Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ишмерай молилась каждый день и каждую ночь об Атии, своих родных, Александре и ушедшем Марке.
«Верни мне их! Господи, верни мне их всех!» — по несколько раз на дню молила Ишмерай, но об одном знала точно: Марк ушёл в небытие, как и вся её прошлая жизнь. Безвозвратно. Если погибнет и Александр, что ей останется?..
Как только Ишмерай получила от него второе письмо, переданное мальчиком по имени Л̀отарь, осведомившимся, когда ему вернуться за ответом, девушка написала ответ в этот же день, но спустя не один час. Она писала взахлеб, писала навзрыд так много, как только могла, как просил он. Описала едва ли не каждую мелочь прожитых без него дней, писала о том, какие книги читала в библиотеке Адлара Бернхарда, писала, как красив Аннаб. И не одну страницу посвятила своим воспоминаниям об Архее. Она никогда не была в его родном Полнхольде и просила его описать этот край. Ишмерай всё ещё не слишком хорошо знала шифр отца, поэтому описания её получались кривоватыми, но она старалась выжать из себя всё — лишь бы только ему было нескучно читать её описания, рассуждения и мольбы, беречь себя и вернуться в Аннаб поскорее. Ее письма сияли нежностью и тоской по нему, каждое обращение её к нему было ласковым, каждый значок шифра — аккуратным, каждое предложение — красочным.
Имя Александра в шифре герцога состояло из значков «золото», «защитник», «воин». Но девушка решила писать его имя по-своему:
«Защитник изумрудноокого солнца…» — вывела она отцовскими письменами.
— Я даю тебе такое имя, — с улыбкой прошептала девушка, перечитала письмо и запечатала его.
Первое письмо, присланное Александром, не отправилось в огонь, как настоятельно советовал ей он. Ишмерай сохранила его и спустя несколько первых часов знала наизусть.
— Не грусти, он напишет тебе, — заявил однажды господин Вайнхольд, прохаживаясь вместе с ней по саду.
Сердце Ишмерай дрогнуло, и девушка кинула на него безумный взгляд. Неужто ее тоска по Александру и безумный за него страх так бросаются в глаза? Она никогда ни с кем не говорила о нём, никогда не рассказывала о своих страхах. Быть может, она говорит во сне?
— К-кто не напишет? — испуганно выдохнула Альжбета.
— Не красней, негодница! — пожурил её господин Вайнхольд. — Не об Адларе Бернхарде ли ты так печально и нежно пела? Я видел, как прощались вы в нашем саду, как он глядел на тебя, как ты глядела на него.
Альжбета густо покраснела и потупила взор. Сердце её размякло от облегчения. Пусть думают, что хотят. И если эта ложь затуманит их глаза, так будет только легче для нее и Александра.
— Ты ждёшь Адлара. Это видно.
— Я жду всех. Я хочу, чтобы с войны вернулся не только он.
— Но возвращение Адлара сделает тебя чуточку счастливее.
— Прошу вас, не смущайте меня, господин Вайнхольд! — подыграла Альжбета. — Я боюсь за господина Бернхарда, но боюсь и за всех остальных.
Господин Вайнхольд хитро ей улыбнулся, будто говоря: «Нет, Альжбета, меня ты не обманешь!» и более не заводил разговоров о Бернхарде.
С юга Телросу обнимали сияющие зелёные холмы, а за ними дымящимися волнами застыли темно-синие горы с белоснежными прожилками, похожими на молнии. Помимо холмов окрестности города окружали густые леса, но не такие страшные, как в Аваларе. То были сказочные леса, где жили легенды, где, быть может, феи из старых сказок сидели на ветвях и пели неслыханные по красоте песни, где деревья шептались друг с другом под луной, где лес жил полной жизнью и не замкнулся в вечном недоверчивом молчании.
Особенно полюбились ей прогулки в лес. Стараясь не думать о предостережениях Александра, о тех страшных людях, которые, по его словам, следили за ней, Ишмерай шла по тропам в полном одиночестве, высоко подняв голову, улыбаясь. Она доверяла Телросе больше, чем Аннабу. Когда она вернётся в этот огромный и душный город, тогда она и будет бояться своей тени. Но не здесь, не в этой зеленой горной колыбели.
Часто с ней гуляли Мэйда, Грета и Лейлин. Если бы не последняя, Альжбета бы замкнулась в своей тоске. Девочки же хихикали, плели венки и дарили их учительнице. Они вплетали в её отросшие волосы цветы, целовали её в щеки и вели себя с ней, как со старшей сестрою. Эрих, молчаливый и задумчивый, брел неподалеку, должно быть, считая общество сестры, кузины и учительницы весьма скучным времяпрепровождением. И часто во время этих прогулок Альжбета пела. Пела, когда была одна, пела, когда её сопровождали девочки и Лейлин. И никто никогда не перебивал её красивых чарующих песен. Все слушали её, затаив дыхание.
Шёпот пришёл к ней на второй неделе пребывания в Телросе. Это была мольба, тяжёлая, мольба умирающего, опускавшаяся на душу болью.
«Солнце и луна … — шептал голос. — Союз самый сильный. Самый яркий свет льда и огня. И нет силы, способной противостоять ему, нет силы, равной ей… Луна стережёт небо ночью, а солнце — днём. Луна рождает зарю, солнце — рассвет. Луна и солнце правят землею, согревают и охлаждают. Нет союза сильнее, и каждый враг, задумавший разорвать его, обломит злость свою о его стены… Легенда станет явью, как только ты найдёшь меня, Дитя Солнца. Все дороги твои ведут ко мне…»
И вместе с шепотом к Ишмерай пришли чудесные сны.
Она снова видела Атию, солнечную, прекрасную, с красивыми садами, извилистыми тропами, уводящими ввысь могучих гор, которых не было даже в Телросе. Ишмерай шла в своём простом аннабском платье по широкой аллее, с обеих сторон огороженной высоким строем тополей, а в конце аллеи расположился чудесный парк и самый красивый, самый родной дом с остроконечными башенками, со множеством больших окон и несколькими полукруглыми балкончиками с лепниной. Она видела широкую белокаменную парадную лестницу, а по ней изящными шажками спускалась Атанаис. За ней, держа её за руку, шёл Акил. Обогнав их, вниз к дороге мчался Гаспар, выросший и возмужавший. Герцогиня Атии, Акме Алистер, стояла на верху, но, увидев дочь, тоже начала спускаться. Герцог Атии держал её за руку. Спустя
