Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

здравием. В «Lancet» помещаются статьи, в которых доказывается, что медицинских чиновников, содержимых за счет сбора для бедных, необходимо поставить в независимое положение от управления, заведующего этим сбором; их следует определить пожизненно и ставить в зависимость только от центрального управления, назначив большие жалования из консолидированного фонда. «Журнал общественного здравия» предлагает, чтобы «каждый дом при выезде из него обитателей осматривался сведущими людьми, которые обязаны определить, могут ли безопасно жить в нем будущие жильцы». С этой целью нужно с владельцев земли собирать пошлины, которые и употребить на «содержание инспекторов с ежегодной платой по четыре или по пяти сот фунтов каждому». Неспециальное издание, вторя этой статье, говорит: «Ни один благоразумный человек не может сомневаться в том, что если бы домовладельцам предписана была надлежащая система вентиляции, то этим был бы положен предел не только для холеры, но и для других эпидемических болезней, и общий уровень народного здравия значительно бы возвысился». «Medical Times» обнаруживает перед нами свои симпатии, заявляя с явной похвалой, что турецкое правительство недавно опубликовало указ, которым назначались медики с жалованием от государства, обязанные безвозмездно лечить всех – и бедных, и богатых, и давать советы каждому, кто к ним обратится.

Во всех приведенных выписках с большей или меньшей ясностью, но несомненно высказывается желание, чтобы организован был класс людей, содержимых за счет государственных сборов, которому вверено было бы попечение о телесном здравии жителей точно так же, как духовенству вверено здравие духовное. Известно, как вырастают учреждения: их совершенно невинное с виду детство приводит мало-помалу к грозной зрелости, являются права на доходы, политическое влияние, сильный инстинкт самосохранения. Тот, кто знаком с этим ходом дела, поймет, что зародыш, который мы видим в настоящем случае, при благоприятных обстоятельствах может очень легко разрастись до подобной организации. Немудрено убедиться, что в подобных благоприятных обстоятельствах недостатка не будет; по большей части предложения об учреждении должностей инспекторов для наблюдения за общественным здравием, публичных хирургов и пр. истекают из среды медиков, слишком многочисленных для обеспечения своего существования; такая многочисленность будет встречаться постоянно, так как медиков всегда будет слишком много, то они постараются размножить число созданных ими должностей, и это размножение станет совершаться тем же самым путем, как чрезмерно многочисленное духовенство размножает церкви. Мало этого, следует предполагать, что распространение просвещения неизбежно должно производить свое давление на рынок, где конкурируют между собой интеллектуальные работники, и что такое давление будет постоянно усиливаться; с тем вместе постоянно будут усиливаться стимулы, побуждающие к учреждению новых мест; в то же время все те, которые чувствуют потребность в «благородных» занятиях для своих сыновей, будут поддерживать эту мануфактуру должностей – из всего этого выйдет постоянно возрастающая опасность от развития медицинских учреждений.

§ 4. Самое благовидное основание, по которому не считают возможным распространить принципы свободы промышленности на медицинскую помощь, заключается в том же, что приводится для оправдания вмешательства в дело воспитания: суждение потребителя считается тут недостаточной гарантией достоинства товара. Нетерпимость, которую правоверные хирурги и медики обнаруживают по отношению к самозваным последователям их ремесла, объясняется желанием защитить общество против шарлатанства. «Невежественный народ, – говорят они, – не может отличить дурного лечения от хорошего, знающих свое дело советников от незнающих, следовательно, необходимо, чтобы кто-нибудь выбирал вместо него». Затем они идут по стопам духовенства, которое постоянно оправдывало свои преследования подобными же основаниями; они агитируют в пользу сильных мер против практиков без дипломов и распространяются об опасностях, которым подвергаются люди при отсутствии стеснений. Послушайте Уэклея. По случаю недавно возобновленного закона, относящегося до аптекарей и продавцов лекарств, он говорит: «Закон этот должен в значительной степени ограничить ужасное зло, называемое контрпрактикой. Медицинская практика людей, не обладающих надлежащими знаниями, уже с давних пор составляла позор для медицинских законов нашей страны и, безо всякого сомнения, сопровождалась страшным количеством жертв, поплатившихся жизнью» («Lancet». 11 сентября 1841 г.). Далее говорится: «Нет ни одного аптекаря, который бы отказался предписывать больным лекарство в своей собственной аптеке или затруднился ежедневно прописывать простые средства для больных младенцев и детей… Мы уже говорили выше об огромных размерах этого зла, однако же совершенно ясно, что мы еще слишком низко оценили опасность, которой подвергается общество» («Lancet». 16 октября 1841 г.).

В этих забавных преувеличениях всякому нетрудно узнать речь пристрастия, а не филантропии. Однако же допустим все это. Мы не будем останавливаться на интересном вопросе, каким образом могло случиться такое странное явление, что народ не обратил никакого внимания на «ужасное зло», сопровождавшееся страшным «количеством жертв, поплатившихся жизнью», не станем говорить и о том, почему здесь ни одним словом не упоминаются благодеяния, оказываемые «контрпрактикой», а благодеяния эти все-таки должны в значительной степени вознаграждать за «зло огромного объема»; мы согласимся, что много бедных людей страдает от предписаний аптекарей и шарлатанов. Допустим в целях нашей аргументации, что все сказанное выше справедливо, и посмотрим, можно ли найти в этом достаточное основание для законного вмешательства.

Невежество и недостаточное суждение сопровождаются неудобствами, страданиями и смертью – вот наказания, которые предназначены для них природой; тут же заключаются и средства для их исправления. Человек, полагающий, что он может исправить дело, отделив невежество от наказаний, которыми это последнее сопровождается, изъявляет претензию более чем на божественную мудрость и хочет благостью превзойти божество. Суровым может показаться ход вещей, который с неизменной твердостью наказывает на нарушение закона; жестоким кажется порядок, где поскользнувшаяся нога наказывается переломом, где за неосторожным поглощением вредного растения следует продолжительная агония, где эпидемии от времени до времени уносят десятки тысяч болезненных жизней; но мы можем быть уверены, что жестокость тут лишь кажущаяся, а не действительная. Уничтожая наименее развитых и подчиняя остающихся вечно действующей дисциплине, природа обеспечивает развитие расы, способной понимать условия существования и сообразоваться с ними. Коль скоро мы в какой-либо степени ослабим эту дисциплину и станем между невежеством и его последствиями, то мы в том же размере ослабим и прогресс. Если бы невежество доставляло нам столько же безопасности, сколько и мудрость, то никто бы не сделался мудрым. Всякая мера, которая стремится поставить невежество на одну ногу с мудростью, неизбежно ограничивает рост этой последней. Именно таким образом действуют акты парламента, которые стараются спасти ограниченных людей от зол, причиняемых им верой в эмпириков, и поэтому они вредны. По-видимому, предоставлять ограниченного человека на произвол страданиям, сопряженным с его ограниченностью, безжалостно, а между тем это лучшее, что можно сделать. Глупец должен перенести страдание как умеет; он должен сохранить урок, данный ему опытом, и действовать на будущее время рациональнее. Случившееся