Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну уж нет! Хочу и буду кричать, пусть все слышат, все – архиепископ, папский легат, король, мои братья. Да, мои братья, они отомстят вам за бесчестье!
– Вы позорите своего мужа!
– Ах, это позор! Вы правы. Но, монсеньор, это ваш позор и бесчестье, ваш и этой девки, которую я прикажу посадить в мешок и утопить в Эндре, только так вы смоете с себя свой позор! Да, да, только так!
– Тише, госпожа, тише! – умолял муж, пристыженный, точно собака нищего попрошайки, ибо сей скорый на расправу вояка дома, с женой своею, вёл себя, точно дитя малое. Впрочем, это для мужчин дело обыкновенное, поелику они обладают силой и мощью, в них сосредоточены все, какие есть, грубые материальные и плотские желания, а в женщинах живёт слабый дух, мерцает благоуханное пламя, освещающее рай, что мужчин повергает в изумление великое. По этой самой причине многие женщины вертят своими мужьями как хотят, ибо дух главнее материи».
Тут все дамы рассмеялись, и король вместе с ними, а аббат продолжил свой рассказ.
«Нет, я не буду молчать, – сказала дама де Канде. – Я оскорблена до глубины души. Вот какова ваша плата за мою доброту и кротость! Я когда-нибудь отказывала вам? Я не отвергала ваших ласк даже в Страстную неделю! Или я холодна, как лёд? Или вы полагаете, что я обнимала вас из чувства долга, по слабости или по доброте своей? Или зад мой для вас столь благолепен, что вы боитесь к нему прикоснуться? Или я святыня, на которую следует молиться, и вам надобно папское бреве, чтобы тронуть меня? Боже милостивый! Или я вам надоела до смерти? Или не по вкусу? Или служанки понимают в этом деле больше, чем благородные дамы? Ах! Это правда, ибо она позволила вам возделывать свой огород, не засеивая его. Научите меня этой науке, я использую её с теми, кого возьму себе в услужение, ибо, слышите, отныне я свободна. И это хорошо. Ваше общество мне наскучило, я слишком дорого платила за каплю удовольствия. Слава Богу! Мы квиты, я свободна от вас и ваших прихотей, и потому ухожу в монастырь, к монахам…
Она хотела сказать «к монахиням», но перепутала из-за святого отца-мстителя.
– Мне с моей дочерью будет лучше за стенами монастыря, чем в этом гнезде порока! Получайте наследство от вашей служанки! Ха-ха-ха! Что за распрекрасная госпожа де Канде!
– В чём дело? – спросил внезапно возникший на пороге Амадор.
– Дело в том, святой отец, что здесь вопиет сама месть. И для начала я прикажу посадить в мешок и бросить в реку эту распутницу за то, что она к выгоде своей расхищала семя дома Канде! Хочу избавить палача от трудов. Засим хочу…
– Уйми свой гнев, дочь моя, – строго произнёс монах. – Церковь и Отец наш Небесный велят нам прощать должникам нашим, коли мы желаем милости Божьей, поелику Господь дарует прощение Своё тем, кто прощает других. Господь карает вечными муками лишь тех, кто мстит, и обещает рай тем, кто прощает. Отсюда идёт праздник Прощёного воскресенья, радостный день, когда забываются все обиды и оскорбления. Прощение есть счастье. Прощайте и прощены будете, прощение есть священный долг христианский. Простите господина де Канде, и он благословит вас за доброту и милосердие и возлюбит вас крепче прежнего. Прощение вернёт молодость сердцу вашему. И помните, госпожа, что в некоторых случаях прощение есть способ отмщения. Простите служанку вашу, и она будет Бога за вас молить. И таким образом Господь, Коего все будут просить за вас, охранит вас и за дарованное вами прощение наградит потомками мужеска пола.
С этими словами монах взял руку господина, вложил её в руку его жены и добавил:
– Идите и побеседуйте о прощении.
Засим, склонившись к уху мужа, монах дал ему сей мудрый совет:
– Господин мой, воспользуйтесь самым сильным аргументом, предъявив который, вы заставите её молчать, потому как рот женщины переполняется словами, когда пусто её лоно. И впредь об этом аргументе не забывайте, тогда верховодить будете вы, а не жена.
– Дьявол меня забери! Бывают же на свете добрые монахи!
Господин де Канде удалился, а Амадор остался один на один с Пероттой.
– Ты согрешила, дочь моя, ибо насмехалась над служителем божьим. Гнев Господень обрушится на твою голову, и, где бы ты ни была, тебе не избежать кары за все твои проделки, и даже после смерти не найдёшь избавления, ибо гореть тебе в геенне огненной веки вечные, и каждый день ты будешь получать по семьсот тысяч миллионов ударов плетью за тот удар кнутом, что я получил по твоей милости.
– Ах, святой отец! – воскликнула Перотта, бросившись к ногам Амадора. – Вы один можете меня спасти, позвольте мне спрятаться под вашу рясу, она укроет меня от гнева Господня.
Тут она приподняла рясу, как бы желая устроиться под нею, и ахнула:
– Матерь Божья! Монахи-то куда лучше рыцарей!
– Рога и сера! Ты что, никогда не нюхала монахов?
– Не-а, – отвечала служанка.
– И не знаешь, как монахи служат службу бессловесную?
– Не-а.
Тут монах отслужил службу наилучшим образом, как на самом великом церковном празднике, с колокольным перезвоном и фа-мажорными псалмами, горящими свечами и хором мальчиков, растолковал ей и что есть «Introït»[10] и «Ite missa est»[11] и довёл Перотту до таковой святости, что даже гнев Господень не нашёл бы в её теле ни одного местечка, кое не было бы омонашествовано. По просьбе Амадора Перотта проводила его в спальню к сестре сеньора де Канде, у которой он возжелал узнать, не хочет ли она исповедаться, поелику священники редко бывали в этом замке. Как всякая добрая католичка, девица де Канде обрадовалась возможности очистить свою душу. Амадор