Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Арсей отгонял тревожные мысли, но они настойчиво его преследовали. Он попрежнему был зорким и настороженным, придирчиво относился ко всему, что делали люди, требовал от себя почти невероятных усилий. Он сократил время обеденного отдыха почти наполовину, запретил всем без исключения покидать поле без его личного разрешения; создал в каждой бригаде ударные ночные группы косарей и вязальщиц. Люди спали в полевых станах, на жнивье под копнами, начинали работу — лишь брезжил на востоке рассвет, кончали — темной ночью.
Даже Недочет, который знал цену каждой минуте в страдную пору, может быть, лучше, чем кто другой, беспокойно качал головой и неуверенно говорил:
— А не круто ли, Арсей Васильич? Не круто ли заворачиваешь?
— Ничего, ничего, Иван Иваныч, — успокаивал его Арсей. — Ничего, дорогой мой. Люди наши стойкие, выдержат. Другого выхода нет. Нету другого выхода, понимаешь! Все, все, все: все силы до последней капли, всю волю, всю энергию — все надо мобилизовать, сконцентрировать! Урожай надо собрать весь и во-время!
Ребятишки подвозили воду в бригады, старухи готовили в станах еду. Дед Макар, оставив свою сторожевую колотушку дома, ходил из бригады в бригаду, из звена в звено, отбивая запасные косы. Прибыло из армии несколько человек демобилизованных воинов. Не успев снять свои опаленные войной солдатские погоны, они брались за работу в поле. Они не разучились на войне быстро подрезать пшеницу и, снова влившись в колхозную семью, на деле показали свою любовь к ней. Чтобы ускорить подвозку снопов к токам, Арсей приказал работать на коровах-нетелях. На них работали старики и ребятишки — те, кто не был занят в поле.
По ночам собирались коммунисты и члены комитета комсомола. Они обсуждали итоги работы за день, намечали планы на следующий. В бригадах были введены красные переходящие флажки, которые присуждались лучшим. Выпускались боевые листки. В них отмечались передовые косари и вязальщицы, давшие рекордную выработку, сурово бичевались недостатки. Колхозники работали самоотверженно. Антон и Денис со своими помощницами Надей Бережновой и Зиной Медведевой выжимали из послушных машин все, что могли. Тихон Быланин работал во второй бригаде косарем и был в числе лучших. Ему приходилось нелегко — он и до войны редко держал в руках косу. Но воля и долг побеждали все. Члены комитета на все время уборки были распределены по полеводческим бригадам и звеньям в качестве агитаторов. В короткую минуту отдыха они горячим словом поднимали настроение колхозников.
Имя вождя не сходило с уст, владело думами, в минуты слабости поднимало дух, бодрило, воодушевляло на новые трудовые подвиги. Люди помнили письмо, в котором были даны обещания. Желание выполнить взятые на себя обязательства помогало преодолевать трудности. Чуть только один начинал сдавать, сосед говорил:
— А что ты скажешь товарищу Сталину? Ведь ты обещал в письме сделать все возможное!
Человек, к которому были обращены эти слова, выше поднимал голову, тверже держал косу и побеждал усталость.
«А как ты выполняешь свои обещания вождю?» — эти слова, которые все чаще и чаще слышались отовсюду, как бы раскрывали какие-то новые внутренние тайники, из которых люди черпали силы, поддерживали, помогали в работе. Вера в то, что вождь и учитель думает о них, видит их труд, их неустанную и героическую борьбу за хлеб, за счастье, за новую жизнь, — эта глубокая вера озаряла сердца, наполняла души энергией. Она спаяла людей в единый, монолитный коллектив и, как великое знамя, как символ, звала вперед.
На пятые сутки пришел комбайн: о нем все, не исключая Арсея, перестали думать. Комбайн появился неожиданно, точно выплыл из голубоватого марева жаркого полдня.
Люди встретили его радостными, ликующими возгласами:
— Комбайн, товарищи!..
— Идет!.. Идет!.. Идет комбайн!..
— Ох ты ж, милый, ох ты ж, родимый!.. Да наконец-то ты явился.
— Ну, теперь пойде-ет!.. Теперь захва-атит!..
— Теперь нам не страшен суховей!.. Теперь нам сам чорт не страшен!..
Ребятишки, бросив на время снопы, бежали сзади комбайна, забегали вперед тягача-трактора, неслись по бокам машины с радостным гиком и свистом. Наверху, держась за штурвал, стояла чернявая девушка в голубой косынке. Она улыбалась, показывая белые зубы, и приветливо махала рукой.
Комбайн остановился на углу нескошенного поля. Арсей подъехал на велосипеде, поздоровался с комбайнершей.
— Как вас зовут? — спросил он ее.
— Анна Бородина, — ответила девушка. — Зовите просто Аня.
— Скажите, Аня, вы закусить хотите?
— Спасибо. Мы дорогой завтракали.
— В таком случае, сейчас начнете?
— Сейчас же начнем, — ответила комбайнерша, понимая нетерпение людей. — Вот только покрывало сниму с хедера… И осмотрю… — Она остановилась, подняла на Арсея глаза. — А вы председатель?
— Председатель.
— А где же подводы для приема зерна?
— Подводы? — Арсей виновато рассмеялся. — А про подводы я и забыл. Сейчас будут.
Он подозвал Прохора Обухова и велел ему пригнать две бестарки. Подошел Денис, познакомился с водителем трактора и Аней Бородиной. Вместе они осмотрели комбайн, подкрутили ослабевшие за дорогу гайки, заправили трактор керосином. К этому времени Прохор и Дмитрий пригнали две подводы.
Комбайн пошел легко и уверенно, хедер смело врезался в пшеничную толщу. Сверкая на солнце, полилось в бункер упругое зерно.
— Теперь пош-ш-шел! — крикнул кто-то и тотчас со всех сторон раздалось радостное: — Пош-ш-шел!.. Пош-ш-шел!.. Пош-ш-шел!
Арсей шел за комбайном. Сердце его часто билось. Но он сдерживал радость, зная ее дурманящую силу, успокаивал себя. Еще не все сделано, еще не окончена борьба за урожай. Надо будет формировать транспортный обоз для вывозки хлеба на элеватор. А это значит оторвать лошадей от подвозки снопов. Да и людей на транспорт придется выделять. А где они, люди? Так одна забота сменялась другой, и казалось, нет
