Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Некоторые представители польского дворянства, смирившиеся с существовавшим положением дел, отказавшиеся от идеи восстановления национальной автономии, были готовы признать, что правовая реформа была необходимой и логичной мерой в государстве, заботящемся о нормальной работе институтов власти. Естественно, Тадеуша Бобровского возмущало то, что Бибиков, далекий от желания придерживаться рекомендаций из Петербурга о сохранении осторожности, вынудил председателей судов в Волынской и Киевской губерниях Малаховского и Трипольского подать в отставку и заменил их русскими чиновниками. Он с горечью указывал, что подобным образом до 1852 г. была заменена половина польских судей. Однако он признавал, что введение российского законодательства положило конец мании межевых споров, наследственных тяжб и т.п., являвшихся бичом старой системы. Превратившись в государственных чиновников, судьи перестали быть финансово зависимыми от дворянских собраний. В свою очередь, помещики, как подчеркивает Бобровский, испытывавшие отвращение к проведению подобной русификации правосудия, старались не затевать склок между собой, находя альтернативные средства к примирению, дающие возможность решать дела между собой, избегая многих правонарушений674. В итоге представители польского дворянства, по доброй ли воле или под нажимом, достигли такого уровня сотрудничества, что даже сам Бибиков был вынужден признать возможность ослабления оказываемого на них давления. Власти заметили, что внезапное уменьшение количества голосовавших привело к тому, что их число примерно сравнялось с числом избираемых. Таким образом, закон от 12 октября 1835 г., требовавший долголетнего стажа службы для получения права быть избранным, стал обузой. В начале 1845 г. генерал-губернатор в конфиденциальной форме сообщил министру внутренних дел, что дворянские выборы в Подольской губернии в 1844 г. прошли спокойно – по его мнению, «сие следует отнести к Подольскому дворянству, желающему, по-видимому, чтобы прежние его проступки были Правительством забыты». Он просил царя проявить милосердие, отменив все ограничения на избрание кандидатов, как это было уже сделано в Киевской губернии675. Он не стал добавлять, что сложнее всего было найти польских дворян, желавших служить на благо империи. Впрочем, в скором времени эта проблема встанет во весь рост, вызвав новую волну принудительных мер, о чем еще пойдет речь в следующей главе.

Пока же 21 октября 1847 г. в ответ на просьбу Бибикова министр внутренних дел снял ограничения на избрание кандидатов в Волынской губернии, наложенные распоряжением от 12 октября 1835 г. Необходимо отметить, что для этого волынскому дворянству пришлось пойти на верноподданнический шаг, а именно внести 20 тыс. рублей серебром в пользу кадетского корпуса в Киеве; сами же выборы прошли в идеально спокойной обстановке676.

Так прирученная и укрощенная выборная шляхта склонялась все ниже и ниже перед своим господином. В 1848 г., когда нарастали волнения по селам, когда в политическом сознании, особенно в Восточной Галиции, зарождаются идеи украинской нации, а в Европе обостряется революционная ситуация, дворянское собрание Балтского уезда Подольской губернии шлет царю верноподданнический адрес, украшенный более чем сотней подписей677. Эта небольшая группа шляхты, занятая лишь сохранением видимости своей фиктивной власти, была не настолько весома, чтобы заслужить особого внимания со стороны Петербурга. Скорее интерес у столицы вызывали десятки тысяч поляков, которым изначально были чужды эти пустые хлопоты и которые действительно были оплотом сохранения польской идентичности.

После выборов 1850 г. в Волынской губернии гражданский губернатор вновь отказался утвердить нескольких избранных чиновников, а Николай I, в свою очередь, отказал в должности губернского предводителя двум кандидатам. Как всегда после выборов, причины отказа были покрыты тайной. В этот раз, хотя была утверждена кандидатура Ледуховского из Дубна, вскоре он был освобожден от этой должности и выслан за пределы губернии. Несмотря на постоянные притеснения со стороны властей, все еще оставались самонадеянные чудаки, упрямо добивавшиеся права на участие в выборах. В Волынской губернии бывший инспектор таможни Узембло, которому предводитель дворянства отказал в праве голоса, публично протестовал несколько дней до тех пор, пока его не вызвали в суд. Ничто, даже крайнее унижение, не может сдержать человеческое тщеславие678.

Унижение и рабское повиновение достигают апогея в период Крымской войны и в момент смерти Николая I. Новому генерал-губернатору князю И.И. Васильчикову пришлось пожинать плоды пятнадцатилетней муштры Бибикова, назначенного в 1852 г. министром внутренних дел. В Киевской губернии завершилась длительная карьера Х. Тышкевича, однако его преемник Леонард Мадейский не уступал ему в покорности властям. 31 декабря 1854 г. Васильчиков обратился к нему как к старательному помощнику с поручением объяснить своим собратьям, уездным предводителям, суть военного положения, вводимого в трех губерниях. Мадейскому приходилось каждые две недели отчитываться о результатах введения этого указа в уездах, что означало сотрудничество с полицией всех представителей шляхты. Васильчиков объяснял, что военное положение – это ситуация, когда для поддержания порядка используются особые меры. Они распространяются на всех граждан, которые должны их соблюдать – в частности, не оказывать помощи подозрительным лицам и бездомным и немедленно сообщать полиции обо всем вызывающем подозрение. Жители были в первую очередь обязаны способствовать передвижению и содержанию войск, находящихся на территории губернии. В этом генерал-губернатор полагался на помощь предводителей дворянства, на которых возлагалась вся ответственность. Он также напоминал им, что они возглавляют первое сословие в империи, а потому должны служить примером остальным, т.е. не только исполнять приказы, но всячески сотрудничать; сдерживая запал некоторых экзальтированных лиц, он напоминал о данной царю присяге на верность и указывал на их обязанность информировать власти о тех, кто своим поведением бросает тень на дворянскую честь679.

Ответы уездных предводителей превзошли ожидания генерал-губернатора настолько, что он 1 февраля 1855 г. отправил многословную благодарность предводителю Киевской губернии. Ликующий Мадейский сразу же разослал по уездам копию этого послания, «в котором Его Сиятельство изволил выразить душевную свою признательность и истинное уважение к дворянству за готовность его содействовать пользам Государства».

В основной части этого длинного лирического письма Васильчикова шла речь о том, насколько он был тронут получить от ряда предводителей (наверняка не только от русских!) заверения в верности и готовности служить. Эти заверения убедили его в том, что дворяне Киевской губернии станут примером для других. Нельзя не заметить в письме приятное удивление человека, который все-таки сомневался в подобной реакции польского дворянства: «С истинным удовольствием читал я эти отзывы, и отрадно мне было слышать от Господ предводителей благородного дворянского сословия новые удостоверения в чувствах преданности его Государю, в его сочувствии общим стремлениям, одушевляющим ныне все сословия…»

Васильчиков не мог не процитировать один из адресов, в котором говорилось, «что дворянство почитает для себя за счастье выказать усердие в исполнении всего, что признано будет необходимым для исполнения великих предначертаний Монарха для защиты Государства, и помощи храбрым его защитникам…». В письмах говорилось, что «члены многих дворянских семейств здешнего края находятся в рядах наших храбрых войск, призванных на святое дело защиты Государства». Однако наибольшее впечатление на него произвело согласие тесно сотрудничать с полицией, а именно «содействовать в круге деятельности каждого из них видам местного главного управления в охранении спокойствия и порядка в Крае». В заключение Васильчиков заверял в своем «истинном уважении к дворянству» и обещал «свидетельствовать пред Всемилостивейшим Государем Нашим о верноподданнической преданности дворянства, об усердии его и достойных его представителях…»680.

К огромному облегчению всей Европы, самый «милостивый монарх» скоропостижно скончался 18 февраля 1855 г. Ему на смену пришел Александр II, о чем уездные предводители дворянства узнали 2 марта 1855 г. Это стало благоприятным поводом для заявления о том, насколько привязана к правящему дому «польская шляхта», небольшая группа представителей дворянских собраний, постоянно выступавшая от имени 70 тыс. признанных шляхтичей.

18 марта Мадейский довел до сведения дворян своей губернии, что 7 марта он передал И.И. Васильчикову адрес на имя царя «с изъяснением искренних чувств верноподданнической преданности дворянства к августейшему Престолу… чувства безграничной преданности киевского дворянства престолу и отечеству и полной готовности жертвовать всем по указанию Государя, совершенно согласуясь с высокоблагородными чувствами, одушевляющими всю империю…». Это льстивое письмо за подписью четырнадцати человек оканчивалось просьбой об аудиенции, в которой Александр II, поблагодарив за адрес, отказал: «Его Величество изволил отозваться, что на принятие их не имеет времени…»681