Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Российское право и особые правила

Бибиков, занявшийся после Лашкарева этим вопросом, смог добиться гораздо большего. Выше уже говорилось о его мерах по крестьянскому вопросу, а также об эффективности проводимой им ревизии титулов. С той же энергией неутомимый и вездесущий генерал-губернатор взялся за дело ослабления роли дворянских собраний.

Спустя несколько месяцев после отклонения просьбы Лашкарева Бибиков послал уже упоминавшуюся тайную записку (февраль 1839 г.) с тем же требованием и получил согласие. Принятию этого решения способствовал, конечно, страх перед «заговором» Ш. Конарского. Члены Комитета позволили себя убедить в том, что отныне генерал-губернатор и гражданские губернаторы должны с помощью всевозможных льгот привлекать русских на службу в административные органы. Комитет добавлял, что на должности можно было принимать как уроженцев губернии (речь шла о малороссах, но среди каких социальных слоев их следовало искать? Вероятно, этим предложением смогли воспользоваться дети священнослужителей), так и великороссов, «не давая одним перед другими видимого и оскорбительного предпочтения». В этих губерниях, в виде исключения, разрешалось продвижение по службе даже с правом перехода в высшие, чем разрешалось по должности, ранги. Губернаторам была выделена особая сумма в 50 тыс. рублей серебром (утвержденная царем 8 мая 1839 г.) для выдачи дополнительных вознаграждений, отчет по выплатам должен был быть направлен в Министерство внутренних дел. Стоит задуматься над сутью этих вознаграждений, предназначенных, скорее всего, для нужд тайной полиции, агентами которой кишмя кишел весь край. В записке Бибиков выражал сожаление в связи со слабостью полиции и низкими вознаграждениями, не способствующими привлечению кадров в столь беспокойный край. Он писал, что нужна активная и верная полиция, поскольку, не располагая достаточными средствами, губернские власти не могут уследить за всем, что происходит. Он подчеркивал, что необходимо, чтобы российские чиновники высокого ранга, преодолев предубеждение против этих «польских губерний», соглашались на службу на более длительный срок, поскольку поляки используют существующее положение дел, распространяя идеи о том, «что у нас нет ничего постоянного»652.

Царским властям не пришлось долго ждать результатов вводимых льгот. Именно русский, хорошо осведомленный о переменах в этом регионе, писал: «В результате этого обращения произошло следующее: губернии заполонила волна чиновничьего отребья и всякого рода сброда, в первую очередь отставных и умиравших с голоду военных, которые как шакалы вынюхивали добычу»653.

Комитет западных губерний не согласился с Бибиковым лишь по одному пункту. Впрочем, Бибиков никого не торопил. Он подавал идеи и знал, что Николай I признает их правильность. В данном случае дело было серьезным, и требовалось время, чтобы генерал-губернатор смог подготовить почву для позитивного решения. Речь шла о полной реформе права в этих губерниях, где в юридической и судебной практике широко использовалось давнее право Речи Посполитой, в частности Третий Литовский статут 1588 года. В связи с этой реформой Бибиков мечтал свести на нет шляхетский суд, основанный на принципах выборности, но именно в этом он не получил поддержки Комитета. В связи с этим он подготовил по каждому уезду доказательства имевших место злоупотреблений, чтобы заменить поляков назначенными из центра судьями, поскольку, как он писал, «при нынешнем напряжении умов в западном крае [эта служба] чрезвычайно важна, потому что нижняя степень судебной расправы дает направление делам и упущения трудно уже исправить при ревизии»654.

Атмосфера 1839 – 1840 гг. была чрезвычайно тяжелой. К представителям дворянских собраний, невзирая на привилегии, относились с таким же подозрением, как и к помещикам, лишенным права голоса. Некоторые, пользуясь тем, что их должность соответствовала уровню государственного чиновника в Российской империи, пытались устроиться в Царстве Польском, где, несмотря на примерно те же, что и в самой империи, законы, поляки чувствовали себя гораздо лучше. Однако в 1840 г. И.Ф. Паскевич, наместник Царства Польского, проинформировал Бибикова о введении запрета на такие переводы – если им захотелось смены пейзажа, то пусть едут служить во внутренние губернии империи!655 По этой логике, следовало исключить внешние контакты, чтобы превратить выборную шляхту в послушных слуг царской власти. Под пристальным контролем находилась и переписка – было замечено, что сторонники Ш. Конарского поддерживают связи за границей, в том числе с поляками в Париже. В связи с этим 31 октября 1833 г. была запрещена переписка с политическими эмигрантами. Цензура и жандармы А.Х. Бенкендорфа продолжили слежку. В этой связи последний докладывал Комитету западных губерний, что предводитель дворянства Ольгопольского уезда Пролевич получил в октябре 1837 г. два письма от эмигранта Мошинского; в октябре 1838 г. от того же Мошинского получил два письма В. Карвицкий из Подольской губернии, а также княгиня Четвертинская, дочь эмигранта Нарциза Олизара. В связи с этим жандармов призвали усилить бдительность при перлюстрации заграничной корреспонденции656.

С целью поддержания атмосферы страха царские гражданские власти постоянно вмешивались в деятельность дворянских собраний. Их задача состояла в том, чтобы каждый избранный шляхтич осознал, что является всего лишь винтиком большой административной машины и что воспоминания о былой шляхетской автономии – это дела прошедших лет. 10 июля 1839 г. Бибиков разослал предводителям трех губерний предостережения относительно тех, кто избран на дворянские должности и кто не исполняет своих обязанностей с надлежащим рвением, надолго покидая место службы и т.п. В ответ все три предводителя покорно доложили, что обратились к своим товарищам с просьбой исполнять возложенные на них обязанности и соответствовать отданным за них голосам избирателей657. Однако подобная манера властей напоминать польской шляхте о ее обязанностях задевала ее чувство гордости, чего, впрочем, она и не скрывала. Когда гражданские власти позволили себе отозвать Кшижановского, избранного на дворянском собрании Киевской губернии, его товарищи отказались собраться вновь для избрания его преемника. Х. Тышкевич вынудил участников дворянского собрания подписать бумаги о его созыве 3 августа 1839 г. И хотя их подписало 30 человек, никто из них не явился на заседание. Он вновь назначил открытие заседания на 21 августа. Результат был тем же. Очередной датой стало 20 октября. Гражданский губернатор был в гневе. Однако и в этот раз никто не появился, следующее собрание было назначено на 11 декабря658.

Однако все эти игры не могли спасти польскую выборную шляхту от положения, при котором она окончательно потеряла лицо. Бибиков дорабатывал правовую реформу в присоединенных губерниях.

16 августа 1832 г. Левашов сообщил нижестоящим инстанциям, что «решения по делам уголовным и следственным в возвращенных от Польши губерниях» могут основываться «на Литовском Статуте и польских конституциях в тех только случаях, где российские узаконения окажутся действительно, недостаточными к разрешению представившегося обстоятельства»659. Но уже в 1839 г. такая правовая аномалия представлялась властям нетерпимой. Как всегда в сложных случаях, Николай I обязал Комитет западных губерний рассмотреть две «анонимных записки» с требованием унификации права в Российской империи. В них указывалось, что Литовский статут в особенности вреден, поскольку до этого времени продолжал действовать на Левобережной Украине, хотя эти земли, называемые Малороссией, не были польскими с 1686 г.660

В ожидании окончательного решения о проведении реформы Бибиков нанес два ощутимых удара – 9 декабря 1839 г. и в апреле 1840 г. Сначала он склонил Комитет западных губерний к решению о том, «чтобы в стряпчие и секретари уездных судов определяемы были преимущественно уроженцы Великороссийских губерний».

Что касалось должности судьи, то члены Комитета, хотя и со многими оговорками, согласились на назначение русских, понимая, какой тем самым удар нанесут полякам. Они отметили, что необходимо разрешить генерал-губернаторам «в виде исключения из общего постановления, в тех случаях без сомнения весьма редких, когда по особенно уважительным причинам, все кандидаты в должности судей или заседателей уездных судов будут ими признаны явно неблагонадежными, к занятию таковых должностей представить других дворян или чиновников от Короны».

Какое дело было Бибикову до угрызений Петербурга? Он дождался своего документа и начал действовать. На заседаниях Комитета 3, 20 и 23 апреля 1840 г. он добился решения, согласно которому судьями в качестве эксперимента повсюду начиная с ближайших выборов 1841 г. должны были назначаться русские661.