Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я иду в Тур, – пояснил Амадор, – куда направил меня господин аббат. Коли сеньор де Канде не обращался бы столь дурно со служителями Господа нашего, я в такую непогоду был бы не во дворе, а под его крышей. Надеюсь, ему отпустят грехи в его последний час.
Слуга передал сии слова своему хозяину, и тот поначалу хотел бросить грязного монаха в ров с нечистотами, где, как он полагал, монаху было самое место. Однако сеньора де Канде, державшая мужа под каблуком, поелику ожидала богатого наследства, и к тому же характером обладала властным, остановила своего супруга, сказав, что монах сей, скорее всего, христианин, что в такой ливень даже воры приютили бы стражника, что следует хорошо обойтись с незваным гостем, дабы разузнать у него, к какому решению относительно папы пришли тюрпенейские братья, что, по её мнению, тяжбу между аббатством и землями Канде следовало покончить миром, а не силой, понеже с Рождества Христова ни один сеньор не мог одолеть Церковь и рано или поздно аббатство уничтожит замок. В общем, она привела тысячу мудрых доводов, как делают все женщины, столкнувшись с тяготами жизненными, кои им сильно докучают. Амадор выглядел столь жалким и безобидным, что грех было не поднять его на смех, и сеньор де Канде, заскучавший из-за дождя, порешил всласть поиздеваться над монахом, потерзать его и напоить уксусом вместо вина, дабы он крепко запомнил оказанный ему в замке приём. И вот названный сеньор, который тайком миловался со служанкой своей жены, велел этой самой служанке по имени Перотта помочь ему исполнить его намерения относительно бедного Амадора. Девица эта священников на дух не переносила и рада была доставить удовольствие своему хозяину. Выслушав его наставления, она подошла к монаху, стоявшему под крышей свинарника, и, состроив сочувственную мину, сказала:
– Святой отец, владетельному сеньору нашему стыдно держать под дождём служителя божьего, когда в его столовой есть и место, и добрый огонь в камине, и стол, накрытый к ужину. Он приглашает вас зайти от своего имени и от имени хозяйки замка.
– Благодарю сеньора и даму, но не за гостеприимство их, ибо к нему прилежать подобает всем христианам, а за то, что они послали ко мне, бедному грешнику, столь прелестное создание, ангела красоты, подобного Деве Марии с нашего алтаря.
С этими словами Амадор задрал нос к Небу и двумя огненными стрелами, что зажглись в глазах его, пронзил миловидную служанку, которая не нашла его ни уродливым, ни глупым, ни грубым. Поднявшись по лестнице вслед за Пероттой, Амадор получил по носу, щекам и губам такой удар кнутом, что света невзвидел, столь сильно хлестнул его господин де Канде, который выгонял своих борзых во двор и якобы не заметил монаха. Добрый сеньор стал просить прощения и погнался за собаками, да так, что те опрокинули монаха. Смешливая служанка, знавшая о замысле хозяина, проворно отскочила в сторону. Амадор, от глаз которого ничего не укрывалось, заподозрил приязнь служанки к господину и господина к служанке, хотя, вполне вероятно, девицы из долины уже что-то такое нашептали монаху на ушко. Никто из присутствовавших в столовой не предложил места божьему человеку, и он мёрз на сквозняке между дверью и окном, пока господин де Канде, его жена и золовка её, незамужняя девица де Канде, присматривавшая за наследницей лет шестнадцати, не вошли в зал и не расселись по креслам во главе стола, подальше от челяди, как в старые добрые времена. Обычай сей уже не в ходу у нынешних сеньоров, а зря. Сеньор де Канде небрежно велел Амадору сесть за дальним концом стола рядом со слугами, коим он велел монаха всячески притеснять. Насмешники в самом деле, словно палачи на допросе, сдавили гостю ноги, бока и руки, налили ему в кружку белого вина вместо воды, чтобы посмеяться вволю над пьяным. Выпив семь кружек кряду, Амадор ни разу не рыгнул, не крякнул, не фыркнул, не хрюкнул и не взмок, чем до смерти слуг перепугал, ибо и взор его оставался ясным, как стёклышко.
Однако хозяин взглядом велел слугам продолжать, и они, якобы желая угостить монаха, пролили подливку ему на бороду, а после, старательно вытирая её, чуть не повыдёргивали все волосы. Мальчик, разливавший горячее, окропил бедного Амадора, ошпарив ему плешь, а затем пустил тонкую струйку вдоль по всему его хребту. Амадор смиренно стерпел и эту пытку, поелику Дух Святой не покидал его душу так же, как, заметьте, и надежда на то, что, продержавшись, он сумеет положить конец тяжбе. Однако зловредные пакостники разразились таким хохотом, увидев, как окрестил мокрого монаха мальчишка, коему эконом велел попытаться таким образом вывести Амадора из себя, что даже дама де Канде поняла, что на другом конце стола что-то происходит, и взглянула на Амадора. Тот с совершённым смирением утёрся и постарался извлечь всё, что можно, из огромных говяжьих костей, которые бросили в его оловянную миску. Славный монах, всадив нож в страшную кость, схватил её своими волосатыми пальцами и, разломив надвое, высосал тёплый костный мозг, который пришёлся ему по вкусу.
«Да, – подумала дама де Канде, – сам Господь вложил великую силищу в этого монаха».
Она гневно приказала пажам, слугам и прочей челяди отстать от монаха, которому те уже успели насмешки ради подсунуть гнилые яблоки и червивые орехи. Амадор, смекнув, что старая дева и её воспитанница заметили, как он обошёлся с костью, засучил рукава, оголил свои крепкие мышцы, положил орехи на внутреннюю сторону запястья и расколол их одно за другим столь мощными ударами ладони, что они полопались, точно спелая мушмула. Засим он отправил в рот скорлупки вместе с ядрами и разжевал их своими белыми, как у собаки, зубами, в мгновенье ока превратив всё в кашицу, которую глотал, словно медовую воду. Когда перед ним