Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

– В постели сеньора была только одна дама, и он забавлялся только с нею.

– И ты своими глазами видел эту женщину, чёртов рогоносец, и не разделался со своим соперником?

– Видел, но не женщину, а придворную даму.

– Видел?

– И удостоверился в обоих случаях.

– Как прикажешь тебя понимать? – захохотал король.

– Я хочу сказать, да простит меня Ваше Величество, что осмотрел и зад, и перёд.

– Так ты жену свою знаешь только по лицу, старый никчёмный осёл! Да тебя повесить мало!

– Я испытываю величайшее почтение к тому, на что вы намекаете, и не осмеливаюсь смотреть. К тому же она христианка до мозга костей и ни за что на свете не показала бы мне даже крохотного кусочка своего тела.

– Правильно, – подтвердил король, – оно предназначено не для того, чтобы его показывать.

– О, старый рогоносец, ведь это была твоя жена! – вскричал де Ришмон.

– Господин коннетабль, она давно спит, бедняжка.

– Ах так? Вперёд, скорее! По коням! Проверим, и если она дома, так и быть, получишь только сто палок.

Ришмон и Пети явились в дом последнего скорее, чем нищий опустошает кружку для пожертвований бедным. Эй! Открывай! Заслышав топот и шум, от которого чуть не обрушились стены, служанка, зевая во весь рот и потягиваясь, распахнула двери. Коннетабль и прево ринулись в спальню и с великим трудом разбудили жену Пети, которая якобы так крепко спала, что не в силах была разлепить веки, и страшно перепугалась, обнаружив рядом с постелью двух вооружённых мужчин. Прево торжествовал. Он объявил, что безо всякого сомнения кто-то нарочно ввёл коннетабля в заблуждение, а жена его женщина благонравная. Супруга же изображала крайнее удивление. Коннетабль удалился несолоно хлебавши.

Славный прево начал раздеваться, чтобы поскорее добраться до постели, ввиду того что сие приключение заставило его вспомнить о жене. И пока он всё развязывал и с себя снимал, жена его, не оправившаяся от изумления, спросила:

– Любезный мой, отчего этот шум, зачем тут был коннетабль и его люди? И к чему проверять, сплю ли я? Неужели отныне коннетабль обязан смотреть, как мы…

– Не знаю, – признался прево и рассказал ей обо всём, что с ним случилось.

– И ты без моего дозволения, – воскликнула она, – смотрел на придворную даму? Ах! Ах-ах-ах!

И она принялась стенать, плакать и кричать так отчаянно и громко, что прево застыл, точно столб.

– Эй! Милая! Что с тобой? Чего ты хочешь? Чего тебе надобно?

– Как это чего? Ты увидел, каковы придворные дамы, и теперь меня разлюбишь!

– Перестань, душенька моя, ведь они такие большие! Скажу по секрету и только тебе одной, у них всё чертовски толстое.

– Правда? Так я лучше? – улыбнулась жена.

– Ещё бы! – с восхищением молвил прево. – Ты на целую пядь тоньше, и со всех сторон!

– Значит, они счастливее меня, – вздохнула она, – раз и мне при моей малости достаётся много радости.

Тут прево применил наилучший способ для утешения своей дорогой жены и утешал её весьма старательно, в силу чего она пришла к убеждению, что самим Небом предопределена возможность получать большое удовольствие даже от малых вещей.

Сие доказывает, что ничто в этом мире не способно сломить веру обманутых мужей.

О монахе Амадоре, славном тюрпенейском аббате

Перевод Е. В. Трынкиной

В один из ненастных дней, когда дамы не выходят из дома и о том не печалятся, поелику любят дождь, который заставляет мужчин им приятных держаться поближе к их юбкам, в Амбуазском замке королева проводила время у окна своей спальни. Сидя в кресле, развлечения ради она молча трудилась над гобеленом, но то и дело забывала про иголку, рассеянно и задумчиво глядя на потоки воды, падавшие с неба в Луару. Все дамы притихли, не желая тревожить свою госпожу. Добрый наш король{134} о чём-то спорил со своими приближёнными, кои сопровождали его из часовни, ибо они возвращались с вечерней службы. Покончив с доводами, возражениями и выводами, король заметил королеву и её печаль, засим поглядел на понурых дам и подумал, что все они слишком хорошо знают, что есть замужество.

– Эй, а куда запропастился мой аббат из Тюрпенея!

Заслышав сии слова, приблизился к королю тот самый монах, что некогда донимал короля Людовика Одиннадцатого{135} своими прошениями. Сей король, как вы помните из рассказа о нём из первого десятка, тогда так разгневался, что приказал своему главному прево убрать монаха с глаз долой, и аббат избежал погибели лишь благодаря ошибке сеньора Тристана. С тех пор монах раздобрел во всех отношениях, а на щеках его заиграл яркий жизнерадостный румянец. Он стал любимцем всех дам, и они поили его вином, пичкали пирогами и изысканными кушаньями со своего стола, приглашали на обеды, ужины и пирушки, ведь каждому хозяину нравятся добрые гости с бойкими челюстями, кои одинаково охотно болтают и жуют. Этот самый аббат был вредоносным малым, поелику из-под его монашеского облачения выходило много весёлых историй, от которых дамы приходили в возмущение, однако, ничего не поделаешь, чтобы судить, надо сначала услышать.

– Отец мой преподобный, – сказал король, – вечер – весьма подходящее время для услаждения слуха наших дам занимательной историей, ибо в сумерках дамы, к своему удовольствию, могут смеяться не краснея или краснеть не смеясь. Расскажите нам