поскорее, святой отец, – ответила она, – а то мне страсть как хочется покричать.
Тут монах наимонашески отомстил за неё способом исчерпывающим и благим, коим упилась она, как горький пьяница, что приникает губами к бочке с вином, поелику, когда дама мстит, ей должно или же насладиться местью сполна, или же вовсе её не вкушать. И так была отомщена хозяйка замка, что не могла пошевелиться, ибо ничто не потрясает и не выбивает из сил так, как ярость и месть. Однако, несмотря на то что она была отомщена, более чем отомщена и отомщена неоднократно, мужа она не простила, ибо желала так или иначе оставить за собою право на месть с монахом. Видя подобную страсть к мести, Амадор пообещался мстить за неё до последнего своего вздоха, признавшись, что, будучи монахом, коему положено размышлять о природе вещей, он познал бесконечное множество методов, способов и разновидностей возмездия. Засим он объяснил ей, сколь христианской по сути является месть как таковая, поелику Святые Писания свидетельствуют о том, что Господь прежде всего был Богом-мстителем и более чем убедительно доказал в преисподней, сколь царски-божественной является месть, ибо Его месть длится целую вечность. Отсюда следует, что женщины и монахи обязаны мстить, иначе они не могут считаться христианами и верными последователями установлений Всевышнего. Сия догма пришлась даме по нраву, и она призналась, что до сей поры ничего не понимала в заповедях Божьих, и попросила монаха почаще навещать её, дабы ей их растолковать и втолковать. Засим хозяйка замка, чуть не испустившая дух вследствие этой самой мести, пришла в себя, почувствовала прилив сил и направилась в комнату, где забавлялась служанка, и, надо же такому случиться, застала девицу в тот момент, когда рука последней лежала там, куда хозяйка часто поглядывала, словно купец, который боится воров, на свой самый ценный товар. То была пара, застигнутая, как говаривал в своё время председатель суда Лизе, на месте преступления, то бишь в постели, и вид у них был пристыженный, пресмущённый и преглупый. Картина сия показалась даме столь отвратительной, что у неё не нашлось слов, дабы выразить своё возмущение, и это сказалось на её бурной речи, подобной воде, бьющей из прорванной ею плотины. То была клятва из трёх пунктов, сопровождавшаяся визгом, вариациями и повышенными тонами с огромным количеством диезов при ключе:
– Спасибо за прекрасный урок, мой господин! Теперь я знаю, что такое добродетель. Вы доказали, что супружеская верность – это чушь и нелепица. Вот почему у меня нет сына. Сколько малюток отправили вы в сию общедоступную печку, в сей ящик для пожертвований, в бездонную кружку для подаяний, в миску прокажённого, в настоящий могильник дома Канде! Я выясню, бесплодно ли чрево моё по природе своей или это ваша вина. Я заведу себе красивых кавалеров и заполучу наследника, так и знайте. У вас будут байстрюки, а у меня законные дети.
– Душенька, – промямлил господин де Канде, –
